Выживший: роман о мести - Панке Майкл. Страница 21

Организму нужны силы, и мясо – самое нужное средство их восполнить. Хью понимал, что бизонья туша попалась ему на пути не иначе как милостью провидения, оставалось лишь не упустить шанс.

Он окинул взглядом окрестности – не сгодится ли что-нибудь в качестве оружия. Камни, выброшенные рекой деревья, полынь… Сделать дубинку? Против волков она не поможет: размахнуться Глассу не под силу, и к тому же бить придется с колен, так что удар выйдет слишком легким. Полынь?.. Гласс припомнил яркий, хоть и недолговечный огонь, который давали сухие ветки. Может, смастерить факел?

Ничего другого не оставалось. Укрывшись от ветра позади толстого тополя, выброшенного под обрывистый берег паводком, Гласс вырыл в песке неглубокую ямку и принялся добывать огонь.

Он возблагодарил судьбу за то, что лук для розжига и круглый стержень у него уже есть. Правда, в сумке нашелся только один лоскут ружейной ветоши и последний комок рогозового пуха. Хью, еще раз взглянув на стаю, решил: будь что будет.

На растопку пустить было почти нечего: ветки с тополя, лежащего на берегу, уже давно оборвало течением. Впрочем, рядом торчал высохший куст полыни – Гласс поспешно сломил с него несколько ветвей и кинул в ямку.

Аккуратно разложив пух и ветошь, Гласс приладил лук и принялся вращать стержень – вначале медленно, а затем, по мере того как входил в нужный ритм, все быстрее. Через несколько минут в ямке у лежачего тополя уже горел небольшой костер.

Вожак и волчица с щенками тем временем улеглись шагах в двадцати от жертвы – насытившись лучшими кусками, они теперь между делом безмятежно грызли окорока. В драку за мясо они, скорее всего, не полезут. Оставались четверо волков у туши.

Индейцы пауни почитали волка за физическую силу и особенно за хитрость, волчьи шкуры нередко были атрибутом ритуальных действ. И хотя Гласс часто охотился на волков вместе с племенем, он раньше и подумать бы не посмел о том, чтобы без оружия, с одним факелом врываться в середину стаи, пожирающей добычу, и отбирать у них мясо.

Пять веток полынного куста топорщились, как гигантские скрюченные пальцы, от них отходили мелкие отростки, покрытые корой и ломкими голубовато-зелеными листьями. Гласс выбрал куст покрепче и сунул в костер, ветки тут же занялись, и через миг над ними уже ревело пламя высотой в фут. Слишком быстро! Ветка догорит прежде, чем Гласс подползет к волкам, а уж отгонять их и вовсе будет нечем. Значит, надо подстраховаться: не зажигать сразу всю полынь, а тащить охапку как есть и добавлять к горящему факелу по мере надобности.

Хью в очередной раз покосился на волков. Те вдруг показались грозными исполинами, и Хью чуть не отказался от затеи, однако поспешил себя одернуть: пока есть шанс – нельзя его упускать. С горящей веткой в руке и с четырьмя другими про запас он пополз по берегу в сторону волков. В полусотне шагов от него вожак с волчицей оторвались от окороков поглядеть на странное животное, подбирающееся к бизоньей туше, но в их взглядах читалось любопытство, а не вызов. Свою долю мяса они получили, остальное их не очень заботило.

Когда Глассу оставалось шагов двадцать, сменившийся ветер донес запах дыма до четверых волков у туши, и те разом обернулись. Гласс от неожиданности застыл. Волки, издалека казавшиеся ему почти собаками, вблизи совсем не походили на мирных псов. Один из них, белый, поднял окровавленную морду и чуть подался в сторону человека, приопустив плечо – то ли наступая, то ли защищаясь.

Белого одолевали разом два инстинкта: отстоять добычу и спастись от огня. Второй из волков, с оторванным ухом, поравнялся с первым, остальные двое, пользуясь случаем, еще охотнее вгрызлись в тушу. Огонь, охвативший полынь, начал мигать и гаснуть, и белый волк сделал еще шаг к Глассу. Тот вдруг припомнил тошнотворное ощущение от медвежьих когтей, вонзающихся в тело.

Вдруг полыхнула вспышка, и над равниной разнесся низкий рокот грома, – упала капля дождя, пламя факела дрогнуло под порывом ветра. Хью сжался, молясь только об одном – чтобы дождь повременил. Сейчас и без того приходилось спешить: белый нацелился прыгнуть, оставалось лишь уповать на то, что волки не ждут нападения.

Гласс перебросил полынные ветки из правой руки в левую, где догорал предыдущий стебель, и огонь вспыхнул с новой силой. Пук он держал обеими руками, так что на ладони уже было не опереться, – и по правой ноге, на которую пришлась часть веса, сразу же разлилась боль. Шатаясь и едва не падая, Гласс на коленях пополз к волкам, яростно размахивая факелом, как мечом. Он пытался выдавить из горла хоть какой-то звук, однако вместо желанного крика выходил лишь слабый стон.

Гласс махнул факелом в сторону одноухого – тому опалило морду, и зверь, поскуливая, отскочил; белый прыгнул на человека сбоку и ухватил зубами за плечо. Гласс увернулся и выгнул шею, чтобы волк не впился в горло: тот дышал совсем близко, на Гласса веяло запахом крови. Изо всех сил пытаясь удержаться на ногах, Хью хлестнул факелом по волчьему телу – белому опалило живот и пах, волк разжал челюсти и на шаг отступил.

Услышав за спиной рык, Гласс пригнулся, и одноухий, метивший ему в затылок, перелетел через его голову. От толчка Гласс повалился на бок – спину тут же пронзило болью, заныли горло и плечо. Факел с размаху ударился о землю, разбрасывая искры. Хью поспешно схватил ветки, пока огонь не угас, и попытался встать на колени.

Двое волков медленно кружили вокруг жертвы, выжидая подходящего мига. Теперь, отведав огня, они держались настороженно. Вновь мелькнула молния, гром на этот раз ударил ближе – гроза подошла вплотную, дождь мог полить с минуты на минуту, а факел и без дождя уже почти погас.

Белый и одноухий двинулись на жертву: они тоже почуяли, что драка идет к концу. Гласс повел было факелом – волки замедлили шаг, но не остановились. Двое других продолжали обгрызать тушу, не выказывая никакого интереса к драке и к странному существу с огнем в руках. Гласс вдруг заметил кусты сухой полыни, торчащие рядом с тушей. Загорятся ли?..

Не сводя глаз с нападающих, Хью поднес факел к полыни – и та, несколько недель не знавшая дождя, ярко вспыхнула. Гласс поджег еще два куста, и вскоре вокруг туши пылал огонь, а сам Гласс, упершись коленями в тушу, размахивал над головой остатками факела. Ударила молния, грянул гром, от ветра пламя перекинулось на соседние кусты, и даже начавшийся дождь ему не повредил.

Белый волк и его одноухий напарник ошеломленно огляделись. Вожак с волчицей и щенки уже неслись по прерии: им, насытившимся мясом до отвала, оставаться под дождем было ни к чему, и они рванули к недальнему логову. Двое, грызшие тушу, поспешили за ними, с трудом таща за собой кусок бизоньей ноги.

Белый припал было на лапы и замер, как перед нападением, но одноухий вдруг повернул прочь и помчался вслед стае. Белый потоптался на месте, оценивая перемену сил. Свою роль в стае он знал хорошо: его дело – следовать за другими. Не он выбирает жертву – он только помогает ее загнать. Не он пожирает мясо первым – ему достаются объедки. Зверей, подобных нынешнему, он раньше не видел, однако хорошо понимал его место в иерархии силы. И когда над головой грянул очередной раскат грома, белый окинул взглядом бизонью тушу, человека и дымящиеся кусты полыни – и припустил вслед за стаей.

Гласс следил за волками, пока те не скрылись за обрывистым берегом. Вокруг поднимался дым от горящих кустов, пригашенных каплями дождя: еще минута – и Хью будет беззащитен. Глянув на плечо, он подивился собственной везучести: из двух проколов, оставленных волчьими клыками, сочилась кровь, однако раны были неглубокими.

Бизонья туша лежала на земле живым напоминанием о силе и кровожадности волчьей стаи. Острые клыки разодрали все тело, под перегрызенным горлом скопилась лужа крови – багряно-алая на тускло-рыжем песке. Гласс перевернул тушу с бока на спину. Внутренностей, о которых он так мечтал, в бизоне почти не осталось: волки, накинувшиеся на них в первую очередь, выгрызли и печень, и сердце, и легкие. Сбоку торчал обрывок кишечника, и Гласс, вытащив из сумки бритву, запустил левую руку вглубь туши и под самым желудком отрезал двухфутовый кусок кишок. Не в силах сдерживать голод, он тут же вгрызся в сырое мясо.