Разгар зимы - Коул Кресли. Страница 45

— Если я просто хочу затащить тебя в постель, то откуда эта ревность? Почему я так страдал без тебя? Для такого, как я, неделя – мгновение, но эта тянулось бесконечно.

Положив руки мне на плечи, он очень нежно коснулся пальцами моей шеи. Его руки дрожали, словно он держал самое бесценное сокровище в мире.

— Клянусь богами, я хочу твое тело, но знай, что и моё сердце принадлежит тебе. Я дарю его тебе, sieva. Всецело вверяю. Береги его.

Я изо всех сил старалась ему сопротивляться. Напоминала себе, почему я это делаю.

— Наша связь тянется сквозь века; ты должна это чувствовать.

Я резко покачала головой, но вслух соврать не смогла. Да, я чувствовала связь, которая за сотни лет, не ослабела и не исчезла. Что-то, пережившее века. Что-то непостижимое и... правильное?

Я думала, я боялась, что он был моей... родственной душой.

— Эти несколько дней без тебя были самыми невыносимыми за все прошлые столетия, — он провел большим пальцем по моей нижней губе, заставляя мое сердце биться быстрее, — скажи, что будешь моей. Скажи, что мне больше не придётся чувствовать такое опустошение.

В это мгновение я готова была сказать все, что он хотел услышать...

Вдруг Арик без предупреждения поднял меня, вынудив ногами обхватить его за талию, а руками за шею.

— Что ты делаешь?

Я начинала задыхаться, охваченная желанием. Меня окутал его манящий запах.

— Мне нужно быть ближе к тебе. Почему никогда не бывает достаточно близко? — он посмотрел на мою майку, которая от соприкосновения с его телом промокла и стала совсем прозрачной, его глаза ярко вспыхнули, голос охрип, — ты слишком меня искушаешь.

Он сильнее вжался своим телом между моими ногами.

Я откинула голову назад, и он начал водить носом по моей шее, лишь намекая на поцелуй. Почувствовав его влажное дыхание, я задрожала от желания.

Ну зачем я сказала, что нам нельзя целоваться?

Это было так же возбуждающе, как и настоящая близость. Даже больше. Осознание того, что он так сильно жаждал прижаться ко мне губами, но сдерживался, сводило меня с ума.

Он продолжал иллюзию поцелуя, пока я не начала задыхаться, крепко сжав руки вокруг его шеи. Своим телом я чувствовала, как дрожали его мышцы, когда он пытался себя сдержать.

Он поднял голову, чтобы взглянуть мне в лицо, и наше дыхание смешалось. Глядя в его сияющие глаза, я просто растворилась в них. Но к моим губам он так и не прикоснулся. Просто оставил меня сгорать от желания, которое я не могла удовлетворить. Не сегодня...

Лента, которую я носила в кармане, будто обжигала. Не заставляй меня больше страдать.

— Арик, отпусти меня.

— Ты уверена, что этого хочешь?

В его сверкающих глазах читалась растерянность.

— Пожалуйста.

Он поставил меня на ноги:

— Я отпущу тебя. Сегодня. Но ты будешь моей, sieva.

Когда я попыталась его оттолкнуть, меня снова поразил вид моих бледных рук на его теле. Сколько раз я приникала к его обнаженной груди, в отчаянных попытках прижаться сильнее?

Наконец он отступил, и я в полном оцепенении вернулась в комнату. Заперев дверь, я прислонилась к ней спиной, пытаясь унять дрожь.

Дальше я действовала, как в тумане: подошла к спальному мешку, проверила заряд радиопередатчика, легла.

Пытаясь игнорировать свое раскаленное тело, я снова пялилась в потолок. Казалось, прошло несколько часов, прежде чем я сомкнула глаза.

Погружаясь в сон, я почувствовала в комнате присутствие Арика.

Он наблюдал за мной. Думал, что я сплю!

Он тихо прошептал:

— Сколь многому я могу научить тебя об игре. Сколь многому ты можешь научить меня о жизни. Так давай начнем, маленькая жена.

Во сне я увидела Смерть примерно в моём возрасте. Одно из видений, что Мэтью хотел показать мне, пока ещё не поздно?

На дворе была летняя ночь, над Балтийским морем бушевал шторм. Арик возвращался с какого-то задания.

Я проезжаю мимо знакомых рунических камней, копыта жеребца стучат о землю, соревнуясь в громкости с громом богов. Богов, которые прокляли наше поселение болезнью.

Разгневали ли их пышные празднества, устроенные нашей семьёй два дня назад? Неужели Семейство Доминия повинно в гордыне?

Я пытаюсь сосредоточиться на ходе своих размышлений, прийти к какому-то выводу, но мысли в голове путаются. Раньше бывало, что я неважно себя чувствовал, но сейчас, вместо того, чтобы болеть, как остальные жители селения, я чувствую себя здоровым и сильным.

Сильным как никогда.

Недавно я раздробил камень в руке, раскрошил в порошок. С каждым днём моя сила и скорость возрастают. Но я ощущаю тьму в себе… и сам не знаю, что это.

По прибытию домой мне приходится скрывать от слуг свою неестественную быстроту. Я иду по мощённой тропе в покои отца. Открываю дверь, и вижу, что он уже идет мне навстречу.

«Ты нашёл лекаря?» — спрашивает он.

Отец Арика — высокий широкоплечий мужчина со светлыми волосами. И хотя его глаза голубого цвета, а не янтарного, как у Арика, сходство с сыном налицо. Я понимаю их язык как родной, наверное, Мэтью адаптировал видение под меня.

— Он уже ухаживает за больными, — почему отец выглядит на десяток лет старше, чем вчера? — я привёл его прямо сюда.

— Славно, — рассеянно отвечает отец, — я сейчас вернусь.

— Не нужно никуда идти, ты слишком изможден. Ты должен беречь силы ради матери. Она отдыхает?

Он кивает.

-— Я настоял на этом.

— Ей очень тяжело, — множество наших гостей заболели, в основном их дочери, — я пойду вместо тебя.

Он морщит лоб.

— Но если что-нибудь случиться с тобой... Если тебя поразит хворь... я этого не перенесу.

— Я не болел ни дня в своей жизни. И сейчас решил не начинать.

На его лице промелькнула тень улыбки, что сделало его больше похожим на самого себя. Было так странно не слышать в их с мамой покоях весёлый смех.

Я положил руку ему на плечо, встретившись с ним глазами.

— Помяни моё слово, мы пройдем через это.

Его голубые глаза вспыхивают.

— Я говорил тебе, насколько горд быть твоим отцом?

Я смотрю на него с притворным недовольством.

— Каждый день. Сколько себя помню. Эти слова укоренились во мне, словно высеченные на руническом камне.

— Но сегодня еще нет, — отец сжимает мою руку, — сын, я так горд...

Нахмурившись, он резко замолкает.

— Отец?

Он бледнеет и широко раскрывает глаза. На лице появляется мучительное выражение, и меня охватывает ужас.

— Что происходит?

Я касаюсь его щеки, и по ней расходятся черные линии.

Как у поражённых хворью селян.

— Сын?

Вдруг он весь напрягается, руки сжимаются в кулаки.

— Что случилось, отец? — я обхватываю его содрогающееся тело и опускаю на землю. — Что происходит?

По его искаженному болью лицу разливается блаженный свет. Он меркнет… с каждой секундой?

— Скажи, как тебе помочь! — умоляю я. — Пожалуйста, пожалуйста, ответь!

Но он уже не может мне ответить. Жизнь покинула его. Он... умер.

Не смотря на переполняющую меня скорбь, в душу закрадывается подозрение.

— Арик!

С другого конца комнаты на нас смотрит моя мать. Она кричит, прикрывая руками округлившийся живот, инстинктивно ограждая малыша, которого они так долго ждали. У неё подкашиваются ноги.

Не задумываясь, я бросаюсь к ней. За долю секунды пересекаю расстояние между нами и подхватываю её на руки.

Но когда я до нее дотрагиваюсь, она вскрикивает.

— Мама? Нет, нет, нет!

От моих прикосновений по её руке расходятся чёрные линии.