Любовь без права выбора - Малиновская Елена Михайловна. Страница 19
Интересно, мне показалось, или голос некроманта в действительности вдруг дрогнул, будто Гарольд лишь в последний момент сдержал предательский всхлип? Что это с ним?
Но Гарольд почти сразу взял свои чувства под контроль. На мгновение зажмурился, а когда он вновь посмотрел на меня, то его лицо напоминало каменную маску — ни намека на какие-нибудь эмоции.
— Вы не понимаете! — от волнения я вновь перешла на официальный тон. — Виер Гарольд, мой отец просто не мог никого предать, потому что почти не покидал нашего дома. Ну на кого он мог шпионить и какие секреты мог передавать, если он ни с кем не общался? Но самое главное: я не верю, что мои родители покончили с собой! Отец был настроен более чем воинственно. Он утверждал, что сумеет доказать, будто стал жертвой наговора. И я верила ему. Кто угодно мог подтвердить, что в нашем имении никогда не было никого постороннего!
Судя по всему, моя яростная тирада в защиту погибших родителей произвела впечатление на Гарольда. Он опять смежил веки, но при этом его пальцы нервно барабанили по подлокотникам кресла, доказывая, что некромант не дремал, а усиленно думал о чем-то.
— Что насчет твоей матери? — вдруг спросил он.
— Что? — недоуменно переспросила я, несколько ошарашенная столь резким поворотом разговора.
— Что ты можешь сказать о своей матери? — терпеливо повторил Гарольд, впрочем, по-прежнему не глядя на меня. — Насколько я помню, виера Ардали Артьян очень любила всевозможные приемы и светские рауты. Бал не был балом, если на нем не присутствовала графиня Артьян. Или хочешь сказать, что твоя мать тоже несколько месяцев до обвинения не покидала имение?
Я озадаченно молчала. Моя мать… А какое, собственно, отношение она может иметь ко всему этому? Если я с трудом, но все же была в состоянии поверить, будто мой отец натворил глупостей, то в случае с моей матерью все это превращалось в полнейший бред!
— Я не понимаю, на что вы намекаете, — наконец, тщательно подбирая слова, проговорила я, по-прежнему обращаясь к Гарольду исключительно вежливо, словно нас ничего не связывало. — Моя мать… Да, она любила светскую жизнь, но была крайне далека от политики…
— Да при чем тут политика! — раздраженно перебил меня Гарольд и соизволил посмотреть на меня. Правда, тут же прикрыл глаза ладонью, словно ему досаждал свет плавающей неподалеку магической искры. Продолжил, не пытаясь скрыть ядовитых ноток в голосе: — Милая моя Хеда, я прекрасно знаю, какие слухи ходили в высшем свете Хельона о твоей матери. Наверное, я огорчу тебя, но она даже не думала хранить верность твоему отцу.
— Не может быть! — Я не выдержала и вскочила на ноги, от гнева забыв о своих несчастных щиколотках, которые тут же налились опасным огнем. Процедила, презрительно глядя на вальяжно рассевшегося некроманта, который хоть и не смотрел на меня, но улыбался: — Не смейте говорить гадостей о моей матери! Вы не имеете никакого права…
— «Ты не имеешь никакого права», — насмешливо исправил меня Гарольд. — Хеда, мы вроде бы уже договорились избавиться от излишнего официоза в общении. Или тебя настолько оскорбили мои слова о твоей матери?
— Да, настолько! — воскликнула я, даже не пытаясь приглушить ярость, от которой так и зазвенел мой голос. — Моя мать…
— Я спал с твоей матерью, — не дал мне договорить Гарольд.
После этого признания в комнате воцарилась тишина. Я смотрела на некроманта, некрасиво открыв от удивления рот, и не желала верить своим ушам. Он спал с моей матерью? Неужели он и ее каким-либо образом принудил к этому? Но почему она не пожаловалась моему отцу и своему супругу? Да граф Греге этого жалкого некромантишку в порошок бы стер!
— Между нами все происходило по взаимному согласию, — поспешил добавить Гарольд, видимо, догадавшись, о чем я думала в этот момент. — Я готов поклясться своей колдовской силой, что не было никакого принуждения! — Хмыкнул и добавил с кривой ухмылкой: — Точнее, было, но, скорее, с ее стороны. Да твоя мать, Хеда, буквально насильно затащила меня в постель! И после первой же совместной ночи полностью потеряла ко мне интерес.
— Не может быть!
От волнения горло настолько сжалось, что я была не уверена, прозвучало ли это вслух.
— Ты сказал, что не был представлен моей матери, — чуть громче напомнила я, откашлявшись. — Получается, солгал?
— Не хотел огорошивать тебя столь неприятным известием с первых минут знакомства. — Гарольд пожал плечами. Добавил со слабой усмешкой: — И потом, в некотором смысле я сказал правду. Ну, с небольшой оговоркой. Я действительно не был представлен твоей матери официально. Да, однажды мы переспали друг с другом. Но после этого твоя мать предпочитала демонстративно не замечать меня. — Гарольд немного подумал и завершил: — Если честно, это даже немного огорчало меня. Но потом я понял, что стал не единственной так называемой жертвой твоей матери. Она любила вертеть мужчинами по собственному разумению.
— Не может быть, — растерянно повторила я, отказываясь верить во все это.
— Может, может. — На губах Гарольда гуляла сочувственная улыбка, хотя он по-прежнему предпочитал сидеть с закрытыми глазами. — Прости, Хеда. Я понимаю, насколько неприятно тебе это слышать. Но все было именно так. Твоя мать… В общем, она не отличалась особой разборчивостью в связях. Ты бы знала, какие слухи гуляли о ней и ее многочисленных любовниках в высшем свете! Повезло, наверное, что твой отец не любил все эти светские мероприятия и предпочитал сиднем сидеть у себя в имении. А скорее всего, он просто догадывался о горячем нраве своей женушки и позволял ей таким образом сбросить пар. Так сказать, даровал ей негласное разрешение.
Я буквально рухнула обратно на кровать, с которой недавно вскочила. Измученно застонала, схватившись за виски.
Самое противное заключалось в том, что в глубине души я знала: Гарольд прав. Он не пытается опорочить мою мать, он просто рассказывает, как дело обстояло в действительности. Но ведь я и сама частенько замечала… странное. Хотя бы то, что все слуги мужского пола задерживались у нас всего на месяц, редко дольше. А однажды я не вовремя зашла в конюшню, желая побаловать любимую кобылу сладкой морковкой, и увидела…
Я запретила себе вспоминать ту омерзительную сцену: моя мать стоит на коленях перед полуобнаженным конюхом и жарко дышит, лаская его вздыбленное достоинство языком и губами. Пот блестит на мускулистых плечах мужчины, и одной рукой он придерживает голову моей матери, не давая ей отстраниться. Не думаю, что они заметили меня. Почти сразу я развернулась и выскочила прочь. Правда, мне показалось, что вечером мать как-то странно смотрела на меня и то и дело порывалась о чем-то спросить, но так и не решилась.
А еще через неделю конюх получил полный расчет, и несколько лет после этого я жила в полной убежденности, что мне все это лишь померещилось. Солнце в тот день особенно жарко палило. Наверное, мне просто слишком сильно напекло голову, раз я стала видеть несуществующее.
Я со злостью взглянула на Гарольда и вздрогнула от неожиданности, когда заметила, что он тоже смотрит на меня, с любопытством подмечая мою реакцию на свои откровения. Правда, почти сразу он вновь прикрыл ладонью красные, воспаленные глаза.
— И все равно я не понимаю, какое отношение поведение моей матери может иметь к произошедшему, — упрямо проговорила я, естественно, даже не подумав рассказать некроманту о том, что вспомнила.
И вообще, я ничего не видела в тот день! Просто, по всей видимости, на меня слишком сильное впечатление произвело это невеселое и страшное происшествие. Или же Гарольд каким-либо образом заколдовал меня, внушив то, чего не было…
Гарольд не торопился отвечать. Он опять забарабанил пальцами по подлокотнику, словно прикидывал в уме, стоит ли продолжать столь неприятную для меня беседу.
На какой-то жуткий миг мне почудилось, будто он сейчас хмыкнет и обронит, мол, забудь о том, что я тебе рассказал. Но почти сразу после этого Гарольд глухо заговорил.