Приключения Муна и Короля призраков - Жуковин Михаил Валерьевич. Страница 6

Вдруг их подозвала кассирша из кассы, которая была закрыта по техническим причинам. Она осмотрелась и предложила маме и Муну билеты… до некой Ярмарки, о которой мама ничего не знала. Не слишком любезная кассирша тоже ничего не знала, лишь предупредила, что ей строго-настрого приказали отдать эти билеты, причем именно им. Поезд отходил через десять минут, и новоявленные пассажиры едва успели.

Поезд по дороге перевернулся, но мама с Муном выжили и кое-как добрались до выступа на скале, где Мун рос среди мертвой карусели и безмолвных жителей деревни. Отсутствие друзей и каких-либо собеседников сказались на его характере. Естественно, он вырос молчаливым и задумчивым. Но ни капли не злым. Научился быстро взрослеть, поскольку маме нужна была помощь в быту. И самое главное, сохранил теплое сердце и добрую душу. Таким вот был Мун. Мальчик с широко раскрытыми глазами.

Его познания о мире были скупы, так как ограничивались выступом, кронами Леса, и рассказами мамы. И все же это не мешало ему додумывать Вселенную на свой лад. В ходе этого занятия, ставшего любимым, представления о мире настолько прочно и красиво уложились в голове, что ему ничто не давало повод ругать судьбу. Благодаря раздумьям, вся нынешняя жизнь не казалась Муну ужасной. Более того, он был порой счастливым. Прежде всего, благодаря маме, которую бесконечно любил.

Она старалась, как могла. Даже когда вскоре после их приезда огромная часть выступа обвалилась, и остался лишь кусок пирога, мама не давала сыну грустить. К счастью, их домик остался не разрушенным, укрывая эту небольшую, даже, можно сказать, крошечную семью.

Мама просила не разговаривать Муна со здешними обитателями. Она объясняла каждую просьбу, ведь общалась с сыном, как со взрослым. Не разговаривать с жителями она просила, потому что они, по ее мнению, разучились быть счастливыми и оттого воспринимали мир неправильно. А единственной маминой мечтой было счастье Муна.

Ей приходилось придумывать и рассказывать всякие сказки и легенды, истории, похожие на правду, и небылицы. С одной стороны, она хотела, чтобы мальчик мечтал. Это была единственная возможность унести его подальше отсюда. С другой – так она воспитывала его, закладывая в истории глубокий смысл. Однако, конечно, мама понимала, что встреча с реальным миром сильно пошатнет в сыночке всё, над чем она так трудится. Чем же это закончится, даже не хотела думать.

Когда Кильда совершала очередную ночную прогулку, в печке домика Муна и мамы не было дров, отчего он промерз насквозь. Они лежали под тремя одеялами и смотрели на снежинки, падающие на Лес.

– Ты когда-нибудь слышал легенду о цветке? – тихо спросила мама.

– Нет… – прошептал Мун.

– В дебрях Леса, где никто никогда не бывал, и всегда лето, где нет фонарей, и куда не добирается свет солнца и луны, есть небольшая роща. Каждую минуту сквозь ее землю пробиваются ростки, они быстро растут, превращаются в страшные скрюченные деревья, цветут, умирают и исчезают, а на их месте тут же появляются новые. В центре этой рощи – синий цветок. Ветки не дают его свету пробиться, но в тот момент, когда кроны опадают, а новые деревья не успевают вырасти, он озаряет рощу синим свечением. Тот, кто встретит этот цветок, будет всегда его помнить.

– И это все? – разочарованно протянул Мун. – Разве стоит ради этого пробираться в глубь Леса?

– Конечно. Когда ты вырастешь и станешь, например, охотником, и любой зверь будет нипочем – воспоминание об этом цветке даст сил. Ты, может, забудешь, зачем вышел на охоту, зачем терпишь холод и голод, но вспомнишь синий цветок и пойдешь дальше.

На столике у окна горела свечка. К сожалению, их осталось немного, поэтому расходовались они экономно.

– А почему мы никогда не видим это синее свечение из рощи?

– Кто знает, – улыбнулась мама. – Может быть, мы в это время спим.

– Тогда давай сегодня не будем спать?

Мама задумчиво посмотрела в окно. Все очертания снаружи были размыты запеленавшим мир снегом.

– Давай попробуем дождаться. Будем смотреть в окно – может, что-нибудь да промелькнет… – согласилась мама.

Ночь медленно текла, как снегопад ранней зимой. Мун смотрел вдаль на холм, который, видимо, являлся одним из обломков скалы. Он располагался где-то в километре от основания горы. Самое главное, что привлекало в нем Муна – одинокий фонарь, чуть-чуть освещавший лесной мрак. Возле него постоянно появлялись оранжевые снежинки. Словно не понимая, куда забрели, они резко разлетались и исчезали во тьме.

– Тебе не холодно, сыночек?

– Нет, – снова прошептал Мун. – Может, звери ушли от нашей горы? Давай прогуляемся до того фонаря…

Мама потускнела.

– Нет, сынок… Еще не время. Я сегодня слышала вой хищников.

– Как же я хочу к тому фонарю! Цветок светит так же сквозь тьму?

– Может быть, сыночек. Почему тебе так нужен тот фонарь? Что в нем такого?

– Не знаю… Мне, наверно, его жалко. Он такой одинокий. Для кого он светит? Разве там кто-то ходит?

– Когда звери уйдут, мы будем гулять к нему каждый день, – улыбнувшись, ответила мама.

Снег продолжал падать. Мун думал о том, что снежинкам не страшны звери. Они путешествуют с небес на землю, и наверняка могут с попутчицей-метелью за ночь побывать и на этом выступе, и у синего цветка, и где-то там, возле фонаря, который зачем-то светит в эту лютую беззвездную ночь.

Запасы трав дома заканчивались, а новые растения с приходом зимы находить становилось все сложнее. Потухла свеча.

Мун зажег ее снова и посмотрел на маму, ее глаза слипались.

Мама постарела внезапно. Однажды Мун увидел, как у нее появились морщины. Дальше он стал замечать, с каким трудом она поднимается вверх по горному проходу, как ей сложно открыть массивную дверь их домика. А потом он заметил то, чего боялся больше всего – у мамы стали тускнеть глаза. День за днём. И походка стала похожа на те теневые походки остальных обитателей деревни… Он, конечно, ничего ей не говорил, но стал внимательно присматриваться и с каждым днем замечал в ней изменения. Это ранило его. Скорее всего, мама понимала догадки сына и старалась чаще улыбаться, но улыбки становились все вымученнее, отчего для мальчика еще более болезненными.

– Видимо, я еще недолго продержусь без сна, – зевнув, прошептала она.

Муну сегодня не хотелось смотреть в окно в одиночку, но он быстро придумал, как себя развлечь.

– Я пойду, покатаюсь на карусели.

Мама удивилась.

– Лучше поспи, мой мальчик. Завтра вместе покатаемся.

Мун тоже устал за день. Через несколько минут оба заснули.

Проснулся Мун оттого, что мама гладила его по голове. Не прошло еще и часа, как он задремал.

– Сыночек, ты еще хочешь покататься?

Мун удивленно посмотрел на маму. Как-то странно было её предложение… посреди ночи… но мальчик кивнул.

Карусель несла его сквозь вьюгу, он восторженно смеялся, что случалось редко. Когда они с мамой попали на выступ, аттракцион не работал. Мун долго пытался его отремонтировать (разбираться в механизме мальчику понравилось намного больше, чем постоянно латать крышу домика), что, наконец, удалось.

Ярко горели огоньки карусели. Мун снова и снова оказывался прямо над пропастью, над домиком, над каретой. Мама стояла рядом, осунувшись, и смотрела на своего счастливого мальчика. Наверное, она улыбалась, а, может, от счастья плакала: в темноте было не разглядеть. Мун летал и летал, и хотелось сейчас только одного: чтобы это не прекращалось! Карусель же и не собиралась обрывать радость пассажира. Она без устали выбрасывала Муна с выступа, но не давала упасть, а возвращала обратно. Огоньки менялись каждую секунду, придавая выступу форму куска пирога праздничного. Мун закрыл глаза от счастья.

Открыв их вскоре, он увидел, что мамы возле карусели нет. Он стал искать ее взглядом, но тщетно. Мун начал волноваться за неё и тут еще понял, что самостоятельно остановить карусель не может, потому что механизм управления был внизу. Мун начал громко звать маму. Она не отвечала. Выступ был покрыт толстым слоем снега, сугробы могли смягчить падение. Решение пришло само собой. Главное было рассчитать момент прыжка, иначе он полетел бы вниз с выступа или на чью-то крышу.