Кровь земли - Миронов Вячеслав Николаевич. Страница 27

Он снова ушел в пространные рассуждения.

Я смотрел на него, выражая на лице величайшее изумление и одобрение его идеям, а сам думал.

Мне и моим родителям известно это смутное время конца восьмидесятых — начала девяностых в России. И голод, и холод мы испытали вдосталь. Самым лучшим подарком, который моя семья запомнила на всю жизнь, был мешок картошки на Новый год! Мама хлопотала вокруг нашего гостя и причитала, что не сможет так же отблагодарить. И картошку мы потом и жарили, и тушили, и варили в мундирах, запекали в кожуре в духовке. Миллионы граждан России жили так же. И выжили! Потому что верили, что получится выжить. Не благодаря той власти пришлых людишек, а вопреки!

Когда был в командировке в России, то ко мне обратились с необычной просьбой:

— Слушай, у нас тут есть один городской сумасшедший. Пишет какие-то фиговые книжки. И носится с идеей об издании этого бреда за границей.

— При чем тут завод, станки, буровое оборудование и писатель, который считает, что он Чарльз Диккенс?

— Тебе этого не понять. Специфика. Россия. На Руси всегда почитали юродивых. Но он еще возглавляет партию оппозиции. В Москве его ценят. Здесь вроде филиала этих сумасшедших у нас. Они кричат, что надо строй поменять. Надо равняться на Запад и жить по их меркам. И вот если что не так, если кто на него косо посмотрит, то он пишет в прокуратуру, налоговую и черт знает кому. И приходят, и проверяют тебя. Выворачивают наизнанку. Потому что если не найдут, то он пишет на них, что мы им взятку дали. Короче, тебе не понять.

— Ты прав. Мне этого не понять. Вообще. Так что он хочет от меня?

— Этот чудак на букву «М» прознал, что к нам приехал американец. Вот он и загорелся идеей перевести и издать его произведение в США.

— Но я не знаю никого из издателей и литературных агентов. Насколько мне известно, то предварительный отбор ведут литературные агенты, которые потом защищают свой проект перед издателем.

— Давным-давно известный русский поэт сказал: «Поэт в России больше, чем поэт!» — и этому нашему идиоту в голову запала эта строчка, вот и носится с идеей мессианства. Мы бизнесмену скидывались, чтобы он издал свою книжонку. Ни одно издательство не хотело издавать этот бред. За деньги издали. Теперь ему в голову втемяшилось, что его признают за рубежом. По Интернету отправлял. Все отказали.

— Я понимаю, что в России несколько иное отношение к книгам, чем на Западе. В Америке, насколько я знаю, любая книга — это рискованное вложение денег. Книга — коммерческий проект. Надо понимать, насколько она будет востребована.

— Ты послушай его, ничего не обещай, мол, попробую, но не более того.

— Коль он такой диссидент, то меня не арестует ваше КГБ за встречу с ним?

Мне еще не хватало вляпаться в такую историю. Тогда местное управление меня точно внесет в список неблагонадежных и, чего доброго, запретит въезд на Родину. Или пришьет шпионаж, или в агенты ЦРУ запишет. С них станется, лишь бы показатели повысить да в Москву отчитаться.

Со мной работали двое переводчиков по очереди. На встречу с полоумным пошла девушка. Молодой человек пошел перекусить. Лучше бы было наоборот…

У девушки было хорошее, правильное произношение на английском. Только несколько старомодное. Примерно как вы бы говорили на дореволюционном языке. И вся она была такая стеснительная, старательная барышня. Очень аккуратная, скромно одетая, по-деловому, очки, волосы собраны в хвостик на затылке. Туфли на массивном каблуке. Отличница. Очень ответственно подошла к своей работе. Старательно переводила. Проговаривала, подыскивала синонимы к богатому русскому языку. Мужчины в ее присутствии старались не употреблять крепких выражений. Когда парень переводил, то они выражались как думали.

И вот за ужином пришел этот «гений». Тот-то не стеснялся в выражениях, чем сразу настроил против себя девушку. Она, как могла, смягчала перевод пламенной речи местного якобинца. Что в России все плохо. И вообще, это тюрьма для народов. И все прогнило. Только Запад может помочь спасти остатки интеллекта в России, в том числе и его. Он — поклонник западной цивилизации, общечеловеческих ценностей. Затянул волынку про свою расчудесную и гениальную книгу. Стал зачитывать отрывки из нее, порой вгоняя мою переводчицу — тургеневскую девушку — в пунцовый цвет.

Суть романа сводилась к тому, что из глубинки в большой город приезжает некий гражданин с идеей фикс в голове, как переустроить весь мир. Он готов возглавить крупную компанию. Но при этом у него опыта работы — сторож в школе, которую он и окончил много лет назад. Но полон энергии. На собеседовании его не принимают на работу. Чиновники его отвергают.

Трагедия маленького человека. Система его отвергает. Но он считает, что во всем виноват государственный механизм. А не то, что он ничего не сделал для себя. Не получил образования, не работал толком нигде и никогда, не имеет семьи. И решается он в это рискованное путешествие только после смерти матери. Продал дом и на эти деньги отправился покорять мир.

И вот при каждом отказе он воображает, как с его обидчиком совершают половой акт в извращенной форме. А с женщинами, которые ему отказали в приеме на работу, он сам совершает это действо, при этом демонстрирует, что является ярым поклонником маркиза де Сада.

Деньги быстро заканчиваются, а работы нет. Его никто не воспринимает всерьез. Он начинает делать то, что у него лучше всего получается. Пить и разглагольствовать перед собутыльниками. И даже они откровенно надсмехаются над ним.

И вот он берет выпивку и распивает с бомжихой. А затем совершает с ней грязный половой акт. При этом в его воспаленной голове рисуется картина, что так обращается со всей государственной машиной и со всеми обидчиками, кто не взял его на высокооплачиваемую работу. Заканчивается тем, что он почти без денег, на товарных поездах, «зайцем» на электричках едет на восток, чтобы там перебраться через Берингов пролив в вожделенную Америку.

Описание половых сцен не вызывало ничего, кроме отвращения. Настолько это было грязно. Всплыл самый приличный кусочек текста: «Поезд вошел в здание вокзала. Как член в вагину. И люди прыснули из него в разные стороны, как сперматозоиды, чтобы попасть в город. Как сперма в яйцеклетку!»

Я человек закаленный, но хотелось промыть уши и выпить водки. Что незамедлительно и сделал.

Так вот и этот Евгений Скотников, что курил без перерыва, делая периодически по глотку чая после каждой сигареты, смывая горечь в желудок.

Он рассказывал историю своей жизни. Она мне была известна в общих чертах.

— А как вы оказались в США? После Ближнего Востока?

— На скважине был взрыв. Диверсия. Я один выжил. Чудом выжил. Лучше бы не выжил…

— Отчего же вы так?

— Руку видели? У меня такие и ноги, и живот. Оказали первую помощь, и все. Мне оставалось умирать в наркотическом бреду. И американцы, которые работали вместе с англичанами, предложили мне перебраться в США. Взамен на лечение я должен был подписать контракт на работу у них. Кабальные условия. Деньги неплохие, но на аналогичных должностях у конкурентов платят в пять раз дороже. Деньги отсылаю семье.

— А почему жену с детьми не забрали сюда, раз вы еще несколько лет не можете вернуться в Россию?

— Я уже могу перебраться домой. Но не могу.

— Извините, эти русские выражения меня всегда как-то путают.

— Все, что у меня между ног, — как у пластиковой куклы. Показать?

— Увольте, я и так вам верю.

— И вот я теперь здесь. В этой глуши. И деньги стали платить очень даже достойные. Конкуренты меня несколько раз пытались сманить. Те же арабы, англичане, местные…

— Не согласились?

— Нет. Я зол на арабов, потому что они не предотвратили теракт, хотя знали, что такое возможно. Экономили деньги на охране и на безопасности буровой. На евреев тоже зол. Да, и не проститутка я, чтобы скакать из компании в компанию из-за денег. Где больше платят — там мой дом. Там я работаю и сплю. Вот и сижу здесь. Приглядываю за этим хозяйством. Учу боевиков.