Невидимка из Салема - Карлссон Кристоффер. Страница 14

– Ее болезни я всегда воспринимал как признаки. – Он засмеялся. – Причем Юлия сейчас – самая здоровая в нашей семье. Никакой опасности не было. Но мама так и не смогла справиться с депрессией полностью. Некоторые дни выдаются лучше, некоторые хуже, но нормы уже не будет, и ей трудно вести домашнее хозяйство. А папа не в состоянии заниматься этим… Старая Беате, кстати, умерла, – добавил Грим.

Об этом ему рассказал отец, которому в свою очередь сообщил один из его коллег – сын Беате.

– Понятно, – протянул я, желая лишь продолжить разговор о Юлии, но Грим, по всей видимости, не хотел больше ничего рассказывать.

Я смотрел сквозь окно школьного автобуса, как мимо проносятся зеленые кроны деревьев, серое небо, поблекшие желтые дома.

В тот же вечер зазвонил телефон. У нас в квартире их было три: один – в комнате брата, один – в спальне родителей, и еще один – переносной, который всегда терялся и находился в самых неожиданных местах. Папа всегда кричал, что однажды этот телефон сведет его с ума.

Аппарат надрывался, но я не пошел его искать. Я сидел и листал старые школьные альбомы гимназии Рённинге в поисках Юлии Гримберг. Школа была большая, со множеством классов, и я не мог ее пока найти. На кухне, наконец, кто-то ответил, и в мою дверь постучали.

– Лео, это тебя.

– Кто это?

– Какая-то Юлия.

Я поднялся, открыл дверь и забрал у мамы телефон. Закрыл дверь, ничего не объясняя, захлопнул страницу школьного альбома, положил его поверх других и все убрал.

– Алло?

– Привет, это Юлия.

– Привет.

– Что делаешь?

– Ничего особенного.

На заднем фоне все было тихо. Мне стало интересно, была ли она одна или с Гримом.

– Хорошо.

– Что… Случилось что-то?

– Да нет.

Случилось что-то. Кто же так говорит. Я был готов ударить себя по щеке.

– Я просто хотела… – продолжила Юлия, – не знаю. Я увидела твой номер в комнате Йона.

– Ты звонишь по всем номерам, которые находишь в его комнате?

Она засмеялась.

– Нет, это в первый раз.

Я лег на кровать и закрыл глаза. Какое-то время мы болтали ни о чем. Я боялся спросить, зачем она позвонила.

– Ты смотришь телевизор? – спросила она.

– Нет.

– Там идет «Назад в будущее». Ты смотрел?

Я не смотрел. Я включил телевизор, но звук убрал. Майкл Джей Фокс [8] собирался порвать с девушкой, которая была в него влюблена.

– Это его мама, – сказала Юлия. – Он вернулся в прошлое, чтобы наладить отношения между родителями, чтобы он смог родиться. Загвоздка в том, что его мама сама в него влюбилась, то есть в собственного сына. Но об этом она, естественно, не знала.

Мы вместе смотрели фильм. Время от времени Юлия смеялась. Ее звонкий смех напоминал мне смех Грима.

– Куда бы ты отправился, если б мог путешествовать во времени? – спросила она.

– Ой, я не знаю, никогда не думал об этом.

– Ну, в прошлое или в будущее?

– В прошлое. Нет, в будущее. Нет, в прошлое.

Юлия прыснула.

– Не знаю, сложно сказать. А можно только один раз?

– Да.

– Должно быть, эта машина времени просто дурацкая, если путешествовать можно только один раз.

– Но это ведь бессмысленно, если можно путешествовать много раз.

– К динозаврам, – сказал я.

Она захохотала.

– Что?

– Говорят, они вымерли из-за огромного метеорита, но никто точно не знает. Я бы хотел убедиться.

– Класс, Лео. Ты можешь отправиться куда угодно, а ты выбрал каких-то динозавров… К тому же ты сам можешь умереть. А в то время можно было дышать? В те времена воздух не был ядовитым и опасным?

– Я бы взял с собой для безопасности кислородный баллон.

– И что бы ты там делал? – спросила она. – Стоял бы и смотрел на них? Или погладил бы?

– Ты дразнишь меня.

– Совсем чуть-чуть.

– А сама бы ты куда отправилась?

– Это просто. В будущее.

– Почему?

– Чтобы посмотреть, что будет, и перестать беспокоиться. Но, – продолжала она, – тогда ты просто возвращаешься в свое время и перестаешь беспокоиться, потому что знаешь, что все и так будет хорошо. А может, ты никогда и не сделаешь ничего важного для того, чтобы все действительно стало так, как ты увидел в будущем. Понимаешь?

– Я… Ну, думаю, да.

Я не имел ни малейшего понятия, о чем она толковала.

– Возможно, и не надо знать, как все будет. Тогда я все-таки вернусь в прошлое. Хотя, если в будущем все плохо, то есть шанс вернуться в настоящее и исправить что-нибудь; вот только знать бы, что именно… – Она поколебалась. – Я бы хотела посмотреть, что у родителей впереди. И у Йона. И у меня.

– Ты беспокоишься о будущем?

– Каждый, наверное, беспокоится. – Юлия ненадолго замолчала, и я услышал ее дыхание. – По-моему, папа вернулся.

– Тебе нельзя разговаривать по телефону?

– Да нет, можно, но я не хочу, чтобы он слышал. Одна стена в моей комнате – общая с их спальней.

Снова наступила тишина, но какая-то спокойная и теплая. Потом мы возобновили разговор о планах на лето, о музыке, фильмах и школе. Она спрашивала, что я знаю о «Святом» [9].

– Фильм с Вэлом Килмером [10]?

– Да.

– Он же сейчас идет в кино?

– Да. Я думала сходить, но со мной никто не хочет. Ты не хочешь посмотреть?

– С тобой? – спросил я и открыл глаза.

– Если хочешь, конечно. – Ее голос звучал неуверенно. – Не обязательно, если не хочешь. Просто так скучно идти одной.

– Нет, я просто… конечно.

– Йону ничего не говори.

Помню, что много думал о семье Гримбергов, об их положении и причинах происходящего. Внешне они ничем особо не отличались от любой другой семьи в Салеме, все мои знакомые жили примерно так же. Думаю, у них не обошлось без насилия. Юлия видела агрессию отца и матери, а Грим, как мог, держался в стороне. С детьми всегда так. В школе, дома, на отдыхе: одного не трогают, а другой попадает под перекрестный огонь. Грима отличало то, что он чрезмерно опекал Юлию, когда она угодила в беду. Впрочем, для меня многое все еще оставалось загадкой, несмотря на то, что я старался вникнуть изо всех сил.

– Иногда, когда я остаюсь один, у меня появляется чувство, что я исчезаю, – часто повторял Грим, и я толком не понимал, что он подразумевает под этим, но то же чувство было и у меня, когда я с ними общался. За них нужно было держаться, за Грима и Юлию, чтобы они не исчезли.

Их детство и юность прошли на моих глазах; с течением времени их образы становились все более двусмысленными, и они казались загадкой, какой, возможно, и были всегда.

В этом таился некий запрет. За достаточно короткое время мы с Гримом очень сблизились. По крайней мере, мне так казалось; не знаю, чувствовал ли он то же. Но мы ни разу даже не говорили по телефону. После первого разговора с Юлией я проводил как минимум час в день в кровати с телефоном, за беседами с ней. Между нами установилась близость, которая заставляла меня дрожать. Я чувствовал себя живым, как никогда прежде, как будто взгляд прояснился, а чувства оголились. Юлия Гримберг бесповоротно перевернула мою жизнь.

– Что на тебе надето? – спросила она по телефону накануне вечера кинотеатра.

Я засмеялся.

– А что?

– Я хочу знать.

– Почему?

– Просто хочу знать, вот и всё.

Я тихо проверил, закрыта ли дверь в мою комнату.

– Боксерские шорты.

– Это трусы.

– Трусы – ужасное слово.

– Но они так и называются?

– А на тебе? – спросил я.

– Что?

– На тебе какая одежда?

– Трусики. Это тоже ужасное слово?

– Нет.

– Мне нравится нижнее белье парней, – сказала Юлия таким голосом, как будто потянулась, и выдохнула в трубку.

– Ты – девственница?

Вопрос сам соскочил с губ и потряс меня. Мне захотелось повернуть время вспять.