Разные оттенки смерти - Пенни Луиза. Страница 6

Шедевры. Все до единого.

В своем тихом саду этим утром Клара закрыла глаза, подняла лицо к молодому солнцу и улыбнулась.

Мечта сбывается.

Совершенно незнакомые люди будут внимать каждому ее слову. Кто-нибудь, возможно, даже станет конспектировать. Будут восхищенно слушать, как она говорит о своем видении мира, своей философии, своем понимании искусства. В каком направлении оно движется и откуда.

Ею будут восторгаться, к ее словам будут уважительно прислушиваться. Умная и красивая. Элегантные женщины будут спрашивать, где она купила этот костюм. Она станет основательницей нового направления. Тренда.

Но вместо этого она чувствовала себя как грязнуля-невеста на заштатной свадьбе, где гости ее и не замечают, а заняты в первую очередь вином и закусками, где никто не хочет забрать у нее букет или отойти с ней в уголок для разговора. Или потанцевать с ней. И к тому же она выглядела как бухгалтер-маоист.

Она почесала бедро, размазала паштет в волосах. Потом посмотрела на часы.

Господи, еще целый час.

«Ах, нет, нет, нет», – подумала Клара. Сейчас она просто пыталась выжить. Удержать голову над водой. Не упасть в обморок, сдержать тошноту, не описаться. Ее новая цель состояла в том, чтобы сохранить сознание и невозмутимость.

–?Ну, по крайней мере, ты не на костре.

–?Что?

Клара повернулась и увидела перед собой необъятную чернокожую женщину в ярко-зеленом кафтане. Это была ее подруга и соседка Мирна Ландерс. В прошлом психотерапевт из Монреаля, а ныне владелица магазина новой и старой книги в Трех Соснах.

–?Ты не на костре, – повторила Мирна. – По крайней мере сейчас.

–?Это точно подмечено. А еще я не летаю. Есть много чего я «не».

–?И есть много чего ты есть, – рассмеялась Мирна.

–?Ты что, мне грубишь? – спросила Клара.

Мирна помедлила, разглядывая Клару, которая почти каждый день приходила в магазин Мирны, чтобы выпить чашечку чая и поболтать. Или же Мирна приходила на обед к Питеру и Кларе.

Но этот день был не похож на другие. Ни один другой день в прошлой жизни Клары не был похож на сегодняшний, и, возможно, в ее будущей жизни тоже не случится такого дня. Мирна знала всё про страхи Клары, про ее неудачи, ее разочарования. А Клара все знала про Мирну.

И каждая из них знала, о чем мечтает другая.

–?Я понимаю, тебе нелегко, – сказала Мирна.

Она стояла перед Кларой, загораживая своей мощной фигурой весь зал, отчего то, что прежде казалось Кларе огромной толпой, превратилось вдруг в маленькое собрание. Тело Мирны представляло собой почти идеальной формы зеленый шар, блокирующий свет и звук. Они снова оказались в своем маленьком дружеском мире.

–?Я хотела, чтобы все было идеально, – прошептала Клара, надеясь, что сумеет сдержать слезы.

Если другие маленькие девочки мечтали о дне свадьбы, то Клара мечтала о персональной выставке. В музее. В этом самом. Но она представляла себе все немного иначе.

–?А кто это решает? Что могло бы сделать все идеальным?

Клара задумалась на секунду:

–?Если бы мне не было так жутко.

–?Да что такого ужасного может случиться? – тихо спросила Мирна.

–?Они могут не принять мое искусство, решить, что у меня нет таланта, что я нелепая, смешная. Что эта выставка – страшная ошибка. Выставка потерпит неудачу, а я стану посмешищем.

–?Вот уж точно, – улыбнулась Мирна. – Все это можно пережить. И что ты будешь делать после?

Клара снова задумалась:

–?Сяду в машину с Питером и поеду домой в Три Сосны.

–?И?..

–?И мы с ним зададим сегодня вечеринку для друзей.

–?И?..

–?И завтра утром я встану…

Голос Клары смолк, когда она представила себе мир после апокалипсиса. Она проснется завтра утром и продолжит вести тихую жизнь в их деревеньке. Она вернется к прежнему: будет выгуливать собаку, выпивать на террасе, пить кофе с молоком и есть круассаны в бистро перед камином. Продолжится жизнь с обедами в тесном кругу друзей. С посиделками в саду. С чтением, размышлениями.

Работой в мастерской.

Что бы ни случилось в этом зале, ее жизнь не изменится.

–?По крайней мере, я не на костре, – сказала она и ухмыльнулась.

Мирна взяла Клару за руки:

–?Большинство людей пошли бы на убийство ради такого дня. Не дай ему пройти, не получив удовольствия. Клара, твои работы – настоящие шедевры.

Клара сжала руку подруги. Все те годы, месяцы, тихие дни, когда никто не замечал и знать не хотел, что делает Клара в своей мастерской, Мирна была рядом. И Мирна шептала в этой тишине: «Твои работы – шедевры».

И Клара отваживалась ей верить. Отваживалась продолжать. Ее поддерживали старые мечты и этот тихий одобрительный голос.

Мирна отступила на шаг, и Клара увидела этот зал по-новому. Он был заполнен людьми, а не угрозами. Люди получали удовольствие, развлекались. Они пришли отпраздновать первую персональную выставку Клары в Музее современного искусства.

– Merde! – проорал человек в ухо женщине, стараясь перекричать гул других голосов в зале. – Все это чистое дерьмо. Ты можешь поверить, что Клара Морроу получила персональную выставку?

Женщина покачала головой и поморщилась. На ней была широкая юбка и обтягивающая футболка, шарфы на шее и на плечах, в ушах сережки размером с колесо, а на всех пальцах сверкали кольца.

В другом месте и в другое время ее сочли бы цыганкой. Но здесь ее принимали за того, кем она и была, – художницей средней руки.

Ее муж, тоже художник, облаченный в вельветовые брюки и поношенный пиджак, с щегольским шарфом на шее, отвернулся от картины:

–?Ужасно.

–?Бедняжка Клара, – согласилась его жена. – Критики ее растерзают.

Жан Ги Бовуар, стоявший рядом с художниками спиной к картине, повернулся и взглянул на нее.

На стене среди скопления портретов висело самое большое полотно. Три женщины, все очень старые, стояли тесной группкой и смеялись.

Они смотрели друг на друга, прикасались друг к другу, держали друг друга за руки, их головы соприкасались висками. Что бы ни было причиной их смеха, они делили его между собой. Как они поделили бы и любое несчастье. Что бы ни случилось, они естественно разделили бы это между собой.

Эта картина говорила о чем-то большем, чем радость, даже большем, чем любовь, – она говорила о близости.

Жан Ги быстро повернулся к ней спиной. Он не мог смотреть на это полотно. Он принялся обшаривать зал взглядом, пока снова не нашел ее.

–?Ты посмотри на них, – сказал человек с шарфом, разглядывая картину. – Не очень привлекательные существа.

Анни Гамаш находилась по другую сторону переполненной галереи, рядом с мужем Дэвидом. Они слушали какого-то старика. Взгляд у Дэвида был рассеянный, незаинтересованный. А у Анни сверкали глаза. Очарованная, она впитывала все, что видела и слышала.

Бовуар ощутил укол ревности – он хотел, чтобы таким же вот взглядом она смотрела на него.

«На меня, – отдал он ей телепатический приказ. – Смотри на меня».

–?Да еще и смеются, – не унимался человек с шарфом, неодобрительно глядя на портрет трех старушек. – Тут нет никаких полутонов. С таким же успехом она могла написать клоунов.

Его спутница хохотнула.

В другом конце зала Анни Гамаш прикоснулась пальцами к руке мужа, но он, казалось, и не заметил этого.

Бовуар легонько прикоснулся одной своей рукой к другой. Вот что он бы почувствовал.

– А, вот вы где, Клара, – сказала старший куратор музея. Она взяла Клару за руку и отвела от Мирны. – Поздравляю. Это настоящий триумф!

Клара достаточно хорошо знала художников, чтобы понимать: на то, что они называют триумфом, другие люди вполне могут и не обратить внимания. И все же это было лучше пинка под задницу.

–?Правда?

–?Absolument [10]. Людям нравится.

Женщина восторженно обняла Клару за плечи. Ее очки представляли собой маленькие прямоугольники. Клара подумала, что, наверное, весь мир старшего куратора навечно искривлен чем-нибудь вроде астигматизма. Волосы у женщины были короткие и прямые, как и ее одежда. Она была невероятно бледна. Этакая ходячая инсталляция.