По понятиям Лютого - Корецкий Данил Аркадьевич. Страница 35

– Что ж, я сожалею, что не так тебя понял.

Префект кивнул, внимательно рассматривая лежащие на столе руки начальника тайной стражи. Кисти были совершенно разные, и это сразу бросалось в глаза. Левая узкая, с длинными пальцами и овальными ногтями, а правая – широкая короткопалая, и ногти на ней вытянуты не вдоль, а поперек – это рука плебея из самого низшего сословия… Неужели правда болтают, что казненный чернокнижник пересадил ему правую кисть от убитого разбойника?! И что иногда именно рука разбойника определяет дикие выходки Клодия, жертвами которых стали уже несколько человек… В любом случае, находясь один на один, лучше с ним не ссориться.

– Мне очень важно твое мнение, Клодий, – как можно мягче произнес префект. – Я его учту, если будет назначено разбирательство. – Он с шумом выдохнул, надув мясистые губы, рассеянно уставился на Храмовую гору. – Интересно, а кто поймал перстень? – спросил он. – Ты ничего не слышал? Или он так и валяется где-нибудь в пыли, затоптанный тысячами ног?

– Это было бы забавно, – задумчиво сказал Клодий. – Особенно учитывая полсотни трупов. Но нет, он нашел себе нового хозяина.

– Вот как? И кто же этот счастливец?

– Раб хозяина пекарни Захария. Его зовут Модус. Я послал солдат, сейчас его приведут: надо оформить документами волю нашего прокуратора. А насчет счастливца… Не знаю – может ли этот перстень принести кому-то счастье…

Клодий осекся. Выражать такое сомнение относительно перстня, подаренного прокуратором, – значит сделать шаг к плахе.

– Впрочем, это не моего ума дело, – вовремя сориентировался он, показывая, что у него вовсе не такая глупая голова, как он только что утверждал.

Бронзовый колокольчик у входа в беседку деликатно звякнул. На пороге со вскинутой в римском приветствии рукой появился легионер охраны. Он был в полном боевом облачении: кожаный нагрудник в железных бляшках, наручи и поножи, шлем с гребнем и крыльями, закрывающими щеки, меч на перевязи.

– Только что привели раба, поймавшего перстень, – доложил солдат. – Правда, хозяева ему не верят и просят подтверждения воли прокуратора.

– Ох уж мне эти недоверчивые иудеи! – проворчал Марций. Он поправил тогу и пересел в высокое кресло, имеющее официальный вид и предназначенное для общения с посетителями. – Кто хозяева?

– Хлебопек Захария Бен-Ахим и его жена Ассма.

– Жена? А при чем тут жена? Она что, его главный визирь?

Легионер позволил себе слегка улыбнуться.

– Женщина весьма решительная, префект! У нее напор, как у сирийской конницы.

– Ладно, веди их сюда! – Марций повернулся к начальнику тайной стражи. – Просить они могут о чем угодно, а получат лишь то, чего заслуживают.

В беседку вошли три человека и, повинуясь короткому жесту префекта, остались стоять у порога.

Захария был растерян и постоянно прикладывал руку к щеке, словно ему недавно влепили пощечину. Лицо Ассмы представляло собой смесь крайней степени обиды, разочарования и праведного гнева – губы в нитку, бледные щеки трясутся, глаза мечут черные молнии. Последним, загребая босыми грязными ногами, вошел Модус в изорванной одежде, встал в сторонке.

– О посланник великого Рима, арестуй этого дерзкого раба! – с порога завелась Ассма. – Он каким-то образом прознал, что я собираюсь отправить его в Гионские каменоломни, и вздумал удрать! А еще он врет и дерзит на каждом…

– Остановись, женщина! – грубо прервал ее префект. – В чем дело? Это твой раб, и если он что-то делает не так, в твоей власти наказать его как тебе угодно. Почему римская власть должна заниматься твоими домашними проблемами? И почему ты распускаешь язык, в то время как твой муж молчит? Или он не старший в доме?

Лицо Ассмы пошло пятнами. Прикусив губу, она свирепо посмотрела на Захарию. Тот, уткнувшись взглядом в пол, вышел вперед.

– Сегодня я, ваша честь, отпустил наших рабов на площадь, где проходила казнь. – Он неуверенно улыбнулся. – Не знаю, может, я поступаю глупо, но я разрешаю им иногда прогуляться по городу. Народ Израиля томился в вавилонском, а затем египетском плену, нам ли не знать тяжесть рабства?

Префект нетерпеливо пошевелился в своем кресле, и Захария стал говорить быстрее:

– Я отпустил их утром, а в полдень Модус вернулся. – Хлебопек показал на напряженно застывшего в неловкой позе раба. – Он сказал, что ему достался некий перстень, дар прокуратора, и что он отныне свободен…

– И римские власти ему еще должны сто динариев! – с возмущением выкрикнула Ассма.

– Да, верно, – подтвердил Захария. – Мы слышали крики глашатаев, но ничего не поняли и хотели спросить у вас – правда ли это?

– Хотя это заведомо не может быть правдой! – выкрикнула Ассма.

Префект наконец удостоил взглядом Модуса. Тот стоял, почесываясь, на пальце у него тускло блестел перстень.

– Кто ты, раб? Откуда ты? Назови свое имя?

Модус тронул большим пальцем перстень, поднял голову и громко ответил:

– Я Модус Брейден, из Британии, ваша честь! Мой отец Виллем Думнонский был правой рукой самого Готрига Корнуоллского!

– Кого-кого?! – изумился Марций и презрительно усмехнулся. – Очередной деревенский король в сандалиях из лыка. Повелитель коз и овец, пожиратель репы, пьяница, гроза окрестных девственниц и разносчик дурных болезней… А ты, выходит, его несостоявшийся наследник?

Гости префекта рассмеялись.

– Вся ваша Британия со всеми землями и лесами, а также с вашими гниющими комариными болотами, пустошами и всеми ее овшивевшими обитателями – собственность Рима и великого императора Марка Ульпия Траяна! – выкрикнул Марций. Модус промолчал, опустив голову. – Я знаю, что в Британии есть дикие племена, которые чинят препятствия римской администрации, – продолжал префект. – Наместник Луций Мартелл немало перевешал их царьков и прихлебателей. Но… как ты говоришь? Готриг Корнуоллский? Ба! Про такого я даже не слыхал. Наверное, это был, мягко говоря, не очень значительный вождь. Он продал тебя в рабство за бурдюк сицилийского вина и умер как разбойник, верно?

К слову сказать, и сам Марций был похож на огромный волосатый бурдюк, увенчанный непропорционально маленькой головой, и одетый в тогу.

– И славный Готриг, и мой отец погибли как воины, – угрюмо произнес Модус.

Марций скривился:

– Покажи свое кольцо!

Модус неохотно снял перстень с пальца и положил на низкий столик. Марций взял безделушку, повертел в руках, передал Клодию.

– По-моему, тот самый, – сказал он. – Что скажешь, Клодий?

– Да, это перстень слуги дьявола Кфира, – подтвердил начальник тайной стражи. – Я видел его раньше, и не один раз. Черный камень, серебристая львиная пасть, все как было.

– Значит, он ограбил его хозяина, – не сдержавшись, зашипела Ассма. – Они с дружком пришли избитые, в оборванной одежде. Наверное, тому бедняге досталось еще больше.

– Прикуси язык, женщина! – приказал префект. И снова обратился к Модусу: – Ты подтверждаешь, что был сегодня на площади и слышал слова прокуратора?

– Да, ваша честь.

– Ты не снимал перстень с убитого? Не убил ли сам кого-нибудь, чтобы завладеть им? Не ограбил ли более удачливого?

– Нет. Я поймал его сразу, он еще не успел коснуться земли. У меня пытались его отобрать, но я сразу убежал.

– У тебя есть свидетели?

– Со мной был мой друг, раб Квентин.

– Другие свидетели?

– Других нет.

Молчание.

– И ты полагаешь, раб, тебе кто-нибудь поверит?

Модус посмотрел в глаза Марцию и понял, что не только его свобода, но и сама жизнь висят сейчас на волоске.

– Дьявол, моя рука…

Клодий пошевелился в своем кресле. Скривившись, он сжал левой ладонью свою уродливую правую кисть. Сжал так, словно она была отдельным от него живым существом, вроде хищной ласки или змеи, которая собирается укусить его.

– О, боги! Видно, даже эта безделица, принадлежавшая проклятому колдуну, бередит мои старые раны и заставляет страдать! – сквозь зубы проговорил Клодий. – Чтоб ему пусто было на том свете! Давай заканчивать, Марций, тут все ясно!