По понятиям Лютого - Корецкий Данил Аркадьевич. Страница 44
Лицо Модуса вдруг перекосилось в злобной гримасе.
– Не говори так о моем перстне! – прошипел он, замахнувшись.
Квентин только изумленно покачал головой и отвернулся.
Часть третья
Вор «Студент»
Глава 1
Рэкет – дело новое
Ростов, август 1963 года
– Подошли двое, взяли по яблоку с прилавка. Жрут мои яблоки, смотрят на меня в упор. Потом один руку поднял, по щеке меня небрежно так – шлеп. И смеются, понимаете? Мне пятьдесят пять лет, я пожилой уважаемый человек, а они – сопляки, волчата. Ах вы, говорю, как не стыдно! В моем родном Поти с вас бы за такое штаны содрали и при всем народе розгой по голой заднице! А они только смеются. Радуйся, дед, что по абажуру тебе не врезали. Вот так сказали. И пошли себе дальше…
Буба разволновался, развздыхался, задвигал кадыком на небритой шее. Его никто толком не слушал.
– Это, налей еще, – бросил Череп.
Под прилавком у Бубы – бутыль с домашним вином, десять копеек стакан. На рынке многие приторговывают «бахусом», нарушая государственную алкогольную монополию, но этот прилавок особенный – стоит последним в ряду, возле забора, укромно, уютно, скамейка рядом. И вино хорошее, башка после него не взрывается. Блатные иногда приходят сюда похмелиться, потрещать за жизнь, а заодно, если надо, спихнуть через Бубу всякий мелкий хабар.
Как опытный бармен, Буба почти не глядя наполнил четыре стакана ровно под верхний ободок. Череп, Жучок, Фитиль и Лесопилка быстро разобрали посуду.
– Ну… За мир и порядок в этом гребаном гадюшнике, – негромко и мрачно объявил Череп и опрокинул в себя стакан.
– Вот-вот. А про Мусу я вам не рассказывал? – снова завелся Буба. – В прошлое воскресенье Муса с рынка шел, хороший день был, хорошая торговля. На остановке четыре таракана каких-то подбежали, в лицо его били, а когда упал, ногами били. Деньги забрали, два ребра сломали, сели в автобус и уехали. Когда Матрос был жив, такого не случалось, слушай. Здесь рынок был, а сейчас – помойка. Я вообще не понимаю, куда мы катимся?
– Катимся в говно, – сказал Фитиль.
– А что, при Матросе никто не возбухал, по мордам не давал? – У Черепа загул, глаза красные, мутные, он смотрит на Бубу не моргая, потому что моргать больно.
– Ну-у… Бывало так, бывало сяк. Это от настроения зависит. – Буба избегает встречаться с ним взглядом, тщательно поправляет пирамидку из тепличных огурцов. – Но я хотя бы в лицо их знал! Как зовут, знал! Это совсем другое дело!
– Вот ты знаешь, как меня зовут, – не унимался Череп. – Я тебе сейчас в морду дам, и что, хорошо будет?
Буба рассмеялся неестественным заигрывающим смехом, погрозил Черепу пальчиком. Но на всякий случай отодвинулся подальше.
– Ты – хороший человек, Череп, я знаю! Ты шутить любишь! Ха-ха! А те волчата, они…
– Просто Смотрящего в городе нет, потому и бардак. – Фитиль снял с языка табачную крошку, сплюнул под ноги. – Как по мне, так Студент вообще никакой. Ноль, жопа… Он за общество отвечать не привык, всегда свой огород окучивал.
– Именно что «смотрящий», типа посмотреть… – пробурчал Жучок.
– За Зимаря ни одна тварь не ответила, кто Боксера с Рыбой отмудохал – неизвестно, Редактор в бегах, а то и вообще в яме лежит, хрен поймешь. По городу, вон, тараканы какие-то залетные шастают – а ему все до звезды. Я прав или нет, братва?
– Сами Студента выбрали, – веско сказал Череп. – Ты, Фитиль, больше всех помелом тогда махал.
– А ты?
– Все махали, – оборвал их Лесопилка. – Я тоже махал. И это, твою-ж-мать, самая охренительная и непонятная вещь, в которой я лично участвовал! Налей нам, Буба, еще. – Он сдвинул опустевшие стаканы в кучу. – И, главное, никто не был ужратый или обкуренный. По трезвяку, всем скопом, такую херню упороли… Студент, твою-ж-ма-а-ать! – На дрогнувшем лице Лесопилки изобразилась целая гамма чувств – от удивления до дикого предынфарктного ужаса. – Как? Почему? Почему, скажите, не Буровой? Не Космонавт? А? На хрена он нам сдался, этот Студент?
– О, вспомнил. – Фитиль поднял палец. – Мы на сходке перед этим Мерина поминали. Кто-то с водкой набодяжил, может, а?
– Матрос с Редактором тоже водку пили, и ничего…
– Очень извиняюсь, что встреваю. – Буба деликатно кашлянул, одним элегантным движением пузатой десятилитровой бутыли наполнил стаканы. – А вы слышали про Вольфа Мессинга? Знаменитый гипнотизер такой есть. Вот сидит целый зал в каком-нибудь доме культуры в Урюпинске, человек сто, а то и больше, и он им говорит: а сейчас, товарищи, вы все находитесь на палубе парохода, который следует в Аддис-Абебу. Дует ветер, на море легкий шторм, и у вас у всех отличное праздничное настроение!.. И люди в зале начинают раскачиваться туда-сюда, будто и в самом на корабле плывут, и все смеются от счастья, и платочками обмахиваются от жары… Понимаете, о чем я?
– А где эта Аддис-Абеба? – поднял голову Жучок.
– Точняк! То же самое и с нами было! – закричал Фитиль. – Нас тоже будто всех загипонтизировали! И я даже знаю, кто! Этот хрен, Лютый! Как только он на сходе появился, так у всех башню и посносило!
– Но он же не фокусник, твою-ж-мать… Не циркач какой-нибудь, – буркнул Лесопилка. – Я ж сам с ним в Старочеркасске работал. Наш он, блатной, в татухах весь, и воры его знают…
– А однажды Мессинг главного кассира Госбанка загипнотизировал, не слыхали? – вставил Буба. – Дает ему чистую бумажку, типа это чек, а тот ему сразу – сто тысяч рублей!
– Так что, хочешь сказать, Мессинг этот тоже из блатных? – Череп уставился на него немигающим взглядом. – Чего он тогда в доме культуры выступал, как сявка мелкая, когда мог просто ходить по банкам и деньги огребать?
Буба смутился, снова стал перекладывать овощи на прилавке.
– Это он лично для товарища Сталина фокус показывал. Демонстрировал свое умение, так сказать…
Череп пошевелился, поежился зябко.
– А что, всё в цвет! Помните, сколько у Лютого непоняток вылезло, когда стали хрен к носу прикидывать? И по времени его байки не совпадали, и с погонялами мутная картина. А так казалось, что все путем! Значит, это все гипноз!
Лесопилка выругался.
– Если так, то нам он баки крепко забил… Гипнотизер хренов! И вместо настоящего Смотрящего пустышку подсунул.
Некоторое время они просидели в молчании, «вкуривая» сказанное и услышанное. За все это время к прилавку Бубы не подошел ни один хулиган. Правда, и покупатели обходили его стороной, опасаясь криминальных рож за прилавком. Буба и рад был намекнуть дорогим гостям, мол, не хотят ли они продолжить беседу в каком-нибудь другом месте, однако не решался – себе дороже выйдет. Вместо этого он принялся расхаживать взад-вперед, с подвыванием декламируя: «Свежий овощ-фрукт! Ай, па-алезный продукт!»
– В общем, гнилое дело, – подытожил Фитиль. – Может, новую сходку собрать, а?
– А что ты Студенту на том сходе предъявишь? – Лесопилка скосил взгляд на Бубу, сам достал бутыль из-под прилавка, наполнил опустевшие стаканы. – Голосовали, выбрали, все как полагается, твою-ж-мать. Никто не заставлял.
– А то, что Матроса вальнули, – это ничего?
– Так ведь не он же вальнул, не Студент…
– Ничего, братва. Голован скоро с зоны откинется, всем им кирдык придет. – Череп одним махом осушил стакан, утер ладонью подбородок. – На Голована вся надёжа. Он здесь туман разгонит, рамсы поправит и Студента задвинет куда надо, найдет способ. Ему все гипнотизеры побоку, на одной штуке он их вертел.
Общество слегка оживилось.
– А чего, правильно. Головану в мозг не бзданешь, не тот он человек.
– Вот кого в Смотрящие-то надо было с самого начала.
– А он и будет Смотрящим, клык даю.
– Тогда давай за Голована, чтоб скорее вертался.
Череп схватился за бутыль, больше расплескал, чем в стаканы попало. Буба взглянул на него с печальной укоризной.
– Буба, мать твою, не ссы! – Череп, покачнувшись на скамейке, ударил кулаком по прилавку. – Зря мы, что ли, сидим тут, всякую перхоть от тебя отпугиваем, морда твоя торгашеская! А-а? – Он схватил огурец, положил рядом с собой. – Хорошие огурцы! Их бы еще помалосолить…