Каждый умирает в своем отсеке - Рябинин Виктор. Страница 55

– Сумеешь перевязать? – поинтересовался он у Наташи.

Бледная от происходящего, девушка тем не менее сноровисто перетянула ему бок бинтом, который обнаружился в аптечке на полке. Барсуков все это время одним глазом внимательно наблюдал за процедурой, очевидно полагая, что если Андрей от боли потеряет сознание, он тут же этим воспользуется. Угадав мысли ушлого тюремщика, Андрей пообещал:

– Даже и не думай. Если что, первая пуля твоя, понял?

Барсуков понял, но чтобы хоть как-то досадить моряку, показушно разохался:

– Ай-яй-яй! Похоже, селезенку тебе раскурочило. Не слушаешься добрых советов…

Внезапно где-то под потолком включился громкоговоритель и знакомый Пашкин голос, усиленный динамиком, четко и спокойно произнес:

– Андрей, ты меня слышишь?

Все трое подняли головы, а Андрей также спокойно ответил:

– Да. Слышу тебя хорошо.

– Хватит дурить. Даю пять минут. Выходи на улицу.

– А если нет? – поинтересовался Андрей.

– Перетравлю, как тараканов. Спроси у Барсукова, он знает.

Андрей повернул голову в сторону тюремщика:

– Это возможно, Петрович?

Толстенький Барсуков сокрушенно улыбнулся:

– Опыты были, но не совсем удачные. Получилась, понимаешь, накладка. Газ покупали усыпляющий, а оказался нервно-паралитический. Валит наповал. Но за ту же цену.

– Но здесь же его племянница.

Барсуков ответил обстоятельно:

– Племянница сама виновата. Вступила в преступный сговор. Теперь она по всем статьям соучастница. Придется ей отвечать. Я тоже сплоховал, недоглядел за вами обоими, не помешал вашей сходке. Опять же, когда ловят опасного злодея, невинные жертвы неизбежны. Так почти всегда бывает. Да я уж и пожил немало. От газу загнуться или от какой другой гадости – мне все едино. Ты молодой, тебе и решать.

Наташа прильнула к Андрею и горячечно забормотала:

– Андрюшенька, ты же видишь, он сумасшедший. Они все здесь сумасшедшие. Они не посмеют… Дядя! – крикнула вверх девушка. – Дядя, ты меня слышишь?

– Чего тебе, засранка? – с неудовольствием, как с небес, отозвался Павел Николаевич.

– Он не брал твои документы! Честное слово, не брал! Я за него ручаюсь, Андрей никогда не сделает тебе плохо…

Сверху донесся смех, словно Мефистофель потешался над узниками гаража-тюрьмы:

– Две минуты вам осталось. Извините, больше дать не могу. Есть дела поважнее.

Андрей с трудом встал и побрел к двери. Если бы не было с ним Наташи, то он никогда бы не принял условия Пашки. Гараж чем-то напоминал отсек аварийной подводной лодки, лежащей на глубине, из которого было уже не выбраться. Несмотря на медленно подступающий к сердцу ужас, и в субмарине, и в гараже приходилось осознавать одно и то же: свои последние минуты тебе придется встречать именно здесь. И Андрей решил постараться спасти хотя бы девушку. Какая разница, по большому счету, задохнется он от газа или его попросту застрелит разъяренный Пашка. Главное, что Наташа останется жить.

Пока шел к выходу, чувствовал, как левый бок пронизывало острой болью, словно кто-то вредный и противный орудовал в ране раскаленной кочергой. Ощутив своим женским чутьем исключительное благородство поступка мужчины, на нем к тому же повисла Наташа, не вовремя пытавшаяся рассказать ему о своей огромной любви…

…Он вышел во двор, поднял голову к солнцу и с жадностью полной грудью вдохнул чистый воздух. После смрада гаража чуть не захмелел от порции озона. От непрекращающейся боли и от внезапного опьянения зашатался, но его тут же подхватили под руки двое мордоворотов, отобрали оружие и повели к дому. Внезапно на пути возник Чечен и, ухмыляясь, сильно ударил ногой в левый бок. Мгновенно погасло яркое солнце, стало темно, и Андрей потерял сознание.

32

Метадон

Очнувшись, Андрей обнаружил себя привязанным к креслу. Левый бок набряк свинцом, но не болел, а только сильно зудел. Скосив глаза, заметил выпуклость бинтовой повязки. Наверное, успели заново перевязать и сделать обезболивающий укол. Значит, убивать пока не собираются, а станут пытать. Голова сильно кружилась. Даже комната – обычная дачная светелка, хорошо меблированная, – слегка покачивалась перед глазами. Кроме него тут находились Павел Николаевич и Визгунов. За бутылкой шотландского виски они терпеливо поджидали, когда «клиент» полностью очухается.

– Все нормально, – приветливо кивнул ему Павел Николаевич. – Пулю извлекли. Будешь жить, если честно все расскажешь и не станешь трепыхаться.

Андрей пошевелился и обнаружил, что щиколотки тоже связаны.

– Ты чего от меня хочешь?

– Документы, Андрюха, больше ничего. Даже готов еще и заплатить. Деньги, которые в сейфе лежали, тебе отдам. Чем плохая сделка?

– Неплохо, – согласился Андрей, – но документы ты сейчас не получишь.

– Почему?

– Потому, что ты ублюдок и отморозок, который запросто приговаривает к смерти людей. Знаю, что твои люди Муссу ликвидировали. Я тебе не верю.

– Не поэтому, – в разговор вмешался бывший особист Визгунов. – У него их просто нет.

– А где же они? – заинтересовался Пашка, пропустив мимо ушей оскорбления.

– Он их кому-то передал на хранение, да, Андрюша? Кому ты их передал? Мы все твои связи перетрясем до седьмого колена.

– Зачем тебе понадобились бумаги? – зло и отрешенно спросил Пашка, – чего тебе не хватало? Деньги, баб, хорошую и вольготную жизнь я тебе бы обеспечил. Мы с тобой вдвоем всех в кулаке держали бы. А ты решил в честного поиграть? Вот и доигрался…

– Мне стыдно, что мы с Серым когда-то называли тебя своим другом. А сейчас тебе служат такие отморозки, как Абу Бароев, который, очень может статься, нашего Серегу в Чечне и загубил. Мразь ты, Пашка, но скоро тебе и твоим бандитам придет конец, обещаю. А слово свое я держу.

– Ладно, кореш. Не хочешь по-хорошему, отдашь по-плохому. Константин Сергеевич, пригласи сюда доктора, – распорядился Павел Николаевич.

Ни он, ни Визгунов больше на Андрея не глядели, словно тот был уже трупом и ценности не представлял. Явился средних лет господин в белом халате с уставшим лицом и маленьким чемоданчиком в руках.

– Док, влей этому орлу дозу. Пускай попоет на прощание, – властно приказал Пашка.

Доктор шустро распаковал чемоданчик и приготовил шприц, вату, спирт. По всему чувствовалось – профессионал. Набрал в шприц голубоватую жидкость.

«Наверное, метадон», – подумал Андрей, вспомнив давний рассказ корабельного особиста Ваньки Трофимова, с которым частенько они ходили на атомоходе в автономки. Ванька был каким-то «неправильным» представителем особого отдела, потому как, в отличие от своих надменных коллег, любил поболтать и рассказать всякой всячины. Когда-то он говорил Андрею, что современные психотропные средства, как у нас, так и у американцев, способны развязать язык любому агенту.

– Вкалывают метадон, и ты через пять минут, как наивный ребенок, отвечаешь мамочке на любой ее вопрос, – важно просвещал сослуживцев Ванька. – Одно плохо, действует он всего двадцать минут, а потом человек отрубается…

То ли за излишнюю болтовню, а быть может, вследствие острой оперативной необходимости Трофимова перевели на другое место службы, но Ванькин ликбез Андрей запомнил хорошо. Тем временем доктор освободил от пут его левую руку, помассировал мышцу и всадил шприц точно в вену. Андрей усмехнулся, потому как подумал, что у него была отличная возможность звездануть свободной рукой доктору промеж глаз и раз и навсегда отучить последователя Гиппократа с помощью своей профессии за деньги вмешиваться в личную жизнь граждан. Ничего не подозревавший доктор, сделав укол, аккуратно протер руку Андрея спиртом.

– Через пять минут можно начинать, Павел Николаевич, – по-военному доложил док.

– Сколько он продержится?

– В зависимости от организма и состояния, – доктор взглянул на Андрея, – думаю, минут двадцать с ним можно будет работать.

«Точно, метадон, – подумал Андрей. – До чего же это ядовитая штуковина».