Ком - Злотников Роман Валерьевич. Страница 29

– Эй, тебя Найденыш зовут? – прервал его воспоминания кто-то из конвойных.

– Да, а в чем дело?

– Пошли, тебя там профессор Сешиксасс видеть хочет?

– Зачем?

– А я знаю?

Андрей чертыхнулся, но послушно вышел из колонны и, прибавив шаг, двинулся за конвойным.

Профессор оказался невысоким и полненьким мужиком, комбез на котором, – кстати, довольно дорогой, серии «Кракса», модификацию Андрей, так, с ходу, не определил, – смотрелся как на корове седло.

– Э-э, молодой человек, мне сообщили, что вы, несмотря на то что имеете регистрацию бродника уже два года, до сих пор находитесь на нулевом уровне владения хасса. Это так?

Андрей хмыкнул и неопределенно повел плечами.

– То есть, молодой человек, чего вы мямлите? Отвечайте яснее! – нахмурился профессор.

– Извините, господин профессор, – усмехнулся Андрей, – я нанимался в караван «мулом», а ни о чем другом договора не было.

– И что? – непонятливо удивился профессор.

Андрей пожал плечами и воздел очи горе, старательно не замечая ни удивления профессора, ни скрытых ухмылок бродников из состава конвоя. А что – он был в своем праве. Его нанимали, как «мула», так это он выполнит со всем тщанием, а ежели надобно что-то еще – так платите, господа, и обрящите.

– То есть вы хотите, чтобы я заплатил вам за ответ на один вопрос, да еще учитывая, что я и так этот ответ знаю? – возмутился профессор, окидывая сердитым взором Андрея и остальных окружающих его людей, как бы предлагая им присоединиться к его возмущению. И парочка из окружавших, которые, судя по тому, как на них сидели комбезы, прибыли с профессором «снаружи», оказалась вполне согласна с Сешиксассом. Во всяком случае, в их глазах тоже кипело праведное возмущение. А вот все остальные старательно отводили глаза. Андрей усмехнулся, но не нагло, а примирительно:

– Ну, так это ж вы задали такой вопрос, господин профессор, а не я. К тому же, мне кажется, одним вопросом дело не ограничится. Так что я совершенно не против договориться об оплате разом и за все последующие.

Профессор несколько мгновений сверлил Андрея сердитым взглядом, а затем… расхохотался:

– Нет, ну какой обаятельный наглец, прости господи! Ладно, согласен. Кстати, как вас зовут?

– Найденышем. Только зовут меня редко, чаще я сам прихожу, – схохмил Андрей, и профессор снова расхохотался… Отсмеявшись, он посерьезнел и предложил:

– Давайте так: я плачу вам за ответы на мои вопросы еще одну дневную ставку. Идет?

– Идет, но только день за день.

– То есть? – не понял ученый.

– Ну, вы платите мне дневную ставку за день моих ответов. И целый день я в вашем полном распоряжении. А если завтра вам опять понадобится задать мне какой-нибудь вопрос, один или сто – неважно, то вы опять выплачиваете мне дополнительную дневную ставку.

– Ну, я же говорю – наглец! – снова возмутился профессор, но затем улыбнулся и кивнул. – Ладно, столь яркую уверенность в себе стоит поощрять. А то я уже забыл о том, что на свете существуют люди, которые точно знают, чего им нужно в данный момент времени. Среди моих ассистентов почти все – абсолютные рохли, – похоже, те два типа, которые в начале разговора столь возмущенно пялились на Андрея, были не очень-то согласны с этим определением ученого, но вслух возразить не рискнули.

– Итак, расскажите мне о себе, – потребовал профессор, едва только вопрос с оплатой был урегулирован к обоюдному удовлетворению, – желательно поподробнее – где и как вы появились в Коме, почему до сих пор не сделали узора и так далее.

Андрей на минуту задумался, а затем начал свое повествование. За прошедшие два года он уже разобрался с тем, какие сведения о себе не стоит выкладывать окружающим, а какие не могут ему ничем помешать. Так что свою историю он излагал достаточно спокойно. Она оказалась для Кома отнюдь не чем-то из ряда вон выходящим. Нет, такие, как он, случайные попаданцы не встречались в Коме на каждом шагу, но и уникальным случаем тоже не являлись. Уникальным здесь, скорее, являлось то, что он пережил первые десять ски после попадания в Ком и… то, что он до сих пор продолжал оставаться в живых. Поэтому он рассказал о своих приключениях относительно честно. Не все, конечно, и не обо всем, но…

– Интересно, очень интересно, – пробормотал профессор. – Значит, вы до сих пор надеетесь, молодой человек, что у вас проснется природная чувствительность к хасса?

Андрей снова неопределенно пожал плечами. Только выйдя за ворота Клоссерга, он вспомнил, что собирался сегодня утром пойти и сделать себе узор. А все Толстяк Кемми – давай-давай, быстрей-быстрей.

– А где вы проходили тестирование? – поинтересовался профессор.

– Нигде.

– То есть? – удивился ученый. – А с чего вы взяли, что у вас вообще есть шанс на то, что она проявится?

– Мне сказала об этом Иллис, – нехотя ответил Андрей.

– Эта бродница, командовавшая отрядом охраны той портальной группы, которая и вытянула вас сюда? А с чего вы взяли, что ее словам стоит доверять? Она предоставила вам какие-нибудь веские доказательства? – нахмурился профессор. – Я вообще нигде не слышал, что человек способен определить у другого человека чувствительность к хасса без серьезного комплекса аппаратуры.

– Нет, – вздохнул Андрей. – Она не предоставила мне никаких веских доказательств. Более того, она сама сказала, что никаких объективных предпосылок к ее заявлению нет и быть не может, но… я ей поверил.

– Смешно! – сердито бросил профессор. – А если я скажу вам, что у вас под влиянием хасса вырастут крылья, вы мне тоже поверите?

– Сейчас – нет, – серьезно ответил Андрей. – Но если мы с вами пройдем через то, через что пришлось пройти нам с Иллис, – может быть. Не знаю, не уверен, но может быть… – он замолчал. Профессор так же некоторое время молча шел рядом с ним. Потом вздохнул и внезапно произнес:

– Прости, Найденыш, я… понял.

На этом день вопросов и ответов закончился. Когда Андрей, выйдя из колонны, пропускал ее мимо себя, дожидаясь, когда рядом с ним окажется то место в колонне, которое было ему назначено старшим при выходе из поселения, каждый проходящий мимо него конвойный кивал ему или заговорщически улыбался. Ну, еще бы, их парень, такой же бродник, как и они (а, вернее, даже послабее), сумел развести «внешников» на бабки и настоять на своем. Это совершенно точно заслуживало уважения…

Вечером, когда Андрей уже устраивался на ночлег, к нему снова подошел тот самый бродник, который интересовался, насколько Астрая горяча в постели.

– Найденыш, ты это, не обижайся, лады? Я ж ничего такого, просто интересно, – затянул он извиняющимся тоном. – Я ж артисток только на сцене видел, да и вообще, сам знаешь, сколько здесь, в Коме, посещение борделя стоит. А я на это дело слаб. Дома-то еще тем ходоком был, а сюда попал – и мучаюсь, – пригорюнившись, закончил он.

– Ну и зачем ты мне это рассказываешь? Чтоб я тебе посочувствовал? – язвительно поинтересовался Андрей. Бродник замахал руками:

– Да что ты, бог с тобой! Просто… ну… я это… не хочу, чтоб ты обиду затаил.

– Да нет у меня на тебя никакой обиды, – устало отозвался землянин, – иди уж, ходок…

– Ага, ага, – мелко закивал головой мужик, вскакивая на ноги, – ты это, если что надо – подходи. У меня кое-что полезное есть. Энергозаряды там, пайки, салфетки для обтирания, картриджи для аптечек. Я тебе задешево все продам. С большой скидкой.

Андрей махнул рукой. Вот ведь привязался. Мужик, похоже, был из «коробейников». Встречались такие среди «мулов». Помимо переноски груза они еще и приторговывали всякой мелочью. Но чаще всего к их услугам обращались во время длительных переходов. Их же караван, учитывая присутствие «внешников», не привычных к Кому, скорее всего, будет двигаться от поселения к поселению не особенно длинными переходами. Так что мужику успешная торговля не слишком светила. Впрочем, кто в Коме может быть уверен в том, что знает, каким будет его завтрашний день? С этими мыслями Андрей и уснул.