Вспомнить всё (сборник) - Дик Филип Киндред. Страница 31

– Вот что я тебе скажу, – сообщил шурин. – Ты, между прочим, сидишь себе на пятой точке и ничего не делаешь – и этим помогаешь Пуристам!

Он довольно рыгнул и отодвинул тарелку.

– Таких, как ты, мы называем бессознательными про-Пуристами!

И он злобно зыркнул на Джимми:

– Ты, мелкий наглец! Был бы совершеннолетним, я б тебя вытащил да и отлупил бы – от души…

– Прошу вас, – вздохнула Бетти. – Давайте не будем ссориться из-за политики за столом. Давайте, для разнообразия, поужинаем в мире и согласии. Я уже жду не дождусь, когда пройдут эти выборы…

Карл и Джимми смерили друг друга ненавидящими взглядами и продолжили осторожно есть.

Джимми не выдержал первым:

– Твое место на кухне, – зашипел он. – Тебя под плитой нужно кормить, а в столовую не пускать! Ты только посмотри на себя! Ты потный!

Он гадко хихикнул:

– А когда поправку примут, тебе придется избавиться от потливости, так и знай! А то в тюрьму посадят!

Карл покраснел от гнева:

– Вы, паскудники, шиш получите, а не поправку!

Он грубил, но уверенности в голосе не чувствовалось. Натуристы боялись выборов – Пуристы контролировали Совет Федерации. В случае победы на выборах они могли и впрямь принять законы, требующие принудительного исполнения пуристского кода из пяти пунктов.

– Я не позволю вырезать мои потовые железы! – процедил Карл. – И вы не заставите меня проходить контроль свежести дыхания. И зубы отбеливать я не буду. И волосы в лысину вставлять я тоже отказываюсь! Это моя жизнь, а жизнь предполагает, что ты становишься грязным, лысым, толстым и старым!

– Это правда? – спросила Бетти у мужа. – Ты действительно бессознательный про-Пурист?

Дон Волш яростно пронзил вилкой остатки стейка.

– Я не присоединяюсь ни к одной из партий, и за это меня обзывают бессознательным про-Пуристом и бессознательным про-Натуристом! А я считаю, что оба движения уравновешивают друг друга. Если я всем враг – значит, я никому не враг. – Он подумал и добавил: – И не друг.

– Вам, Натуристам, нечего предложить молодежи! – сказал Джимми Карлу. – Какое будущее вы нам пророчите? Вот мне, например? Жить в пещерах, жрать сырое мясо и вести животное существование! Вы тормозите развитие цивилизации!

– Вам бы все лозунгами кидаться, – презрительно бросил Карл.

– Вы хотите вернуть нас к дикости! Вы за социальный регресс, а мы – за интеграцию! – Джимми возбужденно тряс худым пальцем перед лицом дяди. – Вы… вы подвержены таламическим эмоциям!

– Я тебе сейчас голову оторву, – взревел Карл, поднимаясь со стула. – Вы, пуристские наглецы, старших ни во что не ставите!

Джимми захихикал:

– А ты попробуй, а я посмотрю. За нанесенные несовершеннолетнему побои дают пять лет тюрьмы! Давай, ударь меня!

Дон Волш грузно поднялся на ноги и вышел из комнаты.

– Куда ты? – капризно пискнула Бетти. – Ты же не доел!

– Будущее принадлежит молодым! – Джимми информировал Карла. – А молодежь планеты – за Пуристов. Никуда вы от нас не денетесь, грядет пуристская революция!

Дон Волш вышел из квартиры и прошел по коридору к лестнице на нижний этаж. По обеим сторонам тянулись закрытые двери. Вокруг колыхалась аура шума и света и лихорадочной деятельности – рядом общались, ели, взаимодействавали семьи, множество семей. Он прошел мимо занимающихся в темноте любовью юноши и девушки и вышел на лестницу. Остановился на мгновение, а потом спустился на самый нижний уровень комплекса.

На этом уровне никого не было. Здесь стояла тишина. Темная, влажная. Над головой голоса людей превратились в далекое эхо, еле слышное через цементные перекрытия. Какой контраст – там полно народу, а здесь пусто, и в магазинах не горит свет. Вот бакалейные лавки, вот салон красоты и винный магазин, прачечная, аптека, зубоврачебный кабинет, приемная терапевта, а вот и приемная местного психоаналитика.

Внутри кабинета сидел аналитик – Дон его хорошо видел. Сидел неподвижно и молча, а вокруг текли вечерние тени. В отсутствие клиентов аналитик сидел выключенный. Волш неуверенно потоптался, а потом прошел через идентификационную рамку в приемной и постучался в прозрачную дверь кабинета. В его присутствии реле и переключатели среагировали, в кабинете мгновенно зажегся свет, а психоаналитик выпрямился, улыбнулся и приподнялся, приветствуя Волша.

– Дон, – радостно сказал он. – Проходи, садись.

Волш вошел и устало опустился в кресло.

– Я тут подумал, что, наверное, хочу с тобой поговорить, Чарли.

– Ну конечно, Дон.

И робот наклонился и посмотрел на часы, установленные на широком столе орехового дерева.

– Но… разве сейчас не время ужина?

– Да, – согласился Волш. – Но что-то я не голоден. Чарли, ты же помнишь, о чем мы говорили в прошлый раз… ну, ты помнишь, что я сказал. Помнишь, что меня беспокоило.

– Ну конечно, Дон.

И робот удобно устроился в своем крутящемся кресле и положил локти на стол – совсем как человек. И ласково посмотрел на пациента.

– Как дела? Как ты себя чувствуешь последние несколько дней?

– Да не так чтобы очень хорошо, Чарли. Понимаешь, мне нужно что-то делать с этим. И ты можешь мне помочь – потому что ты ни на чьей стороне и у тебя нет предубеждений.

Волш посмотрел в почти человеческое лицо из металла и пластика.

– Ты же все видишь как есть, Чарли. Ну и как я могу присоединиться к одной из партий? Ведь эта их пропаганда, эти их лозунги, они же… черт… да они же дурацкие! Все как один! Да какое мне дело до чистоты зубов и запаха из подмышек? Люди готовы убивать друг друга по таким пустячным поводам… просто в голове не укладывается… Да если эту поправку примут, мы получим полномасштабную гражданскую войну! Самоубийственную, страшную! И что же, мне придется выбирать в этой схватке сторону?

Чарли покивал:

– Дон, я понимаю, что ты хочешь сказать.

– Что же получается? Я должен выйти из дома и треснуть по голове совершенно не знакомого мне человека только потому, что от него пахнет потом? Или наоборот, не пахнет? А ничего, что я этого человека в первый раз вижу? Я не хочу так поступать! Я отказываюсь! Почему они никак не оставят меня в покое? Почему у меня не может быть собственного мнения? Почему я должен обязательно согласиться с этими… совершенно безумными точками зрения?

Психоаналитик терпеливо, по-отечески, улыбнулся.

– Это непросто, Дон, я понимаю. Ты не синхронизирован с обществом, вот в чем дело. Вот почему культурные установки и нравы кажутся тебе не слишком приемлемыми. Но ведь это общество, в котором вам придется жить. Другого нет.

Волш вздохнул и усилием воли заставил кулаки разжаться.

– Вот что я думаю. Если кто-то хочет пахнуть – пусть пахнет. А те, кто пахнуть не хочет, пусть удаляют себе потовые железы. Так в чем проблема?

– Дон, ты уходишь от вопроса. – Спокойный, бесстрастный голос. – Ты хочешь на самом деле сказать, что обе стороны не правы. А это глупо, не правда ли? Одна из сторон должна быть правой…

– Почему же?

– Потому что наличие двух сторон в споре исчерпывает практические возможности для установления истины. Твоя позиция на самом деле позицией не является. Это скорее описание ситуации. Понимаешь, Дон, ты психологически не способен справиться со сложным вопросом. Ты не хочешь определяться с позицией, потому что слишком боишься ущемить свою свободу и индивидуальность. Ты стоишь в позе интеллектуальной девственницы и ревностно оберегаешь свое целомудрие.

Волш подумал и сказал:

– Я хочу быть честным с самим собой.

– Но ты живешь не в одиночестве. Ты – часть социума. Идеи ведь не существуют в вакууме.

– У меня есть право на собственную точку зрения. У меня есть собственные идеи.

– Нет, Дон, – ласково ответил робот. – Это не твои собственные идеи. Ты их не создал. И ты не можешь включать и выключать их по собственному желанию. Скорее это они тебя включают – точнее, действуют через тебя. Твое окружение тебя формирует. Твои убеждения – результат действия определенных социальных сил и определенного общественного давления. В твоем случае две взаимоисключающие точки зрения столкнулись, и возникла патовая ситуация. Ты сейчас находишься в конфликте с самим собой. И не можешь решиться, к какой стороне примкнуть, потому что признаешь частичную правоту за обеими.