Материалы по истории песни Великой Отечественной войны - Крупянская В. Ю.. Страница 8

По тем же причинам традиционная народная женская песня о тяжелой доле на чужой стороне возрождается в неволе фашистских лагерей, так же как и старая тюремная песня.

Следует при этом отметить, что мелодия песни играет немалую роль в ее популярности. Лирическая концепция песни, ее ведущий образ получают свое полное выражение в поэтическом комплексе, который создается словом и мелодией. Так, например, образ простора и свободы звучит не только в словах запева «Раскинулось море широко», но и в его мелодии. Популярность и народность песни о Катюше создается не только правдивым образом простой советской девушки, но и самой мелодией песни.

Совершенно естественно, наконец, возрождение в Советской Армии лучших старых солдатских или казачьих походных песен с характерными для этого жанра маршевым ритмом и мелодией (см., напр., №№ 18, 29).

Совершенно исключительной популярностью в годы войны пользовались песни советских поэтов и композиторов. Материалы настоящего сборника, другие публикации и богатые архивные собрания песен Великой Отечественной войны, а также свидетельства самих фронтовиков говорят о широком распространении песен Исаковского, Лебедева-Кумача, Суркова, Долматовского, Алымова и других поэтов (см. наш указатель).

Современники и непосредственные участники совершающихся событий, поэты и композиторы создают в годы войны песни с тематикой и образами большой жизненной действенности, которая и явилась одной из основных причин популярности их песен.

Волнующие близкие темы песен — любовь и верность («Катюша», «Огонек», «Морячка», «Моя любимая»), ненависть к врагу («Каховка», «Крутится, вертится», «Незримая рана»), воспоминания о родном доме, о семье («В лесу прифронтовом»), образы простой советской девушки — военной подруги («Катюша», «Я помню ночь осеннего привала»), народный мститель — партизан («Возле рощи густой», «Что ты смотришь, родимый товарищ» и др.) — принимались как свои, быстро забывался подлинный автор песни, и авторство приписывалось уже боевому товарищу.

К герою песни привыкали, как к живому человеку, своему сверстнику (см. № 36, комментарий). Песни глубоко волновали, вызывали желание на них ответить (см. №№ 58—60, 62 и др.).

Песни советских поэтов прочно вошли в армейский репертуар еще и потому, что творчество их всеми своими корнями связано с устно-поэтическим народным творчеством. Народность поэтического языка, образов, идейного содержания песен советских поэтов-песенников были основной причиной полного освоения их песен народом.

Освоение армейским репертуаром традиционной народной или литературной песни, современного или дореволюционного автора, выражается также и в стремлении ощутимо увязать песню и с переживаемым, вводя в нее подлинные имена, географические и другие обозначения. Действительность не только корректирует отбор песенного репертуара, но властно вторгается в текст песни. События действительности вступают во взаимодействие с мотивами и образами хорошо известной песни, в результате чего возникает то, что обычно называют песенной переделкой, но что, по существу, в большинстве случаев является новой песней на основе старой мелодии.

Факт рождения новой песни на основе песни известной определяется теми же причинами, как и возрождение или рост популярности песни.

Необычайно широкое использование в годы войны популярных песен при создании новых объясняется не только условиями поэтического творчества в обстановке фронта, но исключительной созвучностью отдельных современных народных песен и песен советских поэтов переживаемому моменту. Анализ идейного содержания, тематики и образов песен Великой Отечественной войны обнаруживает свежесть и самостоятельность творчества народных поэтов, создавших свои, новые песни о событиях и людях Великой Отечественной войны.

Обращение при создании новой песни к ритмам, мелодии, образам популярных песен в равной мере характерно и для песнетворчества советских профессиональных поэтов.

Как безыменный народный поэт, создавая «Бескозырку» на мотив «Раскинулось море широко», вкладывает строки этой старой матросской песни в уста своего героя («В бреду черноморец-моряк напевал: «Раскинулось море широко»), — точно так же Е. Долматовский, рассказывая о побеге из плена в одной из глав своей поэмы «Пропал без вести» (Е. Долматовский! Стихи, песни, поэмы. М. 1951, стр. 261—263), переходит на дактиль старой народной песни о беглеце — сибирском бродяге и как рефрен повторяет слова:

Хлебом кормили крестьянки меня,

Парни снабжали махоркой.

Точно так же использует М. Исаковский ритм и строки старого городского вальса «Крутится, вертится шар голубой» в известной своей лирической поэме, и параллельно, отправляясь от того же источника, безыменный поэт создает сатирические куплеты на мотив «Крутится, вертится». В творческой памяти советских поэтов в годы войны часто возникают слова и ритмы старой песни эпохи англо-бурской войны «Трансвааль». Ее перефразирует Илья Френкель («Донбасс, Донбасс, страна моя, горишь ты вся в огне»); ее использует А. Сурков в «Песне о слепом баянисте», как лейтмотив, проходят ее строки в «Песне о Родине» М. Исаковского.

Некоторые песни порождают одну-две новых песни. На основе других родится такое количество песенных новообразований, что эти песни могут справедливо быть названы песнями-родоначальницами. Такие произведения, как песни советских поэтов: «Землянка» — Суркова, «Катюша», «Огонек», «И кто его знает» — Исаковского, «Моя любимая» — Долматовского, «Партизанская» — Алымова и некоторые другие, имели совершенно исключительное значение в деле создания новых песен фронта.

При создании новой песни на основе другой, хорошо известной, используются или целиком сохраняются те композиционные ее части, которые заключают в себе ведущий образ или мотив, благодаря которым песня сохранила или вновь приобрела популярность. Так, например, часто сохраняется запев. Это происходит не оттого, что песня начинается с запева, почему он и лучше запоминается, а потому, что в большей части песен в запеве заключается экспозиция ведущего образа песни или ее основного настроения. Так, не случайно сохраняет песня о Матросове на мотив «Ермака» строки запева «Думы» К. Рылеева, сопоставляющие картину суровой природы с героическим подвигом человека. Не случайно песня о гибели отважной пятерки героев Севастопольского полка начинается с запева старой песни, заключающего в себе символический образ скорби: «Что затуманилась, зоренька ясная, пала на землю росой»,— расширяя ее диапазон до большой гражданской скорби бойцов о погибших товарищах-героях.

Указание, что песня исполнялась на старый песенный мотив, нельзя рассматривать как свидетельство неизменности ее мелодии. Фонограммы и нотные записи песен Великой Отечественной войны дают достоверный материал для суждений по этому вопросу. Мелодия, как и текст, претерпевает видоизменения, и то основное, что сохраняет текст новой песни из песни-родоначальницы, находит свое выражение и в мелодии.

Песни Великой Отечественной войны знаменуют собой то органическое взаимодействие литературы и фольклора, которое так характерно для народного устно-поэтического творчества советской эпохи. Песни военных лет в подавляющем своем большинстве зафиксированы в огромном количестве вариантов, сложившихся в процессе бытования — часто на протяжении всей войны — в различных военных коллективах, на различных участках фронта, в различных районах и областях нашей страны. Отдельные фронтовые и партизанские песни приобретали иногда большую и устойчивую популярность в тылу. Как уже отмечалось выше, многие песни дали большое количество новообразований, представляющих самостоятельные по своему сюжету и идейному содержанию произведения, бытующие в свою очередь в разнообразных вариантах. Этот процесс чрезвычайно характерен для современного песенного фольклора.

Песни, вызванные к жизни событиями и переживаниями военных лет, отнюдь не были только песнями-однодневками. Многие из них прошли через всю войну, и, как обнаружили экспедиции последних лет, продолжают свою жизнь в широких народных массах1.