Атлантия - Каунди (Конди) Элли. Страница 39

Кое-кто из толпы начинает расходиться, но большинство собравшихся уступать не собираются.

Тогда Майра начинает петь: она присоединяется к голосам сирен, которые звучат из динамиков и призывают нас разойтись по домам.

Давно ли мою тетушку выпустили из камеры? Члены Совета раньше делали это, чтобы она им помогала. А сейчас? Интересно, ее освободили в связи с трагедией на Нижнем рынке или еще раньше?

Может, Совет попросил Майру сделать для них что-то еще?

У меня в голове мелькает страшная, темная мысль.

Члены Совета убили мою маму. Они способны на любое преступление, если им это на руку.

А Майра?

Ее взгляд останавливается на мне. На лице мелькает удивление. До этого момента тетушка меня не замечала. Продолжая петь, Майра движется в нашу сторону. Проходит мимо Тру и наклоняется, чтобы сказать что-то мне на ухо.

– Береги свой голос, Рио, – шепчет она. – Что бы ты сейчас ни делала, главное – не говори.

После этого Майра поворачивается ко мне спиной и подходит к женщине, которая все еще пытается сопротивляться. Несчастную бьет крупная дрожь. Майра наклоняется к этой женщине совсем близко и поет, обращаясь к ней. То, что делает моя тетя, плохо, ведь она заставляет людей поступать против их воли, но я вижу доброту и сострадание в ее глазах, и от этого мне становится больно.

Нет, Майра не стала бы устраивать брешь на Нижнем рынке. Она не такая, она просто не может быть источником зла. Как и я сама.

Тру берет меня за руку:

– Идем отсюда, Рио. И тебе, и мне лучше держаться от тюрьмы подальше.

Он прав. У нас обоих хватает секретов.

Гондолу мы находим там же, где и оставили. Тру заводит лодку, и мы плавно едем обратно к храму. Туман укрывает нас, а крики людей – до них уже добрались члены Совета и Невио – заглушают шум мотора.

– Когда в Атлантии в последний раз был густой туман, некоторые называли его «дыхание Океании», – говорит Тру. – Кое-кто даже считал, что это может быть третьим чудом.

– Я так не думаю.

– И я тоже, – соглашается Тру, а потом добавляет: – Мне жаль, что так получилось с кольцом.

– С кольцом?

Ах да, вспоминаю я, Тру ведь думал, будто я участвую в заплывах, потому что хочу выкупить мамино кольцо.

– Кольцо – это пустяки, – говорю я. – По сравнению с тем, сколько народу сегодня погибло.

Перед моим мысленным взором предстают Альдо, Кара, игроки на трибунах.

На глаза у меня наворачиваются слезы, но я, наверное, просто ужасный человек, потому что плачу сейчас не только из-за гибели людей, а еще и потому, что я больше никогда перед ними не выступлю, никогда не почувствую, какой сильной и стремительной могу быть на плавательной дорожке. Я никогда не предстану перед зрителями в мантии Океании. Лишь сейчас я понимаю, что тренировалась не только ради подготовки к побегу. Я еще и хотела выступить перед людьми, доказать им, что могу чего-то добиться, не прибегая к помощи своего настоящего голоса. А сейчас мне очень обидно, что никаких заплывов уже никогда больше не будет. Мне стыдно, что я такая эгоистка. Мама была права, когда говорила, что мне несвойственно думать о всеобщем благе.

– Мне жаль, что я больше не увижу, как ты плаваешь, – говорит Тру.

– Ты же сам сказал, что сегодня не придешь, – напоминаю я.

– Да куда бы я делся, пришел бы. – Тру касается моей руки. – Ты планируешь сбежать Наверх, да?

– Я хочу найти сестру, – отвечаю я. – Я хочу быть с ней.

– А просто узнать, почему Бэй ушла, для тебя недостаточно?

– Нет, – решительно заявляю я. Мне жаль говорить ему такое, но это правда, и пора уже в этом признаться. – Недостаточно. Я должна ее увидеть.

– Зачем?

В день, когда ушла Бэй, я произнесла в храме одно-единственное слово, и Тру услышал и понял меня. Теперь я слышу все в одном его слове. Тру волнуется за меня. Может, он даже любит меня. И он действительно недоумевает, почему я не могу остаться в Атлантии.

Я должна ему объяснить, чтобы он понял и простил меня, когда я уйду.

– Я очень скучаю по сестре, – говорю я. – Так скучаю, как будто осталась одна в океане, который накрыл всю землю. Мне так тяжело без Бэй, что иногда кажется, что я уже не человек: меня нет, осталась одна только боль. Словно бы мое израненное тело, месиво из органов, мышц и костей, лежит на берегу, а на него все накатывают и накатывают соленые волны – просто невероятно больно.

– Вот, значит, как ты себя без нее чувствуешь, – с горечью произносит Тру.

– Да.

В тот момент, когда я заговорила в храме, Тру понял, что я – сирена. Он знал, кто мои мама и тетя, и должен был догадаться, что я не простая сирена, а необычная. Но он никому ничего не сказал. Он все это время хранил мой секрет.

Как все будет, если мы останемся здесь, в этой гондоле? Вокруг туман, в небе слышны хлопки крыльев летучих мышей, и дыхание Атлантии убаюкивает нас.

Губы Тру прикасаются к моим, я отвечаю на его поцелуй. Мы крепко обнимаемся. До этого, под деревьями, мы были голодны и утоляли голод, прикасаясь друг к другу.

И мы все еще чувствуем его, этот голод.

Гондола останавливается. Нам надо выйти и отправиться домой, пока нас не нашли стражи порядка.

– Я пойду с тобой в храм, – говорит Тру.

Туман постепенно рассеивается. Когда мы подходим к храму, становится светлее. Деревья хорошо видны, они голые: все листья опали и устлали серебристым ковром землю. Боги, ничем не прикрытые, сидят на ветках, их сломанные руки и сверкающие зубы словно бы выставлены напоказ. Летучая мышь садится на плечо Эфраму.

Никогда еще я не видела Атлантию в таком беспорядке – одни деревья без листьев чего стоят. Чтобы Атлантия четко функционировала, то есть чтобы мы все чувствовали себя в безопасности, требуется много и упорно работать. Но именно работа и составляет смысл нашей жизни. Этот город – наш корабль, он был герметичен, а теперь дал течь и приходит в упадок.

– Как такое могло произойти? – удивляется Тру. – Мы ведь совсем недавно здесь были. Час назад с деревьями все было в полном порядке.

– Майра права, – говорю я. – Нам надо идти домой.

– Так мы и сделаем, – соглашается Тру.

У него удивительный голос, такой глубокий и ясный. И необыкновенные руки – сильные и нежные одновременно. Но больше всего меня изумляет другое: прекрасно зная, кто я такая, он спокойно целует меня, как будто это его совсем не пугает.

Я не говорю Тру, что сегодня мы с ним видимся в последний раз.

Мама была права: всего одно-единственное слово способно разрушить то, что создавалось годами, одно слово может быть услышано многими.

Сначала Джастус, потом – Майра, а вот теперь – Тру. Кто из них троих опаснее?

Я знаю ответ на этот вопрос. И знаю его уже какое-то время.

Глава 18

Рано утром повсюду транслируют специальное обращение Верховного Жреца к жителям Атлантии. Невио сообщает, что брешь на Нижнем рынке стала результатом страшной аварии. Вода хлынула с такой силой и прибывала с такой скоростью, что пришлось загерметизировать рынок, во избежание угрозы затопления соседних районов.

Погибли сотни людей. Количество жертв настолько велико, что у Совета нет возможности предоставить родственникам время на подготовку тел своих близких для погребальной церемонии. Жрецы будут с утра и до поздней ночи молиться за усопших и укутывать их тела в саваны. Тела решено отправлять Наверх через шлюзы партиями. Времени для того, чтобы попрощаться с каждым погибшим в отдельности, нет. Невио сообщил, что прощание с первой группой состоится завтра утром.

Из-за бреши, образовавшейся на Нижнем рынке, мы потеряли за один день больше людей, чем за целый год во всей Атлантии. Это ужасная трагедия.

А я – ужасный человек, потому что рассматриваю эту трагедию как свой шанс, благоприятную возможность бежать через шлюзы.

Да я на такое даже рассчитывать не могла.

Массовые похороны – идеальное прикрытие для моего побега Наверх.