Ганнибал. Бог войны - Кейн Бен. Страница 20
– Спасибо, – поблагодарил юноша и положил мешок на голову, чтобы не замочить.
– Да уберегут тебя боги от всяких бед. Если повезет, сможешь добраться до Сиракуз до захода солнца.
Ганнон признательно кивнул.
– Пусть путь твой в Бруттий будет скор.
– Я вернусь и, если получится, с полными сетями.
Алким уже снова поднимал парус. Когда Ганнон выбрался на берег, рыбак на своей лодке удалился от берега на сотню шагов. Словно уже выполняя свое обещание забыть спутника, он не оборачивался. Карфагенянин подавил поднявшееся в груди чувство одиночества. Миссия началась. Ганнибал рассчитывает на него. Взгляд по сторонам успокоил – берег по-прежнему был пустынен, и море вокруг тоже, не считая суденышка Алкима. Ганнон снова раскрыл мешок и через несколько мгновений был уже в поношенном хитоне. Повязка на шее прикрывала шрам, а тонкая полоска кожи служила поясом, чтобы за него можно было заткнуть кинжал. Направляясь к Сиракузам, юноша хотел выглядеть просто бездомным со скудными пожитками за спиной. Если его остановит римский дозор – что ж…
Даже не думай. Такого не случится.
Надеясь на это, Ганнон направился от берега в глубь острова.
Его беды начались, когда он добрался до Гексапил – главных ворот в северной части сиракузских стен. Ганнон подошел к городу накануне вечером, не встретив ни одного римского дозора. Однако когда впереди показались Гексапилы, солнце было уже над самым горизонтом, и он услышал, как перекликается стража, закрывая огромные деревянные створки. Путники, искавшие вход в город так поздно, могли легко вызвать подозрение, тем более в военное время. Несмотря на то что он имел при себе кольцо Ганнибала и рекомендательное письмо, Ганнон выглядел оборванцем без обола за душой. Его могли бы обвинить в том, что свои вещи и меч он украл, и пока не представится возможность поговорить с каким-нибудь командиром, стоило соблюдать осторожность. Удрученный и голодный, юноша нашел подходящий закуток под деревом в удалении от дороги и там завернулся в шерстяной плащ. Не выспавшись, он встал утром одеревеневшим и озябшим. Внимательное наблюдение за движением по дороге к городу позволило подойти к Гексапилам одновременно со множеством других путников. Рядом могли быть римляне, но людям нужно было входить и выходить. Крестьяне и торговцы имели товары на продажу, а работники могли предложить свое время и руки. Были и другие путники – отряды возвращавшихся из дозоров солдат и новобранцы из окружающих деревень, откликнувшиеся на призыв Сиракуз. Ганнон пристал к группе последних в надежде, что стража не обратит на него внимания.
Но не тут-то было. Большинство часовых любили грубо пошутить над новобранцами, но один соколиноглазый солдат заметил, что Ганнон идет сам по себе.
– Эй, ты, там! – пролаял он по-гречески.
У Ганнона возникла мысль броситься бежать и скрыться в улицах, но тут же показалась неразумной. Не зная города, он рисковал быть схваченным как вражеский лазутчик. Разумнее было сохранять спокойствие и ждать развития событий. Ему нечего бояться. Поняв это, Ганнон заставил сердце прекратить отбивать стаккато в основании горла.
– Я, господин? – спросил он на том же языке.
– Угадал, болван. – Стражник свел свои густые черные брови в одну линию. – Или я смотрю на кого-то другого?
– Нет, господин.
– Подошел сюда. Быстро!
Его звал человек средних лет в иззубренном бронзовом панцире и таком же видавшем виды беотийском шлеме. Он был вооружен мечом и длинным метательным копьем. Ганнон раньше видел таких типов. Получив немного власти, когда рядом нет командира, им нравилось строить из себя самого Зевса Сотера. А уколи такого достаточно больно, и он обмякнет, как козий мех с вином. Но все-таки Ганнон находился не в том положении, чтобы осадить стражника. Нужно улестить этого засранца и пробраться в Сиракузы, подумал он.
– Быстро, я сказал!
Со всей прытью Ганнон протолкался мимо крестьянина на запряженной мулами крытой повозке, который только отшатнулся.
– Да, господин? – спросил карфагенянин, избегая смотреть в глаза.
– Имя!
Ганнон открыл рот, чтобы сказать «Алким», но густобровый уже нетерпеливо ткнул пальцем ему в грудь.
– Что, кошка откусила тебе язык?
Рассердившись, юноша решил открыть, кто он есть.
– Ганнон, – ответил он, приглушив голос, чтобы люди за спиной не услышали. Среди них могли быть римские шпионы, и им незачем было знать, что в Сиракузы вошел переодетый карфагенянин.
– Как? Говори громче!
Ганнон наклонился ближе и назвал свое настоящее имя.
– Я карфагенский командир. Меня прислал Ганнибал Барка с посланием к вашему командованию, к Гиппократу и Эпикиду.
Густобровый посмотрел на него с недоверием, потом рассмеялся.
– А я долбаный Аппий Клавдий Пульхр [3], пропретор… Что у тебя за спиной?
– Мои вещи. Одежда, провизия, меч.
– Меч? – Оттолкнув путника, густобровый взял наперевес копье. – Тревога! Я поймал одного с оружием!
Вокруг Ганнона раздались панические крики, и простой люд бросился в разные стороны – кто в город, кто из города. Через несколько мгновений он остался один в кольце нахмуренных солдат стражи, наставивших копья. Юноша уронил мешок, выбросил кинжал, поднял руки и громко проговорил:
– Я безоружен.
Густобровый начал кричать, что его нужно прикончить на месте, и многие товарищи выражали согласие. К счастью, остальные были испуганы и колебались в нерешительности. За спиной у них столпились люди посмотреть, что происходит.
– Шпион! Шпион! – послышался чей-то голос из толпы.
Кольцо копий заколебалось. Густобровый выругался и сделал шаг к Ганнону. Тот старался сохранять спокойствие.
– Мне нужно поговорить с вашим командиром, – сказал он, повысив голос.
– Мы сами решим, что с тобой делать, червяк, – прорычал голос у него из-за спины.
Карфагенянин начал поворачиваться, но тяжелый удар обрушился ему на затылок, и он лишился чувств.
Ганнон судорожно вдохнул, когда ему на голову вылили ведро воды. Он лежал на боку, связанный веревками, как свинья, которую сейчас зарежут. Слепящая боль отбивала ритм у него в черепе, а во рту было сухо и шершаво. Перекатившись на спину, он увидел, как за ним с подозрением наблюдают четыре человека. Один из них был густобровый. Два других – простые солдаты, но четвертый был начальник в полированном нагруднике и птеригах, защищавших плечи и пах. Облегчение Ганнона сошло на нет, когда тот указал на его шею.
– Ты раб?
У юноши напряглись нервы. Он не заметил, что они сняли у него с шеи повязку, открыв знак «Б», который ему оставил Пера. «Б» означало «беглый раб».
– Нет. В прошлом меня захватили римляне и пытали. Это их отметина.
– Правдоподобная история, – хмыкнул начальник.
Но вскоре рассказ Ганнона показался еще более правдоподобным, когда он упомянул кольцо Ганнибала и письмо. Их не нашли, когда его обыскивали. Обнаружив их – когда его раздели догола, – начальник напустился на своих солдат:
– Как же вы не заметили?
Бойцы обиженно повесили головы. Ганнон не обращал на них внимания, сосредоточившись на том, чтобы свободно и быстро по-гречески вкратце изложить начальнику свою миссию. Тот собрался было сломать печать на письме, но Ганнон предупредил:
– Можете распечатать, но на свой страх и риск: оно предназначено только Гиппократу и Эпикиду.
Сиракузский командир остановился. Словно чтобы убедиться, он задал Ганнону пару вопросов на неуверенном карфагенском. Скорость, с которой ответил тот, дала последнее доказательство. Начальник немного покраснел, приказав освободить Ганнона и вернуть ему одежду и вещи – кроме оружия.
– Приношу извинения за ошибку. У нас приказ сохранять бдительность в отношении римских шпионов.
– Я вряд ли назвал бы себя карфагенянином, если б меня послал Марцелл, – саркастически ответил Ганнон, уже одевшись.
3
Речь идет об Аппии Клавдии Пульхре, консуле Древнего Рима (212 до н. э.), известном политике и видном гражданине Римской республики. В 215 до н. э. в качестве претора был отправлен на Сицилию, где безуспешно пытался возобновить союз с перешедшим на сторону карфагенян тираном Сиракуз Гиеронимом. В следующем году оставался на Сицилии в качестве пропретора и легата Марка Марцелла, возглавляя флот и лагерь римлян в Леонтинах.