Мир Стругацких. Полдень и Полночь (сборник) - Клещенко Елена Владимировна. Страница 19
– Да пошел ты… Откуда мы знаем, что там на дне? Может, все под землю уйдет.
– Не уйдет, – сказал Базунов. – я печенкой чую, ядреный нострадамус. Будет на Марсе роскошный Канал имени Москвы, запомни мое слово.
– И все-таки – как они переправились? – не унимался Ренкель.
– Ты просто не в курсе, дядя Жора. – Базунов снова улыбался, мягко, ласково. – Это все наша бесхозяйственность, ядрен госплан. На площадке не было ни грамма цемента, зато две катушки отличного бронированного кабеля.
– С ума сойти… Ну конечно! Маленький храбрый погрузчик! – Ренкель восхищенно цокнул языком.
То перебивая друг друга, то подсказывая, хлопая в ладоши и восторженно гогоча, стармех и бригадир прикинули схему переправы. Дирижабль на Марсе не поднимет ничего тяжелее «паука» даже на форсированном режиме. Ну и ладушки. Хватило бы силенок перетащить через каньон два хвоста бронекабеля – и задача решена. Сначала экскаваторы вбили в скалу жала, и «паук» закрепил на них буксирные тросы, чтобы лишний раз не мотаться туда-сюда. Дирижабль тем временем занес концы кабеля на другую сторону. А здесь на кабель просто наехали бульдозером, чтобы впоследствии утащить с собой полезные веревочки, вдруг еще пригодятся… Дальше летающий пузырь увез «паука» и вдвоем они кабель натянули. Заякорили его – не важно как, наверное, дирижабль лег на пузо и закопался манипуляторами… И тогда маленький храбрый погрузчик переехал по кабелям на ту сторону, волоча за собой тросы. Дальше «паук» закрепил тросы на нем, а погрузчик уперся ковшом и уже сам работал якорем. Следом переправился его приятель экскаватор, забил два жала, натянул тросы до звона, «паук» снова вывязал узлы, ну и…
– Смотрите! – крикнул гидролог, вглядываясь куда-то вниз. – Вот он!
Базунов машинально схватился за сердце. Потом за бинокль.
Переправа была далеко от водопада, здесь река на дне разлома уже почти не бурлила, и желтое пятно под водой бригадир не заметил только потому, что не интересовался, чего там внизу.
– Уфф… – Он оторвался от бинокля и потер грудь. – Слава тебе господи, ядрен канатоходец, ядрена акробатика, да пропади оно все пропадом, как же я перепсиховал…
Потом он начал тереть виски под шапкой: похоже, у него схватило еще и голову.
Ренкель забрал бинокль, посмотрел вниз, потом уставился на тросы.
– Левый чуть слабее. Если не знать, так и не заметишь. Все прошли нормально, но трос просел, Большой ехал замыкающим и соскользнул.
– Да и черт с ним. Никогда я его не любил. я испугался, что там малыш…
– Честно говоря, я тоже… Надо проверить, как у Большого с реактором. Кожух не мог треснуть даже в теории, но мы обязаны.
– Сейчас принесу из вездехода дозиметр… – Базунов снова потер грудь. – Вот я дурень, правда? Сорвался Большой, а мне лишь бы не маленький, ядрены нервы. А этот пусть себе лежит, железяка фигова. Когда-нибудь поднимем. Хотя… Погоди, а как они теперь заряжаются? Ядрен аккумулятор, тогда группа встала где-то недалеко.
– Черта с два они встали. Запитаются от среднего бульдозера, у него котел слабенький, но если потихоньку, всем хватит отсюда и до посинения. Они еще колечко сделают и с другой стороны Марса приедут. Запчастей хватит, я посмотрел, ребятишки выгребли ангар подчистую, увезли на самосвалах небось.
– На среднем нет разъемов, чтобы запитать группу, забыл?
– Через «паука». Что они, дураки? «Паук» отлично работает как переходник. Всего лишь инженерная задача.
– Инженерная задача… Это Сашка все время талдычит. У тебя подхватил?
– Наоборот. я у него, – сказал Ренкель.
Базунов снова посмотрел вниз. Большой лежал на боку и мирно спал под толщей воды. Бульдозер мог отдыхать с чистой совестью. Он сделал главное – придумал, как переправить группу. Если надо просто рыть землю носом, группа прекрасно обойдется без него. Она будет тянуть канал до следующего естественного препятствия, и у нее уже есть готовый алгоритм, как препятствие одолеть. Далеко уйдут ребята, ой, далеко, ядрена экспедиция… И в один прекрасный день по их следам хлынут воды Московского моря. Если на пути группы встретятся старые марсианские каналы, значит, когда-нибудь вода в них вернется. И люди увидят, каким был Марс в незапамятные времена. Новые люди, мы-то вряд ли.
Но все, что мы делаем в жизни, все, что мы строим, это ведь не для себя. А ради счастья будущих поколений, ради новых людей…
– Сильно тебя отымеют? – спросил гидролог, вставая рядом.
– Наплевать, – сказал Базунов.
И улыбнулся так широко, так искренне, что гидролог даже слегка испугался за него – а не сорвало ли у бригадира резьбу.
– Прямо уж и наплевать? Сейчас начнется… Что я, не знаю? У нас везде одна система. Тебя сначала заставят догнать и остановить эту землеройную команду, а потом начнут снимать очень мелкую стружку очень тупым рубанком.
– Это будет не сегодня. И даже не завтра.
– То есть?..
– Отставить кипеш. Мы сейчас проверим радиационный фон, и если котел в порядке – а он в порядке, зуб даю, его можно с ядрена эвереста ронять, – быстро сделаем ноги. И никому не скажем, ядрена конспирация. Нас тут не было. Верно, дядя Жора?
– Я в вагончике лежу и на лампочку гляжу, – пробасил Ренкель. – У меня грипп свирепствует.
– А ты что скажешь, друг ситный?
– Ну… – Гидролог замялся. – Ну, это в конце концов очень интересно. Водохранилище подпитывается неплохо, источники вскрыты на совесть. Оно просядет, конечно, но вовсе не насухо. И канал-то, прямо скажем, не Панамский.
– Ладно-ладно, он себя еще покажет. Мосспейсстрой веников не вяжет, ядрена технология! И я считаю – пусть ребята поработают сколько успеют. А то вечно я мешал им развернуться. Одни мне не дают, другим я не даю… Надоело.
– Пора валить, – напомнил Ренкель. – Пошел за дозиметром.
– У вас там комплекта химразведки нет, случаем? Или чего-то похожего? Хочу пробы воздуха… – И гидролог ушел вслед за стармехом.
Базунов остался у обрыва. Рассматривал спящего Большого и снова улыбался. Он уже не сердился на строптивый бульдозер, напротив, чувствовал в нем едва ли не родственную душу, ядрена психология.
Сам того не понимая, он глядел на свое отражение – того, кто хочет работать и работает, даже когда ему не дают.
Канал имени Москвы, питающий сегодня всю марсианскую промышленную зону, размечен еще на самом раннем генеральном плане освоения планеты, и нет оснований думать, что было иначе. Конечно, в период «штурма и натиска» случалось всякое. В дошедших до нас мемуарах ветеранов Мосспецстроя слышны отголоски героической эпохи, когда природа была заведомо сильнее человека, планы корректировались едва ли не ежедневно, а строители ощущали себя ни много ни мало передовой армией космической экспансии. С сообразной этому психологией и терминологией. Они не просто работали, а сражались за лучшее будущее для всех, и выражение «трудовой подвиг» звучало отнюдь не пафосно. Наши предки были готовы рисковать не только репутацией, но и самой жизнью, чтобы добиться выполнения поставленной задачи.
Не исключено, именно таким был и Дмитрий Базунов, о котором можно уверенно сказать лишь самый минимум: он и правда служил начальником «прыгающей экспедиции», а в списках Героев Соцтруда не значится.
В остальном «Подлинная история Канала имени Москвы» выглядит компиляцией сразу нескольких мифов эры первопроходцев. Некоторые из них не лишены документальной основы: например, на берегу Московского моря вы могли заметить необычный топоним «Улица Анизотропное шоссе». И первые литры воды в древнюю ирригационную систему Марса действительно были поданы из знаменитого канала. Другой разговор, что это никак не могло произойти по воле трудолюбивых роботов, отбившихся от рук. Система социалистического планирования была исключительно жесткой, и в ней просто не нашлось бы места для подобного самоуправства.
Но что касается технической стороны дела, тут все намного ближе к реальности. В династиях строителей действительно передаются из поколения в поколение легенды о строптивых бульдозерах и хитрых экскаваторах. Техника того времени конструировалась с огромным запасом прочности и по сей день на ходу. Конечно, у нее современный мозг, но механическая основа и дизайн остались прежними.