Дамам на все наплевать - Чейни Питер. Страница 33

Она опять улыбнулась.

— Ну, Лемми, твой час пробил! Сейчас я убью тебя и постараюсь сделать так, чтобы тебе было не очень больно. Как ты хочешь получить свое, стоя или сидя?

— Одну минутку, Полетта, — сказал я. — Прежде чем ты выстрелишь, я хочу тебя кое о чем спросить.

— Хорошо, Лемми. Слушаю тебя. Говори, что ты хочешь, только поторапливайся.

Мозг мой лихорадочно работал. Вы, вероятно, помните, что прошлым вечером Полетта положила мне руки на плечи, а когда она их отняла, ее руки скользнули по моему телу. При этом она нащупала мой револьвер в левой плечевой кобуре. О'кей! Может, она думает, что он все еще там? Ей ведь неизвестно, что, когда я отобрал его обратно у мексиканца, я положил его в правый карман пиджака,

Я встал, свободно опустив руки.

— Так, так, Полетта, — сказал я. — Если уж мне суждено быть убитым, пожалуй, лучше принять от тебя пулю стоя. Конечно, может быть, ты и без особого энтузиазма выполнишь мои желания, но тем не менее у меня есть к тебе две просьбы. Первая: я думаю, ты разрешишь мне перед тем, как отправиться к праотцам, выпить еще один стаканчик твоего замечательного виски. И вторая: я хочу попросить тебя отослать мою федеральную бляху одной женщине в Оклахому. Я дам тебе ее адрес. Сразу можешь не посылать. Сделаешь это примерно через годик, когда все поуляжется. Но, во всяком случае, мне бы очень хотелось, чтобы она получила ее на память обо мне.

Она громко рассмеялась.

— Смотри-ка, железный, несгибаемый храбрец, а расчувствовался из-за какой-то женщины!

Я пожал плечами.

— Да уж ничего не поделаешь, — сказал я. — Так уж получилось, не смейся над моей просьбой.

Я повернулся, подошел к буфету, налил себе стакан виски и выпил. Потом поставил стакан обратно на стойку и повернулся к ней.

— О'кей, Полетта, — продолжал я. — Вот моя бляха. Я положу ее на стол.

Я опустил руку в правый карман и, не вынимая револьвера, выстрелил прямо в электрическую лампочку. Я моментально бросился на колени. Одновременно раздались три выстрела из револьвера Полетты. Я сделал резкий рывок вперед, как бегун на короткие дистанции перед финишной лентой, и изо всей силы ударил ее головой прямо в живот. Она грохнулась затылком на пол.

Я подошел к ней и особым приемом заставил ее разжать пальцы и выпустить из рук револьвер.

— О'кей, беби! — сказал я.

— Будь ты проклят, Лемми, — простонала она. — Какая же я дура! Дала тебе возможность улизнуть из-под дула моего револьвера!

— Да еще какая! — согласился я. — Слушай, Полетта, а почему ты не выстрелила в меня, когда я пил виски? Не понимаю. Ведь был исключительно удобный случай. Да, собственно, я еще ни разу в жизни не встречал женщину, которая умела бы по-настоящему обращаться с огнестрельным оружием.

Она молчала, только тяжело дышала. Я бросил ее револьвер через перила веранды и, все еще держа ее за руку, подошел к выключателю и зажег стенное бра. Я взглянул на нее. Она, несмотря на боль, все еще улыбалась, только теперь характер ее улыбки несколько изменился.

— Ну, леди, теперь поехали куда следует, — сказал я ей. — Ты, конечно, разыграла свои карты как только могла, но… ничего у тебя не получилось. А знаешь, я все больше удивляюсь, почему ты не убила меня, когда я пил, стоя у буфета. Подумай только, я бы сейчас лежал тихо и спокойно, остывающим трупом. А потом ты по— звала бы своего дружка Луиса, и вы закопали бы меня где-нибудь, и никто никогда не узнал бы, куда девался страшный серый волк Лемми, который пытался съесть маленькую очаровательную овечку Полетту. Да-а, плохи твои дела, беби, здорово ты промахнулась.

— Может быть, — сказала она. — Но я хотела бы знать, какое обвинение ты можешь предъявить мне? Ты говоришь, что ты федеральный агент, но я не видела никаких доказательств этому. Я не видела твоей федеральной бляхи. Я застала тебя ночью в своем собственном доме. Совершенно естественно, что я хотела выстрелить в тебя. Здесь ведь не Штаты, а Мексика.

— Что ж, может быть, тебе и удалось бы вывернуться с таким объяснением. Только ведь я не собираюсь предъявить тебе обвинение в том, что ты намеревалась убить меня. Я принял решение арестовать тебя по обвинению в убийстве, но в другом.

Она рухнула на стул и начала рыдать. Халатик се распахнулся, и моему взору предстали во всей красе ее очаровательные ножки. А ножки, что и говорить, роскошные. Приятно на них посмотреть. Я молчу, просто жду, что она еще выкинет.

Наконец, она перестала плакать и взглянула на меня. До чего же она хороша, бестия! Сквозь две огромные слезинки, повисшие на ресницах, она пыталась улыбнуться мне. Можете мне поверить, талантливая актриса эта Полетта. Заведи я свой драматический театр, я непременно взял бы ее, и только на главные роли.

— Дай мне выпить, Лемми, — сказала она.

Я налил ей покрепче, именно это ей сейчас требовалось. А дальше ей потребуются напитки еще покрепче, если учесть, что я с ней собираюсь сделать. Я подал ей виски и смотрел, как она пила.

— Я знаю, что была беспросветной дурой, Лемми, — сказала она, скромно опустив глаза. — Но постарайся понять меня. Я ведь уже говорила тебе, что я чувствовала в отношении Руди. Я была перед ним виновата, мне хотелось хоть напоследок загладить свою вину. Вот почему мне не хотелось, чтобы ты туда поехал. Я знала, что ты заведешь разговор, который может взволновать Руди, напомнить ему о вещах, о которых не следует ему напоминать: о моей связи, с Грэнвортом Эймсом. Я не хотела его огорчать лишний раз перед смертью и поэтому позвонила Даредо. Я попросила его организовать дело так, чтобы ты не попал к Руди. Но я предупредила его, чтобы с тобой ничего не делали, просто задержали, и все…

По очаровательным ее щечкам побежали ручейки слез.

— Даю слово, я не хотела, чтобы с тобой что-нибудь приключилось, — продолжала она. — Конечно, ты мне не веришь, Лемми, но, хотя я знаю тебя всего несколько часов, я почувствовала, что ты именно тот мужчина, который может что-то значить в моей жизни. — Она окинула меня затуманенным взглядом. — Разве ты не видишь, Лемми… Разве ты не видишь… Я люблю тебя.

Я смотрел на эту женщину, широко открыв рот. Да, действительно, когда Всевышний отпускал ей нервы, там, в небесной канцелярии, что-то перепутали и вместо нервов дали ей буксирный канат. Подумайте только, эта женщина всего несколько минут тому назад чуть не застрелила меня из своей 38-калибровой пушки, а теперь заявляет, что она меня любит.

И самое забавное, что в этой бабенке что-то есть, что заставляет вас верить ей, хотя вам отлично известно, что она первоклассная врунья, предательница, сестра самого сатаны, которая не задумываясь сорвет золотую коронку с зубов любого спящего мужчины.

— Послушай, дорогуша, — ответил я ей. — Что касается меня, то мне очень жаль, что ты обнаружила свою любовь ко мне только после того, как проиграла в этой игре с револьвером. И, конечно, я вполне понимаю, почему ты не хотела, чтобы я поехал в Зони и задал Руди несколько лишних вопросов, а он узнал бы о том, что ты путаешься с Грэнвортом Эймсом. Ты ведь была у него на содержании и покрывала все мошеннические проделки, разорившие Руди, а теперь путаешься с Луисом.

Ты думаешь, что я не понимаю, почему ты вдруг начала играть роль любящей жены? Потому что после смерти Руди ты хотела забрать все оставшиеся деньги. Ты боялась, что он разозлится на тебя за связь с Грэнвортом и Луисом и оставит наследство кому-нибудь другому. Воображаю, как бы ты рассвирепела, если бы Руди оставил деньги не тебе, а кому-нибудь другому. А? Нет, это действительно было бы здорово, если бы после того, как ты заставила Грэнворта Эймса вернуть украденные им у Руди деньги, Руди после своей смерти завещал все деньги в. пользу какого-нибудь вивария для гремучих змей, страдающих чесоткой. Пожалуй, это даже для тебя было бы уж слишком? А?

Поэтому ты решила разыграть перед Руди роль раскаявшейся женушки, единственным желанием которой было получить прощение у своего больного мужа. Чтобы этот дурачок простил тебя и можно было бы начать все сначала. Ты еще при живом муже закрутила любовь с этим паршивцем Луисом Даредо.