Армия древних роботов - Шакилов Александр. Страница 61

«И я видел! И я!..» – завторили южанину его воины, а ратники, что в составе отряда вернулись в Мос, резко закивали головами, подтверждая их слова.

Вовремя южанин привел свой отряд в Мос, очень вовремя.

Жители города кто по собственной воле, кто по принуждению воинов опустились перед Сычом на колени. Он велел им всем подняться, потому что у них у всех горе, и все они в этом горе равны, а князю не пристало вставать на колени, так пусть же и его подданные – наши подданные! – будут с ним плечом к плечу, чтобы вместе оплакать павших.

Это, похоже, понравилось горожанам, кто-то всплакнул после речи Сыча, кто-то захлопал в ладоши…

И тут к нему устремилась эта женщина, княгиня Ренатта, мать Мора, и она опять назвала его любимым сыном, сказала, что им вместе надо многое сделать, и он опять растаял, почувствовав в ней жгучую нежность, которую ранее никогда не испытывал ни к одной женщине.

И все бы хорошо, но во всей этой суете Сыч потерял из виду Кару, и мерзкая девчонка Ларисса не преминула этим воспользоваться. Прихватив секиру, она затерялась в толпе. Но почему тогда Сыч не смог нащупать ее след, он ведь следопыт, лучший из лучших, и все же след Кары был расплывчат, странен, Кара была так близко от него, что это ощущение близости сбивало с толку, Сычу казалось, что она везде – и справа, и слева, и у него за спиной. А тут еще княгиня никак не желала оставить его одного – вцепилась в его руку и давай рассказывать, что поможет ему править праведно, что будет рядом на престоле со своим сыном, что им вместе предстоит привести Мос к светлому будущему… Он с трудом подавил в себе нежность к ней, исходящую от Мора.

На престоле, да? И править… А ведь для всех Сыч – князь Мор, потому что выглядит как Мор. Так почему бы и не занять место владыки Моса? Он взглянул на княгиню и решил, что сразу не будет ее убивать.

– Да, мама, я буду с тобой на престоле. Ты и я – вместе! – выдал он громко, с пафосом.

И увидел, как вытянулось ее лицо и как на лицах его подданных возникло сомнение, они все будто почуяли, что князь не настоящий. Что такое? Почему вдруг?..

Ну как же! Он ведь сказал о себе «я», а не как всегда – «мы»! Пока сомнения не укоренились в головах, Сыч выдал длинную речь о том, что мы, князь Мор, теперь и всегда будем спасением для нашего народа, что мы снизим налоги – это вызвало такой шквал одобрительных криков, что Мор-Сыч едва не оглох – и укрепим границу так, чтобы ни один ублюдок-полукровка не смог к нам проникнуть ни по суше, ни по воде, ни по воздуху! Это тоже весьма понравилось его подданным. Все разом позабыли, что князь Мор угробил множество подданных на затеянной им и проигранной им же войне, никто и не подумал, что обещания его ничего не стоят, потому что заранее невыполнимы. Ну как – как?! – можно запретить пиросам порхать в небесах на высоте, недостижимой для стрел?! Главное – князь пообещал. Не сосед пообещал, а сам князь! Князь!.. Сыч улыбнулся, глядя на обожающую его толпу. Он только-только стал венценосной особой, а ему уже понравилось править.

И тут он вновь четко ощутил Кару и увидел Лариссу – мерзкая девчонка вышла из склепа, ведя за руку другую мерзкую девчонку. Сыч хотел уже, наплевав на все, метнуться к Лариссе и отобрать-таки Кару, но воины добыли где-то княжеское кресло, под одобрительные крики толпы усадили в него Сыча и на руках понесли его вместе с креслом в замок.

– Князь! Князь! Князь! – скандировала толпа.

Впервые в жизни его любили. Любили искренне, самозабвенно.

– Ты как, ушастый? Жив? – первое, что услышал Зил, придя в себя. Над ним склонилась Ларисса, он чувствовал приятный запах ее пота. Рядом с ней напряженно сопел Траст, и от этого парня пахло не очень-то ароматно.

Не открывая глаз, леший кивнул. Ему стыдно было встречаться взглядом с матерью, которая стояла рядом, она ведь точно стояла рядом. А ведь он не смог защитить сестру, упал тут, как последний сосунок. Не смог, не смог, не смог!..

Как выяснилось сразу после того, как леший рухнул, и перед тем, как он потерял сознание, никто его не хватал и не валил – просто сзади на него от избытка чувств, наверное, прыгнул Зубастик и вцепился когтями в куртку. Мышара тяжело пережил обстрел пушками «Тритона», вот и… Угу, даже такой малости, как вес зверька, вполне хватило, чтобы лешего опрокинуло. Столько всего Зил пережил, что едва на ногах держался.

Он крепче зажмурился.

– Мама, я клянусь найти этих тварей, этих вампиров! Я жестоко с ними поквитаюсь!

– Братишка, в этом нет необходимости, – колокольчиком прозвенел голос Даринки.

Зил приподнялся на локтях.

Перед глазами у него все плыло. Ему показалось, что он видит перед собой улыбающуюся Даринку, что она опустилась на колени рядом с ним и, погладив его по лицу – он ощутил прикосновение ее пальчиков, – сказала:

– Братишка, они просили передать тебе: «Добро пожаловать в Темные Земли!»

– Кто – они? – не понял Зил. Он любовался сестрой, даже зная, что на самом деле ее нет с ним, что она в плену, а то и вовсе уже убита. Он хотел, чтобы эта иллюзия никогда не заканчивалась, не покидала его, осталась с ним навсегда. Он боялся очнуться. Он ведь все еще в беспамятстве.

– Они – это посланники Создателя. Вампиры.

И тут Зил понял, что Даринка перед ним – самая что ни на есть настоящая, живая и невредимая. Подтверждая, что это все не галлюцинация, за мизинец левой руки его легонечко куснул Зубастик.

– Сбежала от них?!

– Зачем? Сами отпустили. А потом Ларисса провела через барьер сюда.

Оказалось, барьер, установленный у входа в склеп, убивал все живое, что намеревалось его пересечь, – это выяснила Ларисса, когда отправила через барьер птера, и тому отрезало голову. Так что зубастик, получается, спас Зила, остановив его в шаге от барьера. Сама же Ларисса смогла пройти через барьер, ничуть не пострадав. Она и нашла Даринку в лаборатории и привела ее обратно.

– Но как ты смогла, если барьер живых не пропускает?.. – спросил леший и тут же пожалел о своем вопросе.

– Живых не пропускает, верно. А меня – запросто, – Ларисса невесело улыбнулась.

– А Даринку как же?..

– Мне Кара сказала, так мою секиру зовут, познакомься с ней, Зил, что с ней можно твою сестренку через барьер провести.

Кара, значит, сказала. Лешему очень хотелось узнать, с каких это пор Ларисса с оружием разговаривать начала, но он промолчал. Ему стало не по себе, когда он увидел обезглавленного птера. Кара сказала… А если б и Даринку так?!

Он поднялся.

Завтра у него будет праздник – Родд повержен, мама Селена и Даринка спасены, с ним рядом, обнимают его, целуют, их слезы счастья, которые мешаются с его скупыми слезами и текут себе, текут… Но только завтра, не раньше, не сегодня, сегодня что-то как-то…

Сегодня на лешего накатило – не так, как обычно, безумствовать его не тянуло, волчарку погладить он не хотел, одному накинуться на отряд княжеских ратников его тоже не прельщало. Он просто стоял на центральной площади Моса и вспоминал батю Лиха, и как секира по имени Кара, доставшаяся трофеем Лариссе, сняла с плеч бати голову. Он вспоминал пот, кровь, страх, отчаяние, жгучее желание сдаться и просто испепеляющее желание не сдаваться никогда. Вспоминал Минаполис. Вспоминал друзей-полукровок, которых никогда уже не увидит. Вспоминал скального дракона и радиоактивный кратер, кротоидов, ходячих мертвецов, Древо Жизни, оскверненное кровью… И вспоминал тех, кого уже нет, кого сожрала эта проклятая война, затеянная Мором…

А еще он надеялся забыть тысячи людей, которым он заглянул в глаза здесь, на площади, когда они очнулись, когда дрогнули веки, когда в глазах появился смысл, когда возникло понимание содеянного, когда поняли многие, что были рабами Родда, хуже, чем рабами, когда выворачивало зеленой слизью всех горожан вокруг, и те, кто окончательно пришел в себя, начинали звать своих детей, искать своих детей, обещать своим детям не наказывать их, не таить на них зла, забыть предательство. И как содрогались в истерике тела тех, кто оплакивал мужей и матерей, отцов и друзей. А другие тела, пронзенные «корнями», еще бились в агонии…