Нью-Йорк - Резерфорд Эдвард. Страница 72

Гудзон увидел пламя, когда пошел закрывать ставни на верхнем этаже. Горело неподалеку – ему показалось, что возле форта на причале Уайтхолл.

– Ветер в нашу сторону, – сказал он Рут. – Пойду-ка взгляну.

От парадной двери до угла Брод-стрит было всего несколько ярдов. Свернув на Брод-стрит, Гудзон быстро пошел в порт. От Бруклина через Ист-Ривер задувал порывистый ветер и бил ему в лицо. На пересечении с Док-стрит он увидел пожар. Тот полыхал в конце улицы на стыке с Уайтхоллом. Гудзон разглядел, что пламенем уже объята таверна «Бойцовые петухи» и огонь быстро распространялся. Но почему так резво занялось? Окрестные жители высыпали на улицу и глазели, но почти все пожарные, будучи патриотами, покинули город, и никто ничего не предпринимал. Соседний с таверной дом уже горел вовсю. К югу же от нее вдруг вспыхнул небольшой склад.

Гудзон нахмурился. Странно. Ветер дул в другую сторону.

Затем он кое-что заметил.

Когда Гудзон добрался до дому, горел целый квартал. Мастер и все домочадцы уже были на ногах.

– Ветер сносит огонь сюда, Босс, а пожарных нет, – доложил Гудзон.

– Значит, мы мало что можем сделать, – мрачно произнес Мастер.

Но тут вмешался молодой мистер Альбион.

– Можно попробовать, сэр, – сказал он.

Когда мистер Альбион впервые явился в их дом, Босс мигом понял, как воспользоваться ситуацией. Не прошло и дня, как в особняке расквартировались еще два молодых офицера.

– Мистер Альбион – друг семьи, Гудзон, – объяснил Мастер. – Я лучше приму гостями младших офицеров, чем съеду ради какого-нибудь полковника.

Мистер Альбион, разумеется, выглядел истинным джентльменом, а двое офицеров не причиняли никаких хлопот.

В ту ночь они оказались на высоте. В мгновение ока все домочадцы уже наполняли водой все емкости, какие нашлись. В кухне нарисовался Соломон, и Гудзон велел ему идти на улицу и становиться на помпу. Вскоре ведра и корыта с водой стояли на верхнем этаже и возле всех окон на юго-западной стороне. Альбион приготовил себе место на крыше, где уже перекрыл водосточные трубы и заполнил водой канавки.

– Хорошо, что крыша шиферная, – похвалил он. – Это поможет.

– Боюсь, наверху он угодит в ловушку, – призналась Гудзону Абигейл, но тот ответил:

– Не волнуйтесь, мисс Абигейл, он о себе позаботится.

Пожар тем временем двигался прямо к ним. Ветер гнал его широким фронтом шириной в два квартала. Распространению огня способствовало то, что за прошедшие десятилетия старую голландскую черепицу заменили деревянной дранкой. Пожар шел от причала, поглощая кварталы между Уайтхоллом и Брод-стрит, и наступал стремительно. К часу ночи до него не осталось и двух кварталов. Через полчаса Гудзон, выглянувший за двери и осмотревший участок Бивер-стрит по направлению к Боулинг-Грин, увидел, как занялась крыша последнего дома.

Над южной частью улицы собралась огромная черная туча, полная жарких углей. Ему было слышно, как эти угли сыплются на соседние крыши. Загорелся дом напротив. Рев движущегося пекла набирал силу. Мастер крикнул Гудзону, чтобы закрыл дверь, и тот быстро отступил внутрь.

Молодой Альбион трудился не покладая рук. Офицеры соорудили шкив, с помощью которого поднимали к нему ведра с водой. Он также вооружился длинной шваброй и сталкивал ею угли. Стены были кирпичные, и главная задача заключалась в том, чтобы пропитать водой деревянные части и ставни. При везении запруженные канавки должны были потушить угли до того, как займутся карнизы, но один офицер поспешил с ведрами на чердак, чтобы не дать загореться стропилам. Абигейл встала рядом с отцом у окна. Соломон занимался помпой.

– По моему слову всем немедленно покинуть дом, – распорядился Мастер.

Гудзон усомнился, что его послушают. Молодые люди казались ужасно довольными собой. От Альбиона передали, что горит уже больше половины Бивер-стрит.

Было почти два часа ночи, когда из двери соседнего дома вырвались языки пламени. На крыше Альбион выбивался из сил. Огонь лизал боковую стену. На крышу лили воду, чтобы перетекала через желоб и смачивала кирпич. Жар становился нестерпимым. Лицо Альбиона было измазано сажей, и Гудзон, заметив тлеющие угли в волосах, окатил его из ведра, а молодой человек рассмеялся. Снизу донесся голос Мастера – тот призывал их покинуть крышу. Гудзон посмотрел на Альбиона. Молодой офицер осклабился:

– Гудзон, я не слышу, что он такое говорит, а ты?

– Ни слова не разбираю, сэр.

И они как раз сбивали с крыши новые угли, когда что-то привлекло внимание Гудзона. Он показал на дым. Альбион присмотрелся и издал победный клич:

– Скорее, Гудзон! Скажи, чтобы шли обратно. Мы еще можем спасти дом.

Ветер переменился.

Той ночью дом Мастера пережил Великий нью-йоркский пожар. Вся южная сторона Бивер-стрит лежала в обугленных руинах, но на северной, по соседству с Брод-стрит, уцелело два последних дома. Остальному городу повезло меньше. Когда ветер задул на восток, огонь переметнулся на Бродвей. Немного позже, когда ветер переменился опять, пламя вышло прямиком на главный проезд. Там его было уже не остановить. Церковь Троицы с ее благородным шпилем скрылась в огне и к утру превратилась в груду почерневших развалин. В бедном квартале к востоку и северу от нее невзрачные деревянные домики вспыхивали, как стружка. Огонь расходился все дальше и дальше всю ночь и все утро, от Бродвея к Гудзону, пока наконец, пожрав в один присест жилище Чарли Уайта, не иссяк по той лишь причине, что начались пустыри и жечь стало нечего.

Почему возник пожар? Был ли это несчастный случай или поджог? Если второе, то его могли устроить только патриоты. Провели следствие. Выяснить не удалось ничего. В городе был схвачен один офицер-патриот, который признался в шпионаже, но отрицал поджог. Генералу Хау пришлось повесить его по закону военного времени как шпиона без формы. Но причина пожара осталась загадкой.

Выждав неделю, Гудзон вызвал на разговор Соломона.

– Когда я ходил смотреть на пожар, – произнес он тихо, – я увидел забавную картину. От склада возле таверны бежали два человека. Один смахивал на Чарли Уайта.

– Ну и что?

– Второй был черный. Помоложе. Я, знаешь, не мог поручиться, что это не ты.

– Я был дома, когда ты вернулся.

– А до этого?

– Не тебя ли в свое время обвинили в поджоге, не разглядев в темноте?

– Держись от греха подальше, – сказал Гудзон, наградив его яростным взглядом.

Любовь

Абигейл сидела на складном стуле под зонтиком от солнца. Рядом стоял отец. Уэстон, скрестив ноги, расположился на траве. На краю Боулинг-Грин собралась немалая толпа – леди, джентльмены, офицеры и простолюдины.

– Хороший удар! – воскликнул отец, когда мяч пролетел над головами и вызвал всеобщие аплодисменты. – У Грея отменная подача! – с улыбкой заметил он дочери.

Действительно, Альбион набрал почти пятьдесят перебежек.

Играли в крикет.

В Нью-Йорке образовались две команды: одна – в Гринвич-Виллидже, сразу за городом; вторая – в Бруклине. Но в фешенебельном квартале ребятня с битами и мячами встречалась на каждой улице. Альбион уже научил Уэстона подавать и отбивать.

– Правда, на поле мне его нечему учить, – смеялся он. – Не хотел бы я выступить против Уэстона!

Джон Мастер души не чаял в Грее Альбионе после ночного пожара. Шли месяцы, и тот стал вторым сыном ему и любимым дядюшкой Уэстону. Хотя Грею было под тридцать, почти как Джеймсу, в нем, с его красивым лицом и непокорными волосами, сохранилось что-то мальчишеское. Он возился с Уэстоном, завлекал молодых офицеров играть, как маленькие, в жмурки, а время от времени устраивал розыгрыши для самой Абигейл, после которых домочадцы несколько дней помирали со смеху.

Она знала, что девушки находят его симпатичным. «Он живет у тебя, так нечестно!» – вопили они. Но если другие таяли под взглядом его голубых глаз, то она давно про себя решила, что неподвластна его чарам. К тому же он обращался с ней как с младшей сестрой. Говоря откровенно, иногда он ее просто бесил – не поступками, а его ощущением превосходства.