Книга странных новых вещей - Фейбер Мишель. Страница 6

— и… о… в… я… парень что-нибудь знает?..

Он отошел от машины подальше, лишившись тени металлического навеса.

— Этот парень ничего не знает, — пробормотал Питер, веря, что его слова донесутся отчетливей, чем ее слова к нему. — Я даже не уверен, что он работает на СШИК.

— …не… совался?

— Нет, еще не интересовался. Спрошу.

Он слегка робел. Уже минут двадцать или тридцать ехал в машине с шофером и не удосужился узнать, трудится тот на СШИК или просто нанят привезти его. Все, что он узнал до сих пор: маленькая девочка с фотографии на приборной панели — это шоферова дочка, сам шофер только что развелся с матерью девочки, а мать мамы девочки — адвокат и прикладывает все усилия, чтобы зять пожалел, что родился на свет.

— У меня сейчас… голова идет кругом. И в самолете не спал. Я напишу тебе, когда… ну, когда окажусь там. Времени будет много, я тебе обо всем расскажу. Как будто мы путешествуем вместе.

Потом зашуршали помехи, и он уже не был уверен, то ли она замолчала, то ли ее слова утонули в этом шуме. Он заговорил громче:

— Как там Джошуа?

— …первые несколько… о… маю… рядом…

— Извини, прерывается. И этот парень просит меня заканчивать. Пора ехать. Я тебя люблю. Хотел бы… Я тебя люблю.

— …я тебя…

И она пропала.

— Ваша жена? — спросил шофер, когда Питер снова сел в машину и они отъехали от стоянки.

«На самом деле нет, — хотелось сказать Питеру, — это не моя жена, а куча бессвязных шумов в железной коробке».

— Да, — сказал он.

Питеру было сложно объяснить постороннему свое упрямое предпочтение общаться лицом к лицу. Даже Беатрис иногда не могла этого понять.

— Вашего пацана зовут Джошуа?

По всему, водителя не касалось общепринятое табу на подслушивание.

— Джошуа — это наш кот, — сказал Питер, — у нас нет детей.

— Спасает от проблем, — сказал шофер.

— Вы второй человек за два дня, кто говорит мне об этом. Но уверен, что вашу дочь вы любите.

— А что мне остается!

Водитель помахал рукой в направлении ветрового стекла, указывая на весь мир опыта, предназначения или чего-то такого.

— Чем занимается ваша жена?

— Она медсестра.

— Отличная работа. В любом случае лучше, чем адвокат. Помогать людям, а не портить им жизнь.

— Ну, я надеюсь, что быть священником — то же самое.

— Уверен, — легко отозвался шофер, но в голосе его уверенности не было.

— А вы? — спросил Питер. — Работаете в СШИК или они вас разово наняли?

— Я на них уже девять лет работаю, — сказал шофер. — Вожу в основном всякие грузы. Иногда ученых. СШИК проводит много конференций. Ну и время от времени вожу астронавтов.

Питер кивнул. И на секунду вообразил, как шофер встречает астронавта в аэропорту Орландо, представил увальня с квадратной челюстью в похожем на луковицу скафандре, неуклюже шагающего по залу прибытия навстречу шоферу, держащему в руках табличку. Потом его передернуло.

— Я никогда не думал о себе как об астронавте, — сказал он.

— Да, слово уже устарело, — согласился шофер. — Я использую его только из уважения к традиции, наверно. Мир меняется слишком быстро. Отвернешься на секунду от чего-то, что было вечно, — и от него уже одно воспоминание.

Питер выглянул в окно. Шоссе казалось точно таким же, как и в Англии, отличие было только в том, что по обочинам стояли гигантские металлические знаки, информирующие его, что такие замечательные достопримечательности, как река Эконлокатчи или местный заповедник имени Хэла Скотта находятся где-то рядом, скрываясь за лесополосой с буреломом. Стилизованные изображения на стендах призывали наслаждаться отдыхом на природе и верховой ездой.

— Что мне нравится в СШИК, — сказал шофер, — так это что они блюдут традиции. Или просто держат марку. Они купили мыс Канаверал, вы слышали? Все там скупили. Должно быть, он стоил им целого состояния, а ведь могли построить космодром где-нибудь еще, сейчас полно места, чтобы прибрать к рукам. Но они захотели именно мыс Канаверал. Это, я вам скажу, высокий класс.

Питер громко хмыкнул в знак согласия. Класс (или отсутствие такового) у мультинациональных корпораций — не тот предмет, насчет которого у него имелись какие-то убеждения. Все, что он знал о СШИК, — это что они владеют некогда заброшенными заводами в некогда захиревших городах в отделившихся частях бывшего Советского Союза. Он несколько сомневался, что слово «класс» годится для того, что там происходило. А что касается мыса Канаверал, то история покорения космоса никогда не представляла для него ни малейшего интереса, даже когда он был ребенком. Он даже не заметил, что НАСА больше нет. Для него это было незначительной крупицей информации, которую Беатрис была обязана выкопать из газет прежде, чем те будут подстелены под мисочки Джошуа.

Он уже скучал по Джошуа. Беатрис часто уходила на работу чуть свет, когда Джошуа еще подремывал на кровати. Даже если он волновался и мяукал, она убегала, говоря: «Папочка тебя накормит». И правда, через час или два Питер уже сидел на кухне, перемешивая сладкие овсяные хлопья, пока Джошуа грыз свои пахучие хлопья на полу, сидя рядом. Потом Джошуа вспрыгивал на кухонный стол и лакал остатки молока из чашки Питера, что ему не разрешалось, когда мамочка была рядом.

— Подготовка, наверно, тяжелая? — спросил шофер.

Питер подумал, что от него ждут рассказов о тренировках в военных лагерях, олимпийских рекордах на выживание. Но ему нечего было рассказать.

— Ну да, были физические нагрузки, — признался он. — Но в основном просто… расспрашивали.

— Да ну? — удивился шофер.

Через несколько минут он включил радио. «…Продолжается в Пакистане, — вступил серьезный голос. — Антиправительственные силы…» Шофер переключился на музыкальную станцию. Из динамика донеслось винтажное воркование A Flock of Seagulls [3].

Питер откинулся на сиденье и вспомнил некоторые вопросы собеседования. Интервью проходили в зале заседаний на десятом этаже шикарной лондонской гостиницы и длились часами. Одна американка присутствовала на них постоянно, элегантная, утонченно-анорексичная и осанистая, словно знаменитый хореограф или балерина на пенсии. Обладательница сияющих глаз и гнусавого голоса, она лелеяла в ладонях стеклянные кружки кофе без кофеина, пока была погружена в работу, а постоянно меняющаяся команда помогала ей вести допросы. Впрочем, «допросы», пожалуй, неверное слово, поскольку все «дознаватели» были дружелюбны, и Питер испытывал странное ощущение, будто все желают ему удачи.

— Как долго вы можете продержаться без любимого мороженого?

— У меня нет любимого мороженого.

— Какой запах больше всего напоминает вам детство?

— Я не знаю. Может быть, запах крема.

— Любите крем?

— Ну да. Теперь я пробую его только на рождественском пудинге.

— Что вам приходит в голову, когда вы думаете о Рождестве?

— Рождественская месса, празднование рождения Христа во время зимнего солнцестояния в Риме. Иоанн Златоуст. Синкретизм. Санта-Клаус. Снег.

— А вы его празднуете?

— В нашей церкви это грандиозный праздник. Мы собираем подарки для бедных детей, готовим рождественский обед в нашем благотворительном центре… Множество людей чувствуют себя потерянными и подавленными в это время года. И надо помочь им преодолеть себя.

— Хорошо ли вам спится не в своей постели?

Он долго думал над этим вопросом. Вспомнил время, когда они с Би останавливались в дешевых гостиницах, участвуя в евангелистских собраниях по городам и весям. Вспомнил диваны друзей, превращавшиеся в своего рода матрасы. Или еще дальше, вглубь его памяти, когда приходилось решать, оставаться ли в пальто, чтобы меньше дрожать, или, скатав его валиком, использовать как подушку, чтобы не спать головой на голом бетоне.

— Я, вероятно… как все, — сказал он. — До тех пор пока это кровать и я в горизонтальном положении, думаю, что сплю нормально.