Дюна: Дом Коррино - Герберт Брайан. Страница 106

В это время Дункан Айдахо нанесет свой молниеносный удар по Иксу.

Толпа народа напирала на трепещущие от легкого ветра пестрые ленты, натянутые вдоль периметра поля космопорта, заполненного людьми. Люди, радуясь, махали черно-зелеными флажками с геральдическим ястребом, древним гербом Дома Атрейдесов.

Возлюбленные, жены и матери выкрикивали слова ободрения выстроившимся в ожидании посадки на суда солдатам. В суматохе многие из них смешивали ряды и бросались к толпе для прощального поцелуя. Не имело значения, что некоторые солдаты не знали тех красивых девушек, которые целовали их. Людям просто надо было знать, что их ждут с победой и желают им военной удачи.

Герцог Лето, против своей воли, не мог не думать о Джессике, которая, разлучившись с ним, жила теперь в роскошном императорском дворце. Очень скоро она родит их ребенка, и Лето очень хотелось сейчас быть рядом с ней. В этом заключалось сейчас для Лето главное в его поездке в Кайтэйн…

Лето с большим тщанием оделся в красную форму матадора. Такую же надевал его отец для своих коррид. В наряде был глубокий смысл, и все люди Каладана понимали его значение. В алом мундире Лето народ видел не символ будущего кровопролития (от чего, впрочем, в незапамятные времена Атрейдесы и получили прозвище Красных герцогов), а признак пышности, великолепия и славы.

К судам подкатили посадочные трапы, и младшие командиры приказали солдатам выровнять ряды. Одно подразделение запело боевой гимн Атрейдесов. Солдаты пели, покрывая беспорядочный гул голосов, и другие части подхватили припев. Вскоре все одетые в форму люди присоединились к мощному хору, славившему твердость, решительность и любовь к герцогу.

Гимн смолк, и в тот момент, когда первые шеренги были уже готовы идти к боевым судам, Лето подошел к краю трибуны. Солдаты остановились, застыв по стойке «смирно», чтобы выслушать напутственное слово главнокомандующего.

— Во время эказского мятежа герцог Пауль Атрейдес сражался бок о бок с графом Домиником Верниусом. Эти великие мужи были героями и близкими друзьями. За прошедшие с тех пор годы произошло множество трагедий, но мы не должны забывать главного: Дом Атрейдесов не оставляет в беде своих друзей.

По толпе пробежала волна оживления. В других обстоятельствах население, возможно, осталось бы равнодушным к судьбе Дома-отступника. Для простых людей Каладана Икс был далекой планетой, на которой никто из них никогда не побывает, но народ принял, как родного, принца Ромбура, узнал и полюбил его.

— Наши солдаты отвоюют родовое гнездо Дома Верниусов. Мой друг принц Ромбур спасет народ Икса и восстановит его свободу.

Народ Каладана, как и население многих других имперских планет, был воспитан в духе ненависти к тлейлаксам. Несомненно, захват Икса был одним из самых отвратительных образчиков их мерзости, но были в истории и другие ее примеры. До сих пор эти гномы всегда умудрялись выходить сухими из воды, но теперь их наконец настигнет справедливая кара Атрейдеса.

Лето продолжил:

— Не нам выбирать, когда быть справедливыми и нравственными, когда помогать тем, кто больше всего нуждается в нашей помощи. Именно поэтому я поручил своему ментату Туфиру Гавату особую миссию.

Лето посмотрел на толпу.

— Не так давно мы были вынуждены предпринять жестокую акцию против верховного магистра Биккала, но теперь народ этой планеты страдает от страшной болезни, поразившей растения и опустошающей их зеленый мир. Народ голодает. Неужели мы должны отмахнуться от этой беды только потому, что я нахожусь в ссоре с верховным магистром Биккала? — Лето поднял вверх сжатый кулак. — На этот вопрос я отвечу: «Нет!»

В народе послышались одобрительные крики, правда, без прежнего энтузиазма.

— Другие Великие Дома удовольствовались ролью сторонних наблюдателей, глядя, как народ Биккала вымирает, но Дом Атрейдесов бросит вызов императорской блокаде и доставит помощь народу Биккала, как мы сделали это для планеты Ришезов.

Лето понизил голос:

— Разве мы не хотим, чтобы и с нами поступали так же? Лето был уверен, что люди поймут его принципы и одобрят выбор. После того как он упрочил свое положение в Ландсрааде, ответив на оскорбление верховного магистра, Лето сумел показать себя сострадательным правителем, оказав помощь жертвам нападения на Ришез. Теперь он представит новое доказательство величия своей души. Герцог вспомнил стих Оранжевой Католической Библии: «Легко любить друга, трудно возлюбить врага».

— Я один поеду в Кайтэйн, где буду говорить со своим кузеном императором, и произнесу речь в Ландсрааде.

Он помолчал, чувствуя, как его переполняют эмоции.

— Там я встречусь со своей возлюбленной леди Джессикой, которая скоро произведет на свет нашего первенца.

Раздались одобрительные крики, с новой силой начали развеваться флажки с гербом Атрейдесов. Люди давно уже воспринимали жизнь герцога и его деятельность в Каладанском замке, как миф. Простые люди нуждаются в таких образах правителей.

В конце Лето поднял руки в благословляющем жесте. В ответ послышался рев толпы и солдат, почти оглушивший герцога. Стоя рядом с Лето, Дункан и Туфир наблюдали за начавшейся погрузкой войск. Люди шли безукоризненно стройными рядами. Такое зрелище впечатлило бы даже самого императора Шаддама.

Лето испытывал теплое чувство, ощущая, как его захлестывают волны доверия и надежд народа. В душе Лето поклялся, что не обманет этих надежд и ожиданий.

Скоро, очень скоро, лицо империи изменится до неузнаваемости.

~ ~ ~

Человек, который видит возможность и не использует ее, подобен спящему с открытыми глазами.

Фрименская мудрость

Вернувшись на Гьеди Первую, Глоссу Раббан наслаждался своим главенствующим положением в Убежище Харконненов. Из своей высокой каменной крепости он распоряжался слугами, устраивал собственные гладиаторские бои и держал в кулаке население. Такова была его привилегия, как аристократа Ландсраада.

Еще больше нравилось Раббану отсутствие надоедливого ментата, который все время дышал ему в затылок или критиковал все его начинания и замыслы. Питер де Фриз сейчас играл в какие-то сложные шпионско-дипломатические игры в Кайтэйне. Дядя остался на Арракисе лично наблюдать за операциями с пряностью, ввиду угрозы приезда инспекторов и аудиторов ОСПЧТ.

Вследствие всего этого Зверь и оказался у руля правления.

Формально Раббан был вице-бароном, явным наследником Дома Харконненов, хотя сам барон в последнее время часто грозил Глоссу, что может изменить завещание и назначить наследником малолетнего Фейда-Рауту, если, конечно, Раббан не докажет своей незаменимости.

Сейчас Раббан стоял в восточном крыле Убежища рядом с отсеками для животных. В коридорах густо воняло псиной. Влажный мех и кровь, слюна и фекалии годами накапливались в клетках, расположенных под мостиками переходов. Сверкая черными глазами, псы дрались за место под солнцем, за кусок свежего мяса, оскаливая клыки и бросаясь на воображаемых врагов. Подражая вожаку стаи, Раббан зарычал на собак и, раздвинув толстые губы, показал неровные белые зубы.

Опустившись на четвереньки, он сунул руку в одну из клеток и рывком извлек из нее извивающуюся зайцеобразную обезьяну. У этой твари были огромные круглые глаза и хлопающие огромные уши. Цепкий длинный хвост дергался из стороны в сторону. Обезьянка страшно боялась, но хотела, чтобы ее приласкали. Своими сильными пальцами Раббан сжал мягкие складки кожи зверька так, что тот затрепетал. Глоссу поднял обезьянку в воздух, чтобы ее увидели псы.

Звери в собачьем вольере начали неистово лаять и рычать, подпрыгивая вверх. Когти царапали скользкие мокрые камни стен, но собаки не могли допрыгнуть до края ямы. Зверек в руке Раббана отчаянно извивался и дрыгал лапами, стараясь освободиться из мертвой хватки баронского племянника и убежать от острых клыков и беспощадных когтей.