Выживший: роман о мести - Панке Майкл. Страница 39

– Готовьсь! – проорал еще раз Хокер, поднося к пушке горящий пальник. – Огонь!

Он коснулся пальником фитиля – и пушка взорвалась. Не выстрелила, а именно взорвалась: куртки и вправду создали дополнительное сопротивление – настолько сильное, что орудие торжественно разлетелось на тысячу мелких осколков.

На один великолепный миг пламя взрыва осветило ночное небо, затем башню заволокло едким дымом. Трапперы бросились на землю, спасаясь от осколков, вонзающихся в стену форта и с шипением утопающих в снегу. Обоих подручных Хокера снесло с башни; падая, один сломал руку, другой пару ребер – от смерти их спас только глубокий снег.

Когда дым над башней рассеяло ветром, все взгляды обратились вверх – народ мечтал видеть смельчака канонира. Капитан Генри крикнул:

– Хокер!

Повисла тишина, ветер разносил над башней остатки дыма. Наконец над верхушкой вала показалась рука, затем вторая, потом голова Хокера – шляпу снесло взрывом, лицо сделалось угольно-черным, из ушей текла кровь. Даже держась руками за вал, он едва стоял на ногах, его мотало из стороны в сторону. Ожидали одного – что он шагнет вперед и умрет на месте, однако он вдохнул поглубже и заорал:

– С Новым годом, сукины вы сыны!

В ответ полетели приветственные вопли.

Хью Гласс, свалившись в сугроб, в очередной раз подивился, как быстро намело столько снега. Он не в первый раз пожалел, что вышел в непогоду: буран начинался безобидно, из-за легкого снежка не хотелось терять время, сидя в укрытии.

Он огляделся, пытаясь понять, сколько осталось до темноты. Из-за метели горизонт казался близким, дальние горы исчезли из виду, Гласс различал лишь тонкий контур скал и одинокие сосны – даже подножия гор сливались с серо-белыми облаками. Единственным надежным ориентиром оставался берег Йеллоустоун.

Из форта Юнион он вышел пять дней назад. Теперь он знал, что Генри с отрядом выбрал именно этот путь: след тридцати человек различить несложно. Заброшенную факторию Мануэля Лизы на реке Бигхорн он хорошо помнил по картам и подозревал, что Генри решит переждать там зиму. Правда, расстояния Гласс представлял себе плохо и не знал, сколько он прошел.

Вместе со снегопадом грянул и мороз, однако Гласса больше беспокоил ветер, из-за которого холод пронизывал все тело. Замерзли нос и уши, с каждым шагом все больше коченели руки, ослабленное ранами тело болело – пора было искать укрытие, где можно развести огонь, пока пальцы еще могут удержать кремень и кресало.

Противоположный берег вздымался крутым уступом, и если бы пересечь реку – то обрыв отгородил бы от непогоды, да только о переправе через реку можно было не мечтать. А берег, по которому шел Гласс, не давал никакого укрытия – на плоской равнине от ветра не спрячешься. Сквозь снежную завесу, уже подернутую предвечерней мглой, Хью различил рощицу в миле от берега и решил к ней свернуть.

Продираться сквозь метель пришлось чуть ли не полчаса. Земля под ногами то обнажалась под ветром до мерзлой черной корки, то вздымалась сугробами. В мокасины набился снег, кожаные штаны намокли и заледенели, ноги ниже колен покрылись мерзлой коркой.

Почти не чуя ступней, Гласс оглядел рощицу в поисках места поудобнее. Метель усилилась, ветер дул сразу со всех сторон. Наконец Хью нашел поваленный тополь, выдранные из земли корни которого торчали под прямым углом к стволу, давая защиту хотя бы с двух сторон.

Гласс, положив винтовку, взялся искать топливо для костра. Хуже всего пришлось с растопкой – палые листья промокли под снегом, да и сухих прутьев было не найти. Оглядывая поляну в сгущающихся сумерках, Хью вдруг сообразил, что вечер ближе, чем он думал, темнело на глазах.

Сложив найденный хворост рядом с деревом, он вырыл ямку под костер и снял рукавицы, чтобы разложить огонь. Пальцы пришлось отогревать дыханием; тепла хватало ненадолго, руки тут же студил ветер. При попытке добыть огня замерзшие руки дрогнули, кремень ударил по костяшке большого пальца, пришлось пробовать еще раз. Наконец в ямке с растопкой занялось пламя, и Гласс попытался загородить его от ветра – как вдруг очередной вихрь забросил ему в лицо горсть песка и дыма, и пока Гласс тер глаза, огонь успел погаснуть.

Хью в отчаянии принялся высекать искры – те сверкали и сыпались на землю снопами, однако растопки осталось слишком мало, огонь не занимался. Руки ощутимо болели от холода, пальцы ничего не чувствовали, и Гласс решил, что без пороха ему костер не разжечь.

Он добавил веток, подсыпал к растопке порох из рога и вновь ударил кремнем по кресалу.

В ямке вспыхнул огонь; Глассу опалило руки, дохнуло жаром в лицо. Не обращая внимания, он принялся поддерживать пламя, которое теперь металось от ветра из стороны в сторону. Очередной порыв, налетевший на костерок, на миг чуть пригасил костер – Гласс, пересев, расправив плащ, отгородил огонь от ветра и заново раздул угли.

Прошло полчаса. Гласс так и сидел, плащом отгораживая костер от ветра. Заметив, что вихри исчезли, Гласс насторожился: ветер теперь дул прямо в спину, дерево от него уже не защищало, даже наоборот – порывы ветра, отражаясь от ствола, били в костер.

В груди Гласса росла паника, один страх боролся с другим. Без костра не выживешь, но не отгораживать же его плащом вечно! Буря может затянуться надолго – может, на целые дни. Нужно укрытие, любое. От ветра, бьющего в тополь, спрятаться можно по другую сторону дерева, но как не лишиться огня? Развести костер заново – без растопки, в темноте? Другого выхода не оставалось.

Ждать не было смысла. Схватив винтовку и побольше топлива, Гласс перебежал на другую сторону.

Там ветер дул слабее, зато снега было больше. Бросив винтовку и дрова, Гласс расчистил место под угли и ринулся обратно за дерево, отчаянно надеясь, что пламя еще не погасло.

Костер успело занести; Гласс разрыл снег и сунул руки под снежную кашицу, растопленную углями. Шерстяные рукавицы намокли, ладони разом обожгло жаром и холодом, Хью поспешил на другую сторону укрытия. Лицо болело, руки занемели, ног ниже щиколоток он не чувствовал вовсе. Холод все нарастал.

Искать растопку не было времени, и Гласс решил настругать щепок топором, а потом добавить пороху. Вонзив топор в дерево, он вдруг услышал донесшийся издалека глухой хлопок. На винтовочный выстрел непохоже, слишком звучно. Гром? Перед снежной бурей он не в диковину, но в разгар снегопада?..

Гласс прислушался – кроме свиста ветра, никаких звуков. Вновь заныли от холода ладони, и Гласс опомнился: надо разжечь огонь, иначе гибель. Не брести же, в самом деле, в ночи по снегу на непонятный звук.

Настругав щепок, он высыпал на них остатки пороха и взялся было за огниво, как вдруг ночь огласилась невероятным ревом, который несся из долины Йеллоустоун. На этот раз Хью узнал звук. Пушка. Капитан Генри.

Он потянулся за винтовкой. Ветер ударил с новой силой, однако Хью, не обращая внимания, уже зашагал через сугробы в сторону Йеллоустоун, надеясь лишь на одно – что Генри стал лагерем на этом же берегу и через реку переправляться не придется.

Потеря пушки довела капитана Генри до неистовства. Боевой пользы от орудия почти не было, зато оно хорошо служило для устрашения, а кроме того – если каждому приличному форту полагается пушка, то чем форт Генри хуже?

Впрочем, кроме капитана об орудии никто не жалел – напротив, взрыв только прибавил буйства новогоднему веселью. Радостные трапперы, спасаясь от бури, ввалились обратно под крышу, теперь дом ходил ходуном от криков и топота.

Вдруг наружная дверь распахнулась настежь – будто некая сила, свившись в тугой сгусток, сломала границу между мирами. Через порог хлынул холод, повеяло ледяным дыханием, тепло очага враз истаяло.

– Закрой дверь, придурок! – рявкнул Крепыш Билл, не успев глянуть на дверь.

Все взгляды устремились к порогу.

Снаружи завывал ветер, вокруг замершей в дверях фигуры вихрился снег, будто гость был обрывком бури, заброшенным в хмельную толпу разбушевавшейся стихией.