12 ульев, или Легенда о Тампуке - Тихомиров Валерий. Страница 21

Димон стоял, крепко ухватясь побелевшими пальцами за ручку каталки. Прямо перед глазами оказались толстые фиолетовые губы с прилипшим пером от подушки. Секунду лицо с закрытыми глазами оставалось неподвижным. Потом, почувствовав своей бесхитростной распахнутой душой присутствие рядом людей, Мананга спросил — медленно, почти по слогам:

— Как... уаше... доровье?

Руки фельдшера разжались, и он растаявшим снеговиком упал под колеса «скорой». Совместная работа, бывает, спаивает покрепче дружбы. Семеныч солидарно закатил глаза и рухнул в сугроб усами вперед, как свергнутый памятник. Сын Африки быстро замерз на ветру. Одеяло никак не находилось, люди не отзывались. По-прежнему не просыпаясь, он улегся обратно, свернувшись шариком, из которого, как из конфеты «Чупа-чупс» палкой торчала загипсованная конечность.

Виктория Борисовна с трудом сообразила, в чем дело. Сказывалось выпитое и бессонная ночь. Итоги операции не радовали: профессор отсутствовал, помощники лежали без сознания. Она удрученно философски сплюнула в ту сторону, где, по ее мнению, находилась Москва:

— Довели народ...

После этого к обморочной бригаде «скорой» были применены сугубо народные методы реанимации. Их сопровождали исконно отечественные бодрящие выражения. Через пять минут машина с красными крестами на бортах покинула территорию больницы. В кабине «скорой» сидел приведенный в чувство экипаж. Виктория Борисовна явно предпочла женской нежности эффективность. Припухшие щеки Семеныча и Димона полыхали огненным румянцем. В салоне звонко храпел Мананга, успокаивая бригаду уверенной принадлежностью к миру живых.

Глава 11

ПАДЕЖ В МОЗАМБИКЕ

Совершенно неожиданно для себя, выключив свет во всей больнице одним движением рубильника, Виктор Робертович удивленно замер. Окружающая липко-подвальная тьма была абсолютно непроницаемой. Указателей, по которым можно было бы найти выход, теперь не было видно. Где-то вдалеке, в другом мире, раздавались громкие рассерженные крики, хлопали двери... А в подвале слышалось только прерывистое жалобное гудение водопроводных и канализационных труб.

Осознав необходимость решительных действий, Виктор Робертович нащупал ближайшую стену и, опираясь на нее для сохранения направления, а также равновесия, устремился навстречу подвигам. Путь его был долог. Согласно всем физиологическим механизмам, вот-вот должны были обостриться другие чувства — в качестве компенсации за утраченную возможность видеть. Продвигаясь шаг за шагом, на ощупь, он ждал. Но из всех мыслимых чувств почему-то обострилась лишь тошнота. В качестве подмоги в ориентации — штука никудышная. Подвал не желал отпускать свою жертву. Тесный тоннель никак не кончался.

Мучительно медленно, обтирая халатом стены, Файнберг, спотыкаясь, стремительно ковылял на помощь своей новой знакомой. Если бы не благородный порыв, он бы давно уже присел подремать часок-другой. Но нет! Желание спасти беззащитную женщину гнало его вперед. Наконец на пути образовалась приоткрытая дверь. Ее торец был болезненно «нащупан» лбом. В результате на семи морщинистых пядях образовалась шишка, а свалившиеся очки жалобно хрустнули под ногой. Мудро решив, что в темноте они все равно ни к чему, Виктор Робертович с облегчением выскочил на лестницу. Ни секунды не сомневаясь, он направился на хирургическое отделение, готовясь вступить в неравный бой с кем угодно. Выбора не было, потому как встретить в рядах бойцов мафии равного по силам или возрасту оппонента вряд ли представлялось возможным.

Пока в районе палаты номер шесть происходили вышеупомянутые события, а в подвале графом Монте-Кристо бился Файнберг, младшая медсестра Ираида Павловна сидела на полу. Несколько раз она робко пыталась отвести от закрытых глаз руки, но зрение не возвращалось. В свои шестьдесят лет она очень боялась ослепнуть. Как назло, в такое пакостное утро эта напасть свалилась на нее последней ядовитой каплей. Откуда-то доносился неясный шум. Он настойчиво отвлекал от переживаний, вызывая любопытство.

В конце концов Ираида Павловна решилась. Собрав волю в кулак, она отвела руки. Поначалу темнота перед глазами оставалась прежней, но постепенно из мрака стали выступать нечеткие очертания предметов. К огромному облегчению санитарки, пришла уверенность — зрение вернулось, просто на отделении выключили свет. Перекрестившись и вознеся Господу краткую, но искреннюю благодарственную молитву, она поднялась. Обретя душевное спокойствие и вкус к жизни, санитарка вспомнила о существовании «ночной конкурентки». Мысль о беспардонно похищенном инвентаре толкнула ее вперед.

Привыкая к темноте, Ираида Павловна сделала несколько шагов. Поступь ее мало-помалу становилась все увереннее и быстрее. Вскоре она окончательно освоилась в потемках, уверенно семеня в направлении последнего местонахождения самозванки.

Характерного для уборки шевеления нигде не наблюдалось. Как, впрочем, и никакого другого.

— Спряталась! — злорадно прошипела Ираида Павловна.

Разогнавшись, она чуть было не проскочила мимо застывших в немом безмолвии телохранителей. В последний момент санитарка все же притормозила, по старой советской привычке возжелав втравить в неизбежные разбирательства как можно больше свидетелей.

— Ребята, где тут гражданка, которая полы моей шваброй мыла? — как можно доброжелательнее спросила она у сидящих мордоворотов.

Ответом ей послужило молчание, почти ощутимо налитое равнодушным презрением к чаяниям простого трудового народа. «Зажрались, морды бандитские!» — подумала Ираида Павловна.

— Что, трудно ответить?! Я, между прочим, и за вами здесь убираю! — в голосе ее исподволь появились визгливые нотки.

Охранники безмолвно проявляли высокомерное и наплевательское отношение к сизифовой борьбе за чистоту. Это было крупной ошибкой. Не встретив отпора, праведный гнев полыхнул жарким пламенем пролетарской ненависти.

— Как по чистенькому вышагивать — так все горазды, а как помочь — так никого нету! — нахраписто взвизгнула Ираида Павловна.

«Что, притухли, мордатые?!» — безмолвно возликовал ее внутренний голос.

Войдя в раж, уборщица гордо подняла голову. Дверь палаты номер шесть была открыта. В загадочном свете далеких фонарей, пробивающемся сквозь немытое окно, тускло мерцало серым боком «ведро преткновения».

— Покрываете? — не по-доброму прошипела санитарка и ринулась в бой.

На свое счастье, потрясенные стражи не среагировали на стремительный порыв. Воинственная санитарка влетела в палату, готовясь к активным боевым действиям... и остановилась как вкопанная. Самозванки нигде не было. Поиски в туалете и под кроватями результата не дали. Кроме прислоненной к стене швабры и груды каких-то обломков под ногами, ничего обнаружить не удалось. Да еще громко храпящий мужик лежал почему-то не в постели, а на каталке.

Воинственный пыл почти угас. Последним его проявлением было кощунственное покрытие источника храпа простыней. «Так тебе!» — подумала Ираида Павловна, остывая. Справедливости ради надо сказать, что спящий на такую наглость не среагировал. Возвратив родной инвентарь, «женщина-санитар» решила убраться в палате, раз уж все равно оказалась здесь. Со вздохом она отправилась в туалет за водой. Благо, апартаменты были с отдельным санузлом.

Профессор ловко скользнул на уже знакомое хирургическое отделение. В последний момент его качнуло, и карман испачканного о подвальные стены халата зацепился за дверную ручку. Восстанавливая равновесие, Файнберг дернулся. Раздался треск отрываемой ткани, и карман превратился в болтающийся сбоку лоскут. Виктор Робертович замер, ожидая реакции на произведенный шум. Пытаясь слиться со стеной, он стоял, вытирая со лба крупные капли пота. Тишина звенела в ушах, но, к счастью, ничем посторонним не нарушалась. «Ага, прошляпили!» — обрадовался профессор, всеми фибрами души превращаясь в Джеймса Бонда, Максима Исаева и Рэмбо одновременно. Он двигался как матерый ниндзя, выбирая самые темные места коридора. Во всяком случае ему так казалось. До цели оставалось несколько метров. Уже белели размазанными пятнами халаты охранников. Напряжение, как и полагается, достигло апогея... Виктор Робертович споткнулся о плинтус и рухнул.