Солдаты - Форстчен Уильям Р.. Страница 3

— И что относительно них? Что у него есть? Что он чувствует в этот момент? — прошептал Эндрю.

— Кто, Джурак?

Эндрю кивнул.

— Я редко видел его, не могу даже вспомнить, говорил ли я когда-либо с ним. Он изменил войну, это точно. Почти заставляет меня жалеть, что бы у нас все еще был Гаарк.

Сбежавшие рабы чины подтвердили слухи, что Гаарк умер на Римском фронте, наиболее вероятно убитый его собственными последователями. В течение краткого времени Эндрю надеялся без надежды, что со смертью так называемого Спасителя, война будет закончена, и бантаги просто отступят. Они действительно отступили, но только для того, чтобы окопаться и перейти к обороне на оставшиеся зимние дни и начало весны.

В течение первого месяца он был рад передышке, предоставившей им шанс выполнить ремонт, особенно на железных дорогах, эвакуировать гражданских римлян на запад в Суздаль, восстановить снабжение, и подготовиться. Второй месяц он по-настоящему надеялся, что они покинут свои защитные позиции в Капуа, и к третьему месяцу он знал, что этот новый лидер, Джурак, изменил природу войны. Он мог ощутить различие, более методический ум, расчетливость, отсутствие опрометчивых шагов.

— Я ненавижу тот факт, что мы должны выкопать его, — сказал Эндрю.

Ганс кивнул в согласии.

— Словно ублюдок сидит там, просто прося нас прийти.

— До настоящего времени можно всегда было рассчитывать на их нападение, — ответил Ганс, — но ты прав, он ожидает нас, что бы надавать по заднице.

Эндрю заворчал. Хотя Ганс показывал ему, как жевать, он на самом деле никогда не справлялся с этим и был смущен, поскольку, когда он попытался сплюнуть, то вместо этого наполовину задохнулся. Проклятье, орда всегда может рассчитывать на атаку. Уловка в том и заключается, найти узкий фронт, закопаться, и разорвать их в том месте. Джурак полностью поменял ход игры. Капуа был местом с чертовски отличной защитной позицией. На северном фланге болота и непроходимые леса, на юге еще больше болот и остроконечные холмы. Фронт был шириной пятнадцать миль и укреплен до зубов. Все же казалось, что не было никакого другого пути. Все разведданные говорили о том, что во время весны Джурак вкладывал огромные усилия на создание своей инфраструктуры, и его фабрики производили в большом количестве оружие, боеприпасы, и оснащение наиболее вероятно в более быстром темпе, чем тоже делала Республика. Если Эндрю позволит этому темпу продолжаться в течение еще шести месяцев, Джурак сможет получить превосходство. Он должен ударить, нравиться ему это или нет.

Последняя из марширующих колонн пехоты проходила мимо, их синие униформы поменяли цвет на грязно-серо-коричневый из-за пыли, солдаты закрывали свои лица цветными платками, пропитанными водой. Джефф появился из пыли, возвращаясь не спеша назад вдоль шеренги, в сопровождении знаменосца. Они остановились и отдали честь.

— Я увижу тебя на фронте, Джефф. Скажи Пэту, чтобы не дергался, и не начинал без меня.

— Так точно, сэр. И сэр, пожалуйста, окажите всем нам услугу.

— Что такое, Джефф?

— Не напрягайте себя чересчур сильно.

Эндрю улыбнулся. Какая незнакомая роль; как все поменялось за последнее время. До ранения он был отцом; теперь он чувствовал себя подобно стареющему родителю, дети которого становились все более и более заботящимися о его благосостоянии. Снова отдав честь, Джефф пришпорил своего коня, крича колонне увеличить темп.

Флейтисты, поднимая настроение, заиграли с визгом «Боевой клич Свободы», песню подхватывали все дальше, странное смешение звуков, поскольку некоторые пели слова на латинском, а другие на русском. Колонна змеилась мимо, шеренга за шеренгой, со странным ритмом грохочущих столовых и оловянных чашек, скрипом кожи, царапаньем подбитых гвоздями ботинок на сильно утоптанной земле, все смешивалось друг с другом.

Еще больше пыли закружилось, мимо прогремела батарея трехдюймовок, воздух наполнился запахом лошадиного пота, кожи, смолы, и жира, а парень, оседлавший зарядные ящики, радостно махал руками. Пыль усиливалась, мешая обзору. Эндрю пришлось протирать глаза. Но не только из-за пыли; к его удивлению они были в слезах. Все было так, как будто он наблюдал нестареющий ритуал в последний раз, чувство, что здесь был заключительный момент, армия, идущая дальше в последний раз, с надеждой на победу.

Но это пышное зрелище, хлопающие в поднимающемся бризе флаги, темные колонны пехоты, сверкающие винтовки, все это было армией, отправляющейся во тьму и неизвестность. Это была армия похожих на призраков фантомов, и снова он думал о сне, который охватывал его, когда он лежал в сумеречном мире, граничащем со смертью, в нем были десятки тысяч тех, кто шел вперед, посланные туда его приказами. Сколько из этих мальчиков теперь шло к той же судьбе? Господи, наступит ли этому когда-нибудь конец?

Джурак, кар-карт бантагской орды, прогуливался вдоль стен с бойницами, выравнивающими восточный берег реки чуть выше Капуа. Сумерки разгара лета бросали длинные тени через реку, вырисовывая человеческие укрепления на противоположной стороне реки. Он пристально всматривался в противоположный берег, подняв полевой бинокль, чтобы внимательно изучить линию фронта, не обращая внимания на предупреждения о снайперах. Случайный выстрел взволновал воздух выше его, пуля чмокнула в насыпь выше амбразуры, посылая вниз поток рыхлой грязи.

Вражеский летчик лениво кружился над линией фронта, ожидая в вызове любое из его собственных воздушных кораблей, чтобы напасть на него, предложение, которое он не будет принимать, так как воздушные корабли были слишком драгоценны, чтобы пропасть впустую в глупом поединке, который не удовлетворял никакой стратегической цели.

Он соскользнул вниз от амбразуры и оглянулся назад на собравшихся картов уменов, командиров его двадцати пяти дивизий задействованных на этом фронте. В течение нескольких часов после убийства Гаарка, он предполагал, что его тоже убьют. Но во главе с Зартаком, самым старым из клановых картов, бантаги посовещались и объявили его как законного преемника, одного из легенд, посланного, чтобы спасти мир, в то время как Гаарк был ложным узурпатором. Случилось то, чего он никогда бы не пожелал, но очевиден был тот факт, что он либо примет это, либо умрет.

Он знал, что, если бы проблема на самом деле заключалась в происхождении, он был бы уже мертв, но по-прежнему оставалось достаточно суеверного страха перед ним и другими, кто проник через Врата Света, чтобы гарантировать его принятие как полубога, посланного, чтобы спасти орду. Застрять в этом мире, вести эту войну; ничто из этого не было тем, чего он желал, но взвалил на себя ответственность, он выдержит это до окончания войны.

Гаарк был слегка авантюристом, искателем славы и власти, пока он оставался в тени. Даже в старом мире он не искал адреналина в битве. Призванный, чтобы быть участником войны Самозванца-Лженаследника, он провел восемь лет среди рядового и сержантского состава, никогда не поднимаясь выше, потому что такая власть не была тем, что он хотел. Уединение, хорошая книга, короткий поверхностный разговор — это было гораздо больше в его духе, да и другие его сослуживцы, хотя они знали, что он был надежен в битве, находили мало общих точек соприкосновения с ним.

Относительно людей этого мира он не чувствовал реальной ненависти; примитивная ненависть и страх, разделяемый всеми ордами из-за этой безволосой расы с момента начала восстания скота, по-настоящему не касалась его внутреннего я в каком-либо смысле. На интеллектуальном уровне он полностью понял основную суть этой войны; это была борьба за выживание расы. После всего, что случилось, только одна раса могла рассчитывать на выживание, тогда как другая должна была быть уничтожена. Именно за это он теперь и сражался — что бы выжить. Он был из расы орды, они сделали его своим лидером, и он должен быть уверен, что этот мир останется за ним.

Он улыбнулся, вспоминая строчку из поэмы со своего старого мира: «Тех, с кем я сражаюсь, я не ненавижу, тех, кого я защищаю, я не люблю».