Замечательные женщины - Пим Барбара. Страница 52

– Интересно, кто будет сидеть в этой комнате через месяц? – задумчиво протянул он. – Интересно, ощутят ли они тут какую-то атмосферу? Может, нам вырезать свои имена в каком-нибудь потайном месте? Так хочется запечатлеть себя где-то для вечности.

– Вы собирались подарить церкви мемориальный витраж, – напомнила я.

– Да, но он обойдется недешево. А кроме того, на мой взгляд, это будет безобразный витраж.

– Да-да, а после сказали, что сделаете пожертвование на покупку ладана.

– Боже ты мой, и верно. – Достав бумажник, он вынул фунтовую банкноту, которую я быстро спрятала в сумочку.

– Так тебя не запомнят, – возразила Елена. – Деньги потратятся, и ты их только потеряешь. Наверное, лучше написать что-нибудь на стекле кольцом с брильянтом. Вот, попробуй, Роки. – Она сняла с пальца кольцо.

– «Когда мою могилу вскрыть придут, чтоб гостя подселить [33], – нараспев произнес Роки. – Но, возможно, строчка из Данте подойдет лучше, вот только бы вспомнить какую-нибудь.

– Я знаю только «оставь надежду всяк сюда входящий», – сказала я. – Но это тут не вполне кстати, и что-то про то, что нет худшей горести, чем помнить о счастье в пору бедствий.

– Да! – Роки хлопнул в ладоши. – Оно самое!

– По-моему, не слишком доброе приветствие новым жильцам, – с сомнением протянула я.

– Ох, Милдред, не верьте всякой чепухе: люди любят вспоминать о счастье в дни несчастья. И вообще, никто не поймет, что это значит.

– Очень многие, кто был в Италии во время войны, выучили итальянский, – возразила я.

– Но не Данте же! Благородные воины союзных войск усвоили всего несколько фраз-приказов, но кое-кто продвинулся до вопроса, готов ли обед, и зазубрил названия нескольких вин.

– Если только у них не было любовниц-итальянок, – вставила Елена.

– О, тогда они их одомашнили и обучили английскому, – хладнокровно отозвался Роки.

– Думаю, новые жильцы все равно ничего не поймут, – промямлила я.

– Разумеется, у меня не хватит терпения вырезать как следует. – Роки осмотрел написанное. – Буквы вышли не слишком аккуратно, но мы по крайней мере можем быть уверены, что оставили по себе какой-то след.

– Но вам незачем было стараться. Люди ведь остаются в памяти, – сказала я, боясь быть неверно понятой, но уверенная, что так оно и будет.

Роки наградил меня своим характерным взглядом и улыбнулся.

– А вы что будете делать, когда мы уедем? – спросила Елена.

– У Милдред же была своя жизнь до нашего приезда, – напомнил ей Роки. – Что называется, полная жизнь, с духовными лицами и благотворительными распродажами, церковными службами и приходскими собраньями.

– Я думала, такую жизнь ведут как раз те женщины, у которых нет полной жизни в общепринятом смысле, – отозвалась Елена.

– Тогда она выйдет замуж, – уверенно сказал Роки. Они говорили обо мне так, точно меня не было рядом.

– Иврард может позвать ее слушать доклад в научном обществе, – предположила Елена. – Это расширит ее кругозор.

– Возможно, – вставила я смиренно из-за своей узости.

– Но тогда она заинтересуется каким-нибудь маленьким племенем, которое живет где-то на краю света, и ее кругозор может еще больше сузиться, – возразил Роки.

Мы до поздней ночи обсуждали мое будущее, но едва ли можно было ожидать, что мы придем к какому-то практическому решению.

Проводив их на следующий день, я с некоторой грустью вернулась в тихий пустой дом, спрашивая себя, увижу ли их когда-нибудь снова. Конечно, мы обменялись обычными обещаниями писать, и меня пригласили навещать их, когда только пожелаю.

Оказывается, мужья и жены могут расставаться и воссоединяться, и я радовалась этому, но что последует за воссоединением? Говорят, что страдания очищают и возвышают, и известно, что иногда так действительно случается, но научится ли Елена быть аккуратнее на кухне или Роки – проявлять интерес к клановым группировкам по материнской линии родства? После пережитого ими ожидать такого и слишком много, и слишком мало, и я думала, что не способна заглянуть в их будущее. Я могла только приготовиться принять Елену, если она когда-нибудь окажется с чемоданом у меня на пороге, хотя, возможно, это привилегия Эстер Кловис.

Потом я подумала об Иврарде Боуне, и мне даже захотелось приготовить ему как-нибудь мясо. У меня появилась безумная мысль вступить в Доисторическое общество – если бы я только знала, как за это взяться. Состоять в нем, вероятно, много проще, чем в научном обществе, члены которого, очевидно, должны иметь какие-то познания в антропологии или интерес к этой науке. Но ведь кто угодно может выкапывать из земли черепки или бродить по болотам в поисках дольменов – так во всяком случае мне по невежеству казалось. Но потом мне в голову пришла более практичная мысль. Предполагалось, что я буду держать Иврарда в курсе новостей о Нейпирах. Возможно, он не знает, что они помирились и уехали из Лондона, чтобы жить в деревне. Почему он мне не позвонил? Возможно, он тоже уехал или лежит больной у себя в квартире, где за ним некому ухаживать… Тут мое воображение готово было пугающе разыграться. Ну, по крайней мере я увижу его в Великий пост, благоразумно одернула я себя, на полуденных службах в Сент-Эрмине. Я напомнила себе, что есть стихотворение, начинавшееся со слов «В город пост пришел с любовью», и поспешила отыскать его в «Оксфордском сборнике английской поэзии». Но стихотворение оказалось из очень ранних, помеченное «прибл. 1300», и хотя в конце страницы имелся словарик незнакомых слов, сами строки не слишком меня утешили.

Я подумала, что это намек мне: нельзя вести себя столь опрометчиво.

Несколько дней спустя я прогуливалась неподалеку от здания научного общества – иными словами, делала то же самое, что и во времена Бернарда Хизерли. Прогулка по Виктория-парейд в сгущающихся сумерках, быстрый взгляд на окно с кружевными занавесками, надежда или страх, что рука отодвинет занавеску и за ней покажется тень… Неужели нет конца унижениям, каким мы себя подвергаем? Разумеется, говорила я себе, нет никаких причин, почему мне было бы нельзя пройти мимо здания научного общества, улица ведь вела в десятки мест. Поэтому, подходя к зданию, я не склонила от стыда голову, а даже подняла глаза – и увидела бородача, который вышел на балкон, а еще Иврарда Буона, который выходил из дверей с Эстер Кловис.

У Эстер Кловис волосы, как шерсть у собаки, но она весьма одаренная особа, уважаемая и высоко ценимая Иврардом Боуном, более того, эта женщина способна составить предметный указатель и вычитать гранки. Я испытала настоящий шок, увидев их вместе, особенно когда Иврард взял ее за локоть. Правда, они в тот момент переходили через улицу, и любой мужчина с мало-мальски хорошими манерами мог бы в таких обстоятельствах поддержать даму за локоть, уговаривала я себя, но все равно очень расстроилась. И решила, что пойду на ленч в огромную столовую, куда иногда ходила с миссис Боннер. Это приведет меня в надлежащее расположение духа, заставит думать о смертности своей и вообще всех людей на грешной земле, если вообще возможно медитировать в очереди терпеливых людей, двигающих свои подносы.

– Милдред! Разве вы меня не видели? – Голос Иврарда прозвучал чуть раздраженно, словно ему пришлось бежать, чтобы меня догнать.

– Я думала, это вы меня не видели, – огорошенно ответила я. – А кроме того, вы были не один.

– Это была всего лишь Эстер Кловис.

– Она очень одаренная особа. Что вы с ней делали?