Салтыков. Семи царей слуга - Мосияш Сергей Павлович. Страница 54

— Я думаю, недели достаточно.

— Хорошо. Через неделю соберем Конференцию, обсудим, а потом представим ее величеству. Вы с чем-то не согласны, Петр Семенович?

— Да нет. Как не согласиться с ее величеством. Но дело в том, Михаил Илларионович, что слишком подробный план опасен.

— Отчего же?

— Попав к прусскому королю, он дает ему возможность принять свои меры.

— Но как он к нему попадет? Помилуйте, Петр Семенович.

— Увы, попадает, ваше сиятельство. Король, как правило, знает каждый наш шаг. Я в этом убедился.

— Шпионы?

— Я полагаю, да.

— Может, поэтому вы и пишите или-или?

— Отчасти и поэтому. Вы знаете, отчего наш святой Александр Невский всегда побеждал?

— Отчего? Интересно.

— Оттого, Михаил Илларионович, что никому, даже близким дружинникам, не говорил о своих планах. А мы выносим на Конференцию, потом во дворец.

— Но, дорогой Петр Семенович, вы же не хотите сказать, что шпион среди членов Конференции или при дворе?

— Я этого не знаю, ваше сиятельство. Но мы слишком громко говорим об этом, а как вы знаете, и у стен есть уши.

— Ну и что ж вы предлагаете? Совсем не писать план?

— Отчего же? Я напишу подробно и обстоятельно, как просит ее величество, но на Конференции читать не буду, назову только основные возможные направления наших маршей.

— И опять: или-или?

— Раз вам так хочется, ваше сиятельство, считайте так: или-или.

Возвращался домой Салтыков не в лучшем расположении духа. Увы, не нравилось ему публичное обсуждение грядущей военной кампании, не нравилось. То, что принц был ярым поклонником короля Фридриха, ни для кого не было секретом.

«От него наверняка многое передается королю, — думал с горечью фельдмаршал. — А сам канцлер Воронцов? Он же кавалер прусского ордена Черного Орла и еще, говорят, имел от Фридриха приличный пенсион. За что это ему? Вот тут и ломай голову, кого больше остерегаться надо: принца или канцлера?»

Всю неделю Салтыков работал над планом, исписав около двадцати листов бумаги. После того сам перебеливал, стараясь четко выводить каждую букву, знал, что план будет читать императрица.

Конференция, как и договаривались с канцлером, состоялась в следующую среду.

— Господа, — начал негромко Петр Семенович. — Я предлагаю вашему вниманию план военной кампании на тысяча семьсот шестидесятый год. Во-первых, мы должны овладеть Померанией и крепостями по Одеру и так утвердиться, чтоб остаться там зимовать. Очень уж это расточительно, весной завоевывать, а осенью оставлять и уходить зимовать на Вислу.

— Наконец-то я слышу разумное решение, — заметил Иван Шувалов.

— Далее, — продолжал Салтыков, даже не взглянув на фаворита. — В самом начале кампании надо овладеть Данцигом, это нас обезопасит с этой стороны. А кроме того, мы отымем у неприятеля базу снабжения хлебом, лошадьми и даже монетой. По занятии Данцига наступать внутрь Померании до реки Праги. Создаем здесь укрепленный лагерь и отправляем корпус для осады Кольберга.

— Сколько его можно осаждать? — проворчал Бутурлин. — Надо и взять когда-то.

— Вы правы, Александр Борисович, — согласился Салтыков. — Я думаю, его не могли в прошлые годы взять из-за того, что не придавали ему большого значения. Мы все время целились через Франкфурт на Берлин. А вот Фридрих знал ему цену и все время укреплял. А нынче я надеюсь прикрыть осаду Кольберга главной армией, чтоб не допустить к нему сикурса от короля. И я также надеюсь, что и союзники помогут, отвлекут Фридриха на себя. Без Кольберга нам и зимовать будет невозможно в Померании.

— А что дальше после взятия Кольберга? — спросил Петр Шувалов.

— Укрепив эту крепость с суши и с моря и наладив через нее по морю снабжение армии, мы перейдем Одер и без помех пойдем на Берлин. Взятием столицы Брандербургии и разгромом основных сил короля мы принудим его к заключению мира, выгодного для России и ее союзников.

— Ну что ж, план, по-моему, прекрасен, — сказал Воронцов, оглядывая членов Конференции. — Мы должны согласиться с ним. А? Александр Борисович? Вы человек военный, как оцениваете?

— Я думаю, можно представить государыне на утверждение. План наступательный, и это приятно.

Оставив бумаги канцлеру, Салтыков отправился домой. Воронцов пообещал:

— Ее величество подпишет, я вам передам с ее подписью, и вы сможете отъезжать к армии.

Прасковья Юрьевна, увидев насупленного мужа, спросила:

— Что, не приняли?

— Приняли, а проку? Раззвонят по всему свету. Какая польза с него будет?

— Значит, отъезжаешь?

— Вот подпишет сама, тогда и отъеду.

— Значит, скоро.

— Пожалуй, дня через три-четыре.

Однако супруги Салтыковы ошиблись. Прошла неделя-другая, фельдмаршала никто не вызывал. Прасковья Юрьевна даже высказала затаенную надежду:

— Может, уж другого вместо тебя послали? Что, нет помоложе тебя, что ли?

— Да не должны бы, — бормотал муж. — Мне б сообщили об отставке.

Набравшись храбрости, поехал Петр Семенович к канцлеру.

— Нездоровится ее величеству, бумаги у нее на столе. Как получшает, подпишет, — успокоил Воронцов.

И лишь 30 апреля утром прислали к Салтыкову посыльного. Вызывал канцлер. Был он хмур и не очень приветлив.

— Вот так, господин фельдмаршал, раздолбала императрица твой план в пух и прах. Ступай, ждет тебя в будуаре.

Салтыков отправился во дворец, ломая голову, что могло не понравиться в его плане Елизавете Петровне. На всякий случай готовился к выволочке, но государыня, наоборот, встретила его теплой улыбкой:

— Здравствуй, здравствуй, дорогой мой победитель.

Допустила его к ручке, пригласила садиться на стул, придвинутый к ее столу. На столе перед императрицей Салтыков увидел свои бумаги с планом кампании.

— Прочла я ваш план, Петр Семенович, очень внимательно. Сразу видно, написан он человеком военным, знающим свое дело. Отличный план!

— Но канцлер сказал, что он вам не понравился.

Елизавета Петровна тихонько засмеялась, заколыхавшись всем своим пышным бюстом.

— Ой, Петр Семенович, уж вы-то должны понимать, поди, — и даже подмигнула заговорщицки, — что чем меньше людей будет знать о нем, тем лучше.

«Боже мой, — растроганно подумал Салтыков, — и она им не верит, не доверяет. Милая моя матушка».

— Пусть они думают, что я отвергла ваш план и навелела вам свой. Пусть. Но вот смотрите, я его утвердила, кое-где кое-что добавив. У вас очень мало сказано о союзниках. А мы ведь ведем войну вместе с императрицей королевой, и дело не в том только, чтоб удерживать в наших руках Восточную Пруссию, но мы должны восстановить короля польского в его наследственных владениях и доставить Европе тишину и безопасность сокращением сил короля прусского. Восточную Пруссию он уже не получит, довольно с него Бранденбургии. Вы, Петр Семенович, именно вы показали ему, чего стоит наш солдат. Ранее он весьма скверно думал о нашей армии, теперь понял, что ошибся. Вы проучили этого забияку.

— Солдаты наши, матушка, не я. Чего б я без них стоил?

— В одном я хочу вас поправить, Петр Семенович, пожалуйста, не ссорьтесь с союзниками.

— Я не ссорюсь, ваше величество. Но уж больно они много за наш счет пытаются проехать.

— Все равно слишком холодны у вас отношения с графом Дауном.

— Как им быть теплыми, ваше величество, если вместо ста двадцати четырех тысяч пудов обещанной мне муки он оставил мне четыре тысячи.

— Все равно не надо ссориться. Вон адмирал Мишуков со шведским флотом столь был дружен, что шведы и ныне хотят под ним быть. Опять просят его в командующие. Кстати, осаду под Кольбергом вам придется с ним вести, вы — с суши, он — с моря. И когда-то ж надо выдернуть этот «зуб», Петр Семенович. Без малого три года с ним маемся.

— Постараюсь, ваше величество. Я и в план его написал.

— Читала я. Правильное решение. Берите ваши бумаги, Петр Семенович, и уж никому их не показывайте.

— И Конференции?