Каждый умирает в своем отсеке - Рябинин Виктор. Страница 20

Андрей рассказывал очередную байку, а Лена, делая вид, что слушает, внезапно резко спросила:

– Тебе хорошо сейчас со мной? – и после утвердительного ответа добавила:

– Я рада. Тогда нет никаких проблем…

С чем нет проблем, Леночка не объяснила, но было и без того все понятно. Андрей поднялся из мягкого кресла и, шагнув к двери, повернул круглую ручку допотопного замка. Раздался глухой щелчок. Спиной он напряженно ждал возражений или какой-нибудь ироничной реплики, напрочь перечеркивающей его намерения. Но Леночка напряженно молчала. Тогда Андрей резко развернулся и негромко позвал: «Иди ко мне…»

Он обнял ее, и они слились в долгом жадном поцелуе, даже сквозь ткань одежды ощущая каждую клеточку друг друга. Андрей осторожно принялся расстегивать многочисленные пуговицы на Леночкиной блузке, а она, не противясь, еще крепче обвила маленькими ручками его шею. За нарочитой решительностью Леночки Андрей интуитивно угадывал смущение, но то была не робость юной девицы, а женская боязнь просто не понравиться или, того хуже, показаться навязчивой.

Волна благодарности и просыпающегося желания тут же накатила на Андрея, будто выдавая карт-бланш на дальнейшие сумасбродства. В одно мгновение все замысловатые дамские штучки – от невесомой блузки до крохотных трусиков – под решительными руками истосковавшегося мужчины, словно капустные листья, оказались на полу. А дальше… Будто не было ужаса от пережитого и боли от потерь, лишь ликование страсти и неутомимое желание друг друга, сопровождающееся жарким шепотом и прерывистым дыханием…

Когда Леночка взмолилась о пощаде, Андрей, будто очнувшись, с радостным удивлением понял: остались в жизни, оказывается, заповедные островки тепла и нежности. Потом они снова любили друг друга, и не было ни капли пошлости в их торопливой жадности. Андрей взахлеб пытался насытиться дурманящим запахом упругой кожи, чуть влажными в страсти объятиями женских рук, глуховатыми стонами утоленного желания, – всем тем, что было в его сумасшедшей преданной службе не просто дефицитом, а непонятно кем и зачем украденным куском жизни.

После разрыва с бывшей женой это была первая женщина Андрея. Он неистово входил в нее и через несколько минут довел до пика ощущений. Леночка застонала на выдохе – раз, второй, третий, распластанное тело напряглось, бедра сильно прижали к себе мужчину. Чтобы ей стало хорошо, он удвоил усилия, продлевая женское блаженство.

– Андрюшенька, мне так хорошо с тобой, – прошептала женщина.

Забросив белые длинные Леночкины ноги на плечи и соединившись с ней самой напряженной и обостренно-чувствительной частью тела, Андрей, казалось, в этот миг забыл обо всем на свете: об аварии, о возможном списании из плавсостава, об Ирке, пока наконец вся накопившаяся мужская тяжесть не вырвалась наружу. Почувствовав финал, Леночка подыграла ему, несколькими движениями таза способствуя окончательному облегчению. Когда все было уже позади, она вновь прижалась к Андрею и прошептала:

– Я от тебя ничего не требую. Наверное, у нас будет, как говорят моряки: «Поматросил, да и бросил». Но я хочу, чтобы ты знал: я всегда останусь твоим другом. Ты понимаешь, всегда…

12

Наказание невиновных и награждение непричастных…

Если следовать популярной теории, что человеческая жизнь – та же полосатая флотская тельняшка, в которой удачи чередуются с таким же отрезком неприятностей, то для Андрея после романтичного празднования Дня ВМФ наступила темная полоса. С плавсостава его списали. Несмотря на просьбы, уговоры и требования списали вчистую. В этот же день к нему опять заявились следователи военной прокуратуры и принялись досконально выспрашивать подробности того злополучного выхода в море. Беседа протекала в ординаторской, специально по данному поводу освобожденной врачами. Судя по направленности вопросов, работников прокуратуры больше других интересовали действия во время аварии двух должностных лиц. Конкретно – командира и комдива.

– А скажите, почему командир так поздно подал команду на применение в седьмом отсеке фреона? – Один из следователей явно любовался своей эрудицией.

– Во-первых, я был в это время в первом отсеке и не обладал полной информацией о том, что происходило в центральном посту. Во-вторых, считаю, что применение системы объемного пожаротушения было своевременным и эффективным. В-третьих…

– Вы меня не поняли, – вежливо, но твердо прервал его следователь. – Уточняю свой вопрос: вы подтверждаете, что при попустительстве комдива командир непростительно долго тянул с подачей ЛОХ в аварийный отсек, вследствие чего пожар перекинулся в смежный шестой?

Андрей в очередной раз убедился, что отдуваться за аварию крайним стараются «назначить» Батю и командира атомохода, причем для этого пытаются заполучить необходимые показания других членов экипажа.

– Командир действовал в соответствии с корабельным уставом и РБЖ-ПЛ (Руководство по борьбе за живучесть на подводных лодках. – АВТ.). Извините, но больше мне по этому поводу добавить нечего, – четко обосновал свою позицию Андрей.

Следователи изменились в лице. Теперь уже не шутливо-панибратски, как в начале разговора, один из них высказал неожиданное предположение:

– Мне кажется, что вы чего-то недоговариваете… Почему? Может быть, у вас тут имеется личный интерес? Объясните нам, почему в списке представленных к награждению орденами из десяти моряков – девять погибших в момент аварии на лодке и только вы один ныне здравствующий. За какие такие заслуги командир представил вас к ордену? Сами же говорите, что были в другом отсеке в момент аварии.

После его слов Андрея прошиб пот. В голове мгновенно пронеслось: «Этот гад, очевидно, уверен, что я специально выгораживаю командира и Батю. И за это «выгораживание», по мнению «проницательного» служителя Фемиды, меня к ордену и представили». Немного успокоившись и уловив на себе чуть насмешливый взгляд следователя, мол, я тебя, парень, насквозь вижу, Андрей поднялся из-за стола и как можно спокойнее произнес:

– Товарищи офицеры, то, что вы работаете в прокуратуре, не дает вам права меня оскорблять. Считаю ваш вопрос недостойным и унизительным, так как награды, не знаю, как у вас в прокуратуре, а в подплаве выпрашивать не принято. В царское время я с удовольствием вызвал бы вас за оскорбление на дуэль и с не меньшим удовольствием попросту пристрелил бы. Поэтому прошу вас извиниться, или я официально отказываюсь отвечать на ваши вопросы.

Собеседники Андрея опешили. С ними так никто еще не разговаривал. Один из них растерянно заулыбался, а другой принялся возмущенно кричать:

– Мы проводим следственные действия!.. Вы обязаны оказывать содействие работникам прокуратуры!..

Не дождавшись извинений, Андрей молча вышел из ординаторской. Вечером того же дня его вызвал к себе в кабинет Черкесов и предупредил: уходя из госпитального отделения, следователи негодовали и пообещали принять соответствующие меры в отношении строптивого подводника.

– Ну и хрен с ними, – отреагировал Андрей, – семи смертям не бывать, а одной не миновать! Все равно уже не служить на подводной лодке!

– Ты не кипятись, – верно определив состояние своего пациента, посоветовал Черкесов. – Завтра к тебе придут орден вручать, а послезавтра я тебя выпишу. Так что готовься…

…Орден. Андрей, если честно, не верил, что когда-нибудь его получит, но Батя, как настоящий офицер, сдержал свое слово и сумел пробить в московских кулуарах власти эту награду. Андрей не знал, что комдив для того, чтобы добиться своего, пошел на военную хитрость и первоначально доложил наверх: подводник находится в критическом состоянии и вряд ли выживет. Поскольку к мертвым в стране всегда относились лучше, чем к здравствующим, полуживого в тот период подводника из представленного списка не вычеркнули. Когда Андрей вышел из комы и дело пошло на поправку, Батя несильно афишировал этот радостный факт до тех пор, пока из Москвы не сообщили: «Президент подписал указ о награждении». Теперь можно было уже считать, что дело сделано, так как никто бы не осмелился перечить главе государства.