В поисках синего - Лоури Лоис. Страница 13

«Подмаренник, марена. Я должна это запомнить. Теперь я должна это знать», – сказала про себя Кира.

– Дрок, – старушка дотронулась посохом до кустарника, покрытого небольшими цветочками. – Его ростки дают хороший желтый цвет. Но не пересаживай его лишний раз. Дрок этого не любит.

«Дрок для желтого», – повторила про себя Кира.

Кира пошла за Аннабеллой в другой угол сада. Та остановилась и дотронулась до небольшого растения с упругими стеблями и маленькими овальными листьями.

– А вот этот живучий, – в ее голосе слышалась нежность. – Его называют зверобой. Он пока не цветет, еще рановато для него. Но как зацветет, из него получается хороший коричневый. Правда, пятна от него на руках.

Она показала ей свою руку и продолжила:

– Еще будет нужен зеленый. Тут тебе поможет ромашка. И вода. Но бери только листья. Цветки оставь для чая.

У Киры от названий растений и всех указаний уже кружилась голова, а ведь ее познакомили всего лишь с маленькой частью сада. Услышав про воду и чай, она поняла, что хочет пить.

– Простите, нет ли у вас колодца? Можно попить? – спросила она.

– И Пруту тоже! А то он воду никак не найдет, – раздался рядом голос Мэтта.

Аннабелла отвела их к колодцу за хижиной, и они стали жадно пить. Мэтт налил воду в углубление в камне, и собака тут же выхлебала ее и стала ждать добавки.

Наконец, Кира и Аннабелла сели рядом в тени. Мэтт, жуя свой хлеб, ушел побродить по окрестностям вместе с Прутом.

– Будешь приходить каждый день, – повторила Аннабелла. – Выучишь все растения и все цвета. Как выучила их твоя мать, когда была девочкой.

– Я выучу, обещаю.

– Она говорила, у твоих пальцев свое знание. Что это знание больше, чем у нее.

Кира посмотрела на свои руки и сложила их на коленях.

– Когда я работаю с нитями, что-то происходит. Они как будто сами знают, что должно быть вышито, а я лишь подчиняюсь им.

Аннабелла кивнула:

– Это и есть знание. У меня такое же, но только про красители, не нити. Мои руки всегда были слишком грубыми, – она показала свои изувеченные ладони, все в пятнах. – Но чтобы вышивать, тебе придется научиться делать красители. Узнать, когда подцвечивать краситель. Как разводить его. Как отбеливать нити.

«Подцвечивать. Разводить. Отбеливать. Какие странные слова», – думала Кира.

– А еще есть протрава, ее тоже надо научиться делать. Иногда из сумаха. Подходят и древесные галлы. А еще некоторые лишайники. Но лучше всего – пойди-ка сюда, посмотри. Посмотрим, угадаешь ли ты, из чего сделана эта протрава. – И неожиданно проворно для женщины, дожившей до четырехсложного возраста, Аннабелла встала и повела Киру к закрытому сосуду, который стоял рядом с тлеющим костром.

Кира наклонилась, чтобы лучше видеть, но когда Аннабелла подняла крышку, отпрянула от неожиданности и отвращения. Запах у жидкости был чудовищный. Аннабелла улыбнулась и довольно хихикнула.

– Ну, что скажешь?

Кира замотала головой. Она даже думать не могла о том, что было в этом вонючем сосуде, и тем более о том, из чего это получилось.

Аннабелла, все еще смеясь, закрыла крышку.

– Нужно накопить побольше и дать настояться, – проговорила она. – И это сделает цвет ярче, а краситель – более стойким. Это старая моча! – объяснила она с довольным смешком.

Ближе к вечеру Кира в сопровождении Мэтта и Прута собралась домой. Сумка, которую она несла на плече, была полна цветных нитей и пряжи, которые надавала ей Аннабелла.

– На первых порах тебе хватит, – сказала старая красильщица. – Но надо учиться красить самостоятельно. А теперь повтори, что ты запомнила.

Кира закрыла глаза, подумала и сказала громко:

– Марена для красного. Подмаренник тоже для красного, только его корни. Цветки пижмы для желтого, а еще дрок. А тысячелистник – для желтого и золотого. Темный алтей, одни только лепестки – для розовато-лилового.

– Тысячесопельник, – громко проговорил Мэтт и вытер нос грязной пятерней.

– Тихо ты, – сказала ему, смеясь, Кира. – Не дурачься. Я должна запомнить. Дрок, осока, – продолжила она, напрягая память, – это золотисто-желтый и коричневый. А еще для коричневого подходит зверобой, но от него будут пятна на руках. Свежие листья и цветы бронзового фенхеля можно есть. Ромашка для чая и зеленого цвета. Это все, что я запомнила, – сказала Кира извиняющимся тоном. Растений было намного больше.

Аннабелла одобрительно кивнула.

– Это только начало, – проговорила она.

– Нам с Мэттом пора идти, а то стемнеет раньше, чем мы доберемся, – сказала Кира, глядя на небо. Тут она внезапно вспомнила что-то.

– А вы умеете делать синий? – спросила она.

Аннабелла нахмурилась.

– Нужна вайда, – сказала она. – Собери свежие листья растения-первогодка. Еще нужна мягкая дождевая вода; и тогда получишь синий. У меня вайды совсем нет.

Есть у других, но они далече.

– Кто это – другие? – спросил Мэтт.

Аннабелла не ответила мальчику. Она показала на дальний конец своего огорода, где начинался лес и виднелась узкая заросшая тропинка. Затем повернулась и пошла в сторону своей хижины. Кира слышала, что она что-то бормочет.

– Синий я так и не нашла, – говорила она. – Но он есть у них, у тех, кто далече.

9

На мантии Певца было лишь несколько крошечных участков, расшитых синим цветом, который выцвел почти до белого. Поужинав и дождавшись, пока зажгут масляные лампы, Кира стала внимательно ее рассматривать. Она разложила свои нити – те, которые были среди ее запасов, и те, что дала Аннабелла, – на большом столе, помня, что, прежде чем приступать к работе, надо тщательно подобрать цвета при дневном свете. И заметила – с облегчением, потому что она не смогла бы их восстановить, и с разочарованием, потому что синий добавлял такой красоты всему узору, – что полноценного синего цвета больше не осталось, только намек на то, что он когда-то был.

Она снова и снова повторяла названия растений, пытаясь сложить из них песенку, чтобы было легче запомнить. «Алтей и пижма, марена и подмаренник…» – но ритм не складывался и слова не рифмовались.

В дверь постучал Томас. Кира ему обрадовалась. Показала мантию и нити и рассказала, как провела день со старой красильщицей.

– Не могу запомнить все названия, – пожаловалась она. – Но, думаю, если завтра с утра я схожу на наш участок, то, возможно, найду уцелевшие растения, из которых мама делала красители. И когда их увижу, то лучше запомню названия. Надеюсь только, Вандара…

Кира замолчала. Она раньше не рассказывала резчику о своем враге, и от самого звука этого имени у нее пошли мурашки по коже.

– Женщина со шрамом? – спросил Томас.

Кира кивнула и поинтересовалась:

– Ты знаешь ее?

Он покачал головой.

– Но я знаю, кто это, – проговорил он. – Все знают.

Он взял небольшой моток темно-малинового цвета.

– Как красильщица сделала такой цвет? – спросил он с любопытством.

Кира задумалась. «Марена для красного».

– Марена, – вспомнила она. – Только корни.

– Марена, – повторил он. Тут ему в голову пришла мысль. – Я бы мог записать для тебя названия растений. – Так тебе легче будет запоминать.

– Ты умеешь писать? И читать?

– Да, я выучился, когда был маленький. Некоторых мальчиков учат. И иногда мне приходится вырезать слова.

– Но я-то не умею читать. Так что если ты и запишешь названия, я не смогу их прочесть. А девочкам не разрешают учиться.

– Но все равно я смогу помогать тебе. Если ты скажешь мне названия и я запишу их, то потом, когда захочешь, буду тебе читать. Я знаю, у нас все получится.

Кира согласилась. Тогда он принес из своей комнаты перо, чернила и бумагу, и она снова стала перечислять те названия, которые запомнила. В мерцающем свете она глядела за тем, как он старательно записывает. Она видела, как звуки ложатся на бумагу в виде палочек и крючков, а потом Томас их читал, и они снова становились звуками.