Книга странных новых вещей - Фейбер Мишель. Страница 10

Стол был накрыт в аппаратной — то есть в помещении, заполненном оборудованием для пилотирования и навигации. Вопреки ожиданиям внутри Питер не увидел ничего такого, чтобы, как говорится, дух захватило. Не было здесь гигантского иллюминатора с видом на бескрайний открытый космос, полный звезд и туманностей, да и вообще никакого иллюминатора, не за что было и взгляду уцепиться — только металлопластиковые стены с вентиляционными решетками, выключателями, регуляторами влажности да парочкой ламинированных плакатов. Питер уже видел эти изображения раньше, в буклетах СШИК, когда только подавал заявку на эту вакансию. Это были серийные фирменные постеры, изображавшие стилизованный космический корабль со стилизованной птицей, державшей в клюве стилизованную веточку; в небольшом сопроводительном тексте под ним расхваливались высочайшие деловые стандарты СШИК и неограниченный потенциал, работающий на благо всего человечества.

Пульт управления тоже оказался менее впечатляющим, чем навоображал себе Питер: ни тебе громадных штурвалов, ни приборных панелей, ни россыпи мигающих лампочек — лишь несколько компактных клавиатур, тончайших мониторов и один автономный компьютерный шкаф, похожий на банкомат или автомат по продаже закусок. Честно говоря, аппаратная напоминала не капитанский мостик, а скорее офис, причем довольно убогий. Ничто здесь не указывало, что они на самом деле плывут просторами чужой солнечной системы за триллионы миль от дома.

Пилот Тушка развернул вращающееся кресло от мониторов и уставился на маленькую пластиковую лохань, поднеся ее к самому лицу. Пар скрывал его черты. Тушка сидел, вольготно скрестив голые волосатые ноги. На нем были широченные шорты и теннисные туфли на босу ногу.

— Добро пожаловать снова в мир живых, — сказал он, водрузив лоханку на свой объемистый живот. — Хорошо ли вам спалось?

— Не знаю, был ли это на самом деле сон, — ответил Питер. — Скорее просто ожидание, пока снова не почувствуешь себя человеком.

— Требует времени, — согласился Тушка и снова поднял к лицу лоханку с лапшой.

У него была борода мышастой расцветки, и он, безусловно, был большим докой по части транспортировки жидкой пищи сквозь густые заросли на лице. Он намотал немного лапши на вилку и сомкнул вокруг нее свои четко очерченные красные губы.

— Вот ваше, Пит, — сказал Северин, — я уже снял фольгу.

— Премного благодарен, — сказал Питер, присаживаясь к черному пластиковому столу, за которым Би-Джи и Северин орудовали пластиковыми вилками в своих лоханках.

Наготове стояли три неоткупоренные банки кока-колы. Питер закрыл глаза и прочел безмолвную благодарственную молитву за пищу, которую собирался вкусить.

— Ты христианин, верно? — спросил Би-Джи.

— Верно, — согласился Питер.

Лапша с мясным рагу была неравномерно разогрета в микроволновке — часть блюда обжигала, а часть все еще хрустела, подернутая ледком. Питер перемешал лапшу, чтобы достичь теплого компромисса.

— Я принадлежал к «Нации ислама», давным-давно, — сказал Би-Джи. — Помогло пережить тяжкие для меня времена. Но правила, чувак, уж больно затейливые: того не делай, сего не моги! — Би-Джи открыл свою внушительную пасть и, будто в топку, забросил туда лапшу, прожевал в три приема и проглотил. — А еще я должен был ненавидеть евреев и белых. Говорят, это не обязательное правило и прочая лабуда. Но ты все равно понимаешь. — Очередная порция лапши отправляется в рот. — Нет уж, я лучше буду сам решать, кого мне ненавидеть, понимаешь, о чем я? Если на меня наезжает кто, то я его буду ненавидеть, чувак, будь он хоть белый, хоть черный, хоть аквамариновый, мне без разницы.

— Предполагаю, из этого также следует, — сказал Питер, — что вы сами решаете, кого вам любить.

— Чертовски верно. Беленькая киска, черненькая — все хороши.

Тушка фыркнул:

— Уверен, ты произвел прекрасное впечатление на нашего священника.

Он уже закончил трапезу и обтирал лицо и бороду салфеткой.

— Меня не так уж легко смутить, — сказал Питер. — Во всяком случае, не речами. На земле существует много разных способов изъясняться.

— Только мы сейчас не на Земле, — произнес Северин со скорбной миной.

Он с треском открыл банку кока-колы, и ледяная коричневая струя брызнула к потолку.

— И-и-и-сусе! — воскликнул Тушка, чуть не упав со стула.

Би-Джи только крякнул.

— Я все уберу, все вытру, — засуетился Северин, вытянув из дозатора охапку бумажных полотенец.

Питер помог ему вытереть липкие лужи со стола.

— Вот вечно у меня так, — бормотал Северин, промокая себе грудь, лоб, стулья, ледник, из которого вынули злосчастную колу.

Он согнулся в три погибели и вытер пол — коврик, по счастью, изначально был коричневого цвета.

— Сколько раз вы вот так путешествовали? — спросил Питер.

— Трижды. Каждый раз я клялся, что больше туда ни ногой.

— Почему?

— Оазис сводит людей с ума.

Би-Джи хрюкнул:

— Да ты и так полоумный, братан.

— Мистер Северин и мистер Грэм оба весьма неуравновешенные индивидуумы, Пит, — торжественно и чинно произнес Тушка. — Я знаю их много лет. Оазис — наиболее подходящее место для парней вроде них. Зато по улицам не слоняются. — Он бросил пустой контейнер из-под лапши в мусорку. — А еще они потрясающие мастера своего дела. Лучшие. Потому-то СШИК и продолжает тратиться на них.

— А как насчет тебя, брат? — спросил Би-Джи у Питера. — Ты тоже лучший?

— Лучший в каком смысле?

— Лучший проповедник.

— Честно говоря, никогда не считал себя проповедником.

— А кем ты себя считаешь, братан?

Питер трудно сглотнул, в ступоре. Его мозг все еще не оправился от воздействия той же самой жестокой силы, которая растрясла жестянки с колой. Как жаль, что рядом не было Беатрис, уж она бы парировала любые вопросы, разбавив эту сугубо мужскую атмосферу, повернула бы разговор в более плодотворное русло.

— Я просто тот, кто любит людей и хочет им помочь, какими бы на вид они ни были.

Широкое лицо Би-Джи снова расплылось в ухмылке, словно он вот-вот отпустит очередную шпильку. Потом он внезапно посерьезнел:

— Ты правда так думаешь? Без балды?

Питер взглянул ему прямо в глаза:

— Без балды.

Би-Джи кивнул. Питер почувствовал, что в глазах этого великана он прошел некое испытание. Его перевели в другую категорию. Он еще не совсем один из них, но перестал быть неведомой зверюшкой, потенциальным источником раздражения.

— Эй, Северин! — позвал Би-Джи. — Я никогда тебя не спрашивал, а ты-то какой веры, чувачок?

— Я-то? Никакой. Абсолютно никакой, — ответил Северин. — Всегда был и всегда буду.

Северин уже кончил подтирать кока-колу и теперь возил бумажным полотенцем по вымазанным синим детергентом пальцам.

— Пальцы все еще липкие, — посетовал он. — Я точно чокнусь, покуда доберусь до мыла и воды.

В компьютерном кабинете что-то тихо запищало.

— Похоже, что твои молитвы услышаны, Северин, — заметил Тушка, внимательно глядя в один из мониторов. — Система только что определила, где мы находимся.

Пока Тушка просматривал сообщение, остальные молчали, как будто давая ему возможность проверить почту или сделать заявку на интернет-аукционе. На самом же деле он выяснял, суждено им жить или погибнуть. Корабль все еще не перешел в пилотируемую фазу полета. Он лишь катапультировался сквозь время и пространство — произвел опровергающий привычные законы физики Скачок. А теперь они бесцельно кувыркались где-то приблизительно в заданном районе космоса: корабль, по форме напоминающий распухший бурдюк, — огромное чрево для горючего, крохотная голова, а внутри головы — четверо, дышащие скудным количеством азота, кислорода и аргона. Они дышали быстрее, чем было необходимо. В отфильтрованном воздухе висел невысказанный страх: а вдруг Скачок забросил их слишком далеко и им просто не хватит топлива для финальной части полета? Погрешность, которая в начале Скачка была неизмеримо мала, могла достигнуть фатальных величин в его конце.