Гайдар - Камов Борис Николаевич. Страница 86
Кончилась весна - и жизнь подсказала…
В полдень 23 июня раздался звонок со студии, что есть указание «создать условия» ему и Кулешову и немедленно отправить в Болшево.
- Зачем?!
- Делать вторую серию «Тимура и его команды» с учетом нынешних обстоятельств. Сценарий должен быть готов через пятнадцать дней.
- А как же «Комендант»?
- Пока подождет.
Утром 24- го на той же «эмке» снова втроем ехали в Болшево. Шел еще только третий день войны, а в Доме творчества, всегда переполненном, было пусто.
Вскоре начались тревоги. Трудно было разобрать, настоящие или учебные. В подвале кинотеатра оборудовали бомбоубежище. Как только завывали сирены, няньки соседнего детского сада вели строем в убежище малышей. Примерно каждая пятая пара несла с собой эмалированный ночной горшочек. Эту деталь потом вставил и в сценарий «Клятва Тимура».
…Не случись так внезапно давно ожидаемая война, о я бы все равно этот сценарий написал.
После выхода «Тимура» - фильма и книги - возникли тысячи команд. Но когда мальчишки хотели быть Тимурами, а девочки мечтали походить на Женю, когда взрослые с изумлением наблюдали, сколько полезного делают их дети, он думал о том, что движение тимуровцев - это хорошо. Через месяц-два команд возникнуть может еще больше, но все новое и увлекательное со временем становится привычным и даже скучным. Так может случиться и с игрой в Тимура, поэтому ребята должны понять: игра, которую он предложил, - не только игра, но и дело, которое не должно зависеть от настроения или от того, что кому-то просто надоело,…
Это была та мысль, которая легла в основу сценария.
Он писал в своей комнате до полудня. Затем обедали. Гуляли. Лев Владимирович брал у него утренние страницы и сразу делал по ним режиссерский план. Во время прогулок говорили все больше о сводках и о войне. Кулешов считал: «Это на три-четыре месяца». Он качал головой: «На несколько лет».
Сценарий «Клятва Тимура» был закончен в первую же декаду июля. Тут же утвержден, но возникло непредвиденное: ребята, которые снимались в «Тимуре», а теперь нужны были для «Клятвы», эвакуировались. Чтоб их вернуть, требовалось специальное разрешение. О н написал письмо военному коменданту города генерал-майору Ревякину:
«Уважаемый товарищ Ревякин!
Я - писатель - автор книг «Школа», «Военная тайна», «Тимур и его команда» и ряда других.
По повести и кинофильму «Тимур и его команда» возникло большое пионерское движение помощи семьям ушедших на фронт бойцов Красной Армии.
Десятки тысяч детей уже принимали в этом благородном деле самое горячее участие.
Сейчас мною закончен, и фабрика «Союздетфилъм» приступает к съемке второго оборонного фильма «Клятва Тимура». Это о том, что должны делать и чем могут помочь взрослым дети во время нынешней Отечественной войны.
Для этого нам необходимы четверо московских ребят, игравших в первой картине главные роли…
Они эвакуированы сейчас в Уфу. Прошу Вашего разрешения на их возвращение в Москву, так как без них эта оборонная кинокартина снята быть не может.
С товарищеским приветом:
Арк. Гайдар.
14 июля 1941 г.»
Но вернуть ребят не удалось. Будь то взрослые - другое дело. А насчет детей приказ был неумолим: вывезти всех из Москвы.
Постановка «Клятвы Тимура» - это было единственное, что еще удерживало его в Москве. Предоставив дальнейшие хлопоты Кулешову[15], занялся неотложным и давно намеченным, о чем сказал словами полковника Александрова в конце киноповести:
«Когда ты услышишь эти мои слова, я буду уже на фронте. Дочурка, начался бой, равного которому еще на земле никогда не было… А может быть, больше никогда и не будет…
Женя! Я смотрю тебе сейчас в глаза прямо, прямо… Я клянусь тебе своей честью старого и седого командира, что еще тогда, когда ты была совсем крошкой, этого врага мы уже знали, к смертному бою с ним готовились. Победить его обещались. И теперь свое слово мы выполним…»
Часть третья. "…И СВЯЗЬ СО МНОЮ БУДЕТ ПРЕРВАНА"
Помирать никому не охота… Об этом еще в древности философы открытие сделали. Да и так, сам по себе на опыте знаю…
Другое дело, когда война. Там с этим считаться не приходится…
Аркадий Гайдар
КАТАСТРОФА
После боя
Все так же стоя в полный рост на вершине приземистого холма, Гайдар выпустил в серые спины убегающих последнюю, на весь остаток ленты, очередь. С сожалением опустил пулемет. Спрыгнул в окоп и осипшим от крика голосом сказал своему «второму номеру»:
«Теперь, Миша, беги… Я за тобой…» И они побежали: вниз с холма, меж иссеченных пулями и осколками деревьев, через весь брошенный уже лагерь к переправе - толстой, перекинутой через болото сосне, пень от которой служил Гайдару креслом.
К переправе с Мишей Тонковидом пришли последними. У сосны, явно нервничая, их ждали командир отряда Горелов и еще трое партизан. Аркадий Петрович тяжело дышал. Возбуждение боя проходило. Перебираясь по стволу через трясину, Гайдар дважды оступился, но всякий раз нога упиралась в ветку или сук, и он лишь обрызгал сапоги.
Километра через полтора сделали привал. Кто закуривал, кто перематывал набухшие, грязные портянки, кто выжимал мокрую шинель. Изредка доносились автоматные очереди: немцы прочесывали лес, но здесь, на опушке, где собралось пятнадцать-двадцать человек, эти очереди никого уже не тревожили.
Аркадий Петрович поудобней устроился на чуть скошенном пеньке, передвинул на колени тяжелую противогазную сумку, с которой никогда не расставался, а ложась спать, клал под голову или возле, хотя, кроме рукописей и кое-какой дребедени, то есть вещей, на войне почти бесполезных, в ней ничего не было; переложил из брюк в карман шинели трофейный «вальтер», найденный в кобуре убитого им оберста - коменданта Переяслава. Слегка откинулся (спина ощутила крепкий, широкий ствол) и «распустил», расслабил, сколько мог, мышцы. Он бы многое сейчас дал за возможность вздремнуть, но спать было негде. Осень в этом году наступила рано. Нынешний октябрь на Украине вышел не теплее декабря. Хорошо, Горелов догадался выдать зимние вещи.
К тому же пора было трогаться: искать ночлег, еду, узнавать, что происходит в окрестностях, и думать о том, как жить после нынешней катастрофы.
В бою отряд потерял немногих (немцы оставили куда больше), но рассыпался. Здесь, на опушке, с Гореловым сидели все больше окруженцы: лейтенант Абрамов со своими понтонерами, лейтенант Вася Скрыпник, тоже понтонер, Миша Тонковид - «лейтенант в кожаной куртке», Никитченко из Сквирского райкома, Александров из НКВД.
Но и те, что собрались теперь на опушке (Горелов бодрился: «Ничего… остальные скоро подойдут…»), имели один автомат с неполным диском, несколько винтовок, пять-шесть гранат, небольшой запас патронов, в карманах - пистолеты. (Скрыпник, тот не расставался с обшарпанным своим наганом.) И больше ничего.
И все- таки самым тревожным было не отсутствие оружия и провианта (оружия кругом полно, а иные тайники с продовольствием знает один только Горелов), а то, что некуда теперь было деться. Но об этом пока думать не хотелось. Больше всего за нынешний день у Гайдара устала голова.
Аркадий Петрович поправил на коленях сумку и задумался о доме. Он позволял себе это очень редко. Мысли о доме расслабляли, но они же и успокаивали. Так, во время сильной качки на корабле нужно видеть перед собой неподвижный предмет, чтоб не потерять равновесие и устоять на ногах.