Родные миры (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна. Страница 2

В итоге чаша склонилась к жизни непонятной девки. Хотя, видят духи, я об этом ещё пожалею. Но тем не менее я поднял её на руки, закинул на плечо и поспешил в свою берлогу.

Жильё в бедных районах сложно назвать комфортабельным. Крошечная клетушка три на четыре метра без окон, совмещающая в себе и санузел, и кухню, и спальню, и вообще всё. Я сложил добычу на койку и ушёл принимать душ.

Вода здесь очищается плохо, тем более — вода из крана. Она имеет желтоватый оттенок, пахнет какой-то дрянью и имеет помойный привкус. Но всё лучше, чем запахи моего рабочего места.

Единственная роскошь, которую я себе позволяю в жизни — это нормальное мыло. Той нефтеподобной субстанцией, которой принято здесь мыться, можно отмывать смазку и многолетнюю грязь с роботов-уборщиков. Сложно назвать меня неженкой, но уж очень я люблю чистоту.

Гигиенические процедуры заняли не больше пяти минут. Каково же было моё удивление, когда я, выйдя из санитарного закутка, обнаружил, что находка моя уже вполне очнулась, сидит на кровати, ошеломлённо трясёт головой и пытается встать. Однако, я здорово недооценил её здоровье. Или переоценил силу удара?

— Где я, во имя Вечного Владыки? — пробормотала она, пытаясь сфокусировать на мне взгляд.

Нет, похоже, удар действительно был хороший, а девка — действительно неожиданно живучая.

— Лежи, у тебя, наверное, сотрясение, — велел я. Странно, но она послушно сползла обратно в горизонталь. — Ты у меня дома.

— Зачем ты меня спас? — спросила женщина, прикрыв глаза и не шевелясь.

— Понятия не имею, — честно хмыкнул я в ответ. — Сам до сих пор ломаю голову.

— У тебя слишком правильная речь для этого места.

— А у тебя слишком ухоженная внешность для этого места, — с усмешкой парировал я.

— Я хочу помыться, это возможно? — не стала настаивать на ответе женщина, спокойно переключившись на другую тему.

— Возможно. Когда сможешь дойти до душа, — невозмутимо ответил я, запуская синтезатор. Он барахлил, и порой включался не сразу, но у меня никак не доходили руки починить. Наверное, потому что он в конце концов всё-таки неизменно включался.

«Какое упрямство», — подумал я, наблюдая, как находка, пошатываясь, сползает с кровати и пытается по стенке добраться до санузла. Даже почти с восхищением подумал; стремление первым делом смыть с себя грязь казалось мне весьма похвальным. Сам такой.

Пронаблюдав несколько секунд за мучениями находки, я хмыкнул и подошёл к ней.

— Пойдём, — подхватив даже не вздрогнувшую от прикосновения женщину под локоть, я потащил её в душ.

Она спокойно стояла, пока я снимал с совершенного тела ошмётки одежды. Спокойно ждала, пока я сначала намыливал её, потом смывал. Каюсь, не отказал себе в удовольствии вдоволь насладиться процессом; правда, особо не наглел, так что заподозрить меня в неприличном было бы сложно.

Вот что в моей берлоге работало отлично, так это сушилка в душе. Несколько мгновений, — и можно выходить.

Из душа я, чувствуя себя каким-то сказочным героем, выносил её на руках. Устроил в кровати, накрыл тонким синтетическим одеялом.

— Спи, завтра поговорим, — сказал я, и она не стала спорить.

Сам же, откинув столик и сиденье, принялся за ужин. Синтетическая безвкусная еда совершенно не отвлекала от важных мыслей, а дешёвая сигарета с примесью кварга [2] даже их стимулировала. Дрянь, конечно, редкая и вредная, но мне, по счастью, вреда причинить не может. Ну, или причинит, но потом и скопом. Но до того возраста, когда придётся расплачиваться за всё и сразу, я, скорее всего, не доживу.

Если поначалу неприятности я просто чуял, то теперь точно знал, что они будут. Потому что в первоначальной оценке я здорово ошибся. Не была эта женщина шлюхой, а тело её не было инструментом для доставления удовольствия. Внешне, конечно, можно спутать, но на ощупь я определил очень точно: такая мышечная структура бывает не от танцев, а от долго и тщательно культивируемого умения убивать. Коротко остриженные ногти, мозоли на ладонях, особенно на рёбрах ладоней и пальцах говорили за то же. Плюс к тому, позы, положение тела в пространстве даже в те моменты, когда она вроде бы едва держалась на ногах. А ещё я ясно видел, что она контролирует каждое моё движение.

В общем, чуял, чуял я беду. И думал, стоит ли в неё ввязываться, или проще всё-таки выставить эту девку на улицу и забыть о её существовании.

С одной стороны, разум и логика подсказывали: надо гнать в шею и забыть о её существовании, пока мою собственную шею не свернули окончательно.

А вот с другой стороны, оглядываясь по сторонам, я с тоской думал: а ради чего? Мысль эта посещала меня часто, но я настойчиво отгонял её. Это ведь не жизнь, это жалкое существование. Ради чего мне продолжать его? Да, меня не замечают, про меня не помнят, я в безопасности. А, с другой стороны, теперь-то чего бояться?

Пожалуй, прежде меня останавливало отсутствие цели. Для любого бунта нужна идея, нужно стремление, желание изменить мир. Сложно бунтовать, будучи уверенным, что окружающий мир не изменится никогда, и воевать в нём не за что.

Сложно назвать помощь, — причём непрошеную помощь! — непонятной женщине достойной целью в жизни. Тем более, я разумно предполагал, что о помощи она меня не то что не попросит, но помощь эта ей вовсе не нужна. Что-то подсказывало мне, со своей подготовкой она бы прекрасно справилась с нападавшими сама. Но почему-то даже не пыталась.

А вот желание разгадать, кто она такая, у меня появилось. Пожалуй, это было первое за много лет достойное интереса событие. Мог ли я не вляпаться в него? Решительно — нет. Похоже, скука — это моё самое страшное проклятье. Потому, наверное, и полез корчить из себя героя. Ну да ладно, посмотрим, что принесёт мне завтрашний день и что будет врать эта девка завтра.

Однако до завтра моя гостья решила не ждать. Едва я, как воспитанный человек, устроился на полу, подложив под голову старый комбинезон, и немного задремал, она сразу попыталась удрать.

Первым делом залезла в шкаф, на ощупь вытащила один из моих комбинезонов, нацепила на себя. И бесшумно двинулась к двери. Как она собирается ломать мой замок, я интересоваться не стал. Перекатился по полу, подбил её под ноги, заставив упасть, и скрутил в болевом захвате, подмяв под себя. Надо сказать, справился с некоторым трудом и, очень может быть, благодаря её травме.

— Куда-то собралась, красавица? — почему-то шёпотом спросил я.

— Пусти, какое тебе до меня дело? — неразборчиво прошипела она; лицом в пол говорить вообще не очень удобно, это я знаю.

— До определённого момента не было никакого, — согласился я, поднимаясь и вынуждая женщину встать. — Сейчас мы сядем и поговорим спокойно, а потом я решу, что с тобой делать.

Она в ответ промолчала и позволила усадить себя на кровать. Включенный мной холодный неприятный свет подчеркнул тёмные круги вокруг глаз женщины и усталые складки в уголках губ. В таком свете её лицо производило удивительно отталкивающее впечатление; или просто виной тому было выражение этого самого лица.

— Кто ты такой? — спросила она, пока я наливал воду и жадно пил.

— Можешь звать меня Таракан, — хмыкнул я, наливая ещё воды, и протянул стакан ей. — На, тебе надо много жидкости.

— Не очень похоже на имя, — пробормотала женщина, возвращая мне пустой стакан.

— Зато хорошо отражает суть, — парировал я, садясь рядом с ней на кровать.

— Такой же мерзкий и вездесущий? — усмехнулась она.

— Да. И живучий, — рассмеялся я. — Но сейчас моя очередь задавать вопросы. Кто ты такая?

— Я была… игрушкой одного из…

— Врёшь, — оборвал её я. — Хорошо подумай, что будешь говорить дальше, потому что я знаю о тебе больше, чем тебе кажется.

— Теперь ты врёшь, — ответила она.

— Проверишь? — провокационно уточнил я, поднимаясь с кровати и возвращаясь на неё уже с пачкой сигарет. Жестом предложил женщине, она только брезгливо скривилась. — Это правильно, — похвалил я её отказ. — Молчишь. Ну, тогда начнём с начала. Ты умеешь драться, и делаешь это очень хорошо. Поэтому вопрос первый: почему ты сама не справилась с теми тремя уродами?