Вечный союз - Форстчен Уильям Р.. Страница 6

— Итак, пятьсот одиннадцать миль железнодорожного пути позади, — задумчиво произнес подошедший Ганс Шудер. — Осталось проложить всего какую-то двадцать одну с половиной тысячу.

— Что касается меня, сержант, то мне вполне хватило и первых одиннадцати, — раздался еще один голос. Полковой врач Эмил Вайс отряхал дорожную пыль, сойдя с подножки вагона вместе с генералом Пэтом О’Дональдом, командиром 44-й батареи. Обрамленное рыжей бородой лицо О’Дональда раскраснелось, и он чуть пошатывался, что вряд ли было результатом дорожной тряски.

— У нашего любимого президента пунктик насчет нашего Великого Предназначения и строительства трансконтинентальной железной дороги, — произнес Эмил со смехом. — Всю дорогу он не желал говорить ни о чем другом.

— А как президент себя чувствует? — спросил Эндрю.

— Так же отвратительно, как и всегда после путешествия по железной дороге. Но через пару минут, я думаю, он будет уже в норме.

— Да, дорога не слишком приятная, — пробормотал Ганс, который и впрямь выглядел не лучшим образом. И не только выглядел, как знал Эндрю.

Фергюсон по выезде из Суздаля накануне вечером включил двигатель на полную мощность и ни на минуту не отходил от рукоятки дроссельного клапана, поддерживая скорость сорок миль в час и делая остановки только для того, чтобы пополнить запас дров и воды. Хотя вагоны последней модификации были снабжены рессорами, пассажиров тем не менее изрядно мотало и кидало. Паровоз устало выпустил клуб пара. Эндрю, отойдя от поезда на несколько шагов, испытующе рассматривал его.

Решение о строительстве трансконтинентальной линии было принято сенатом в первую послевоенную весну — этот проект вовсю лоббировался теми из сенаторов, кто был связан с литейным цехом. Однако прежде всего надо было залечить раны, нанесенные войной, и лишь в начале лета цеха, смытые разлившейся рекой, были отстроены заново и расширены с учетом выпуска металла в чуть большем количестве, чем требовалось для производства сельскохозяйственных орудий, утерянного в битвах оружия и военного снаряжения.

Работы по восстановлению лежавшего в руинах Суздаля и других русских поселений был непочатый край, не говоря уже о налаживании хозяйства и управлении республикой. Но Эндрю понимал, что железная дорога поддерживает в людях тонус, открывая перспективы освоения новых земель, развития торговли. К тому же всякому обществу необходим какой-нибудь ударный фронт, и хотя строительство отрывало от других дел десятки тысяч рабочих рук, в будущем оно сулило несомненные выгоды. А самое главное, железная дорога была нужна для обороны государства. В результате войны и эпидемии оспы население Руси сократилось вдвое. Если кочующие на юге орды слишком заинтересуются северными территориями, без помощи союзников выжить будет трудно. — Полковник Кин, разрешите доложить, все готово к церемонии.

Эндрю с улыбкой обернулся к Винсенту Готорну — молодому генералу, командиру бригады и послу в столице их новых союзников, римлян.

Стройный юноша стоял навытяжку, облаченный в простой белый мундир с поясом и аксельбантами генерала суздальской армии. Позади него со столь же торжественным видом выстроился его штаб. Все, вслед за командиром, дружно отдали Эндрю честь.

Эндрю также встал по стойке «смирно» в ответном приветствии.

— Вольно, генерал. — Он порывисто встряхнул руку Винсента.

«Всего-то двадцать один год, — подумал Эндрю, — а уже комбриг, кавалер суздальской Почетной медали, награжденный за спасение всей Руси». По глазам молодого человека было видно, что его квакерская совесть уже не так сильно терзает его. Первое время он очень мучился из-за загубленных им тысяч жизней. В течение нескольких месяцев Эндрю боялся, что Винсент никогда не сможет этого пережить. Может быть, лишь рождение близнецов вернуло его наконец к действительности, заставило понять, что без принесенной им жертвы новая жизнь, к которой он всей душой стремился, была бы невозможна.

Как ни странно, но демоны, так долго преследовавшие самого Эндрю, в последнее время тоже стали ослаблять свою хватку. После трех лет сражений с конфедератами там, дома, и еще более жестокой войны на полях Валдении его нервы были на пределе. Иногда по ночам кошмары возвращались, но теперь ему являлся не брат Джонни (спасибо уже за это), а тот жуткий момент, когда волны тугаров перехлестывали через земляной вал, город пылал в огне и ему казалось, что все потеряно, а главное, потеряна Кэтлин — как раз тогда, когда они пришли наконец к полному взаимопониманию. Но полтора года мирной жизни постепенно залечивали и эту рану.

— А как себя чувствует ваша жена, сэр? — живо поинтересовался Винсент, и сразу же послышались добродушные смешки. Эндрю бросил смущенный взгляд на стоявших рядом.

— Похоже, будущий папаша переносит ожидание хуже, чем она, — обронил Эмил.

— Не волнуйтесь так, сэр, — произнес Винсент успокаивающим тоном. — Вы к этому привыкнете. С первым труднее всего.

— Слышу речи умудренного опытом мужа, — усмехнулся О’Дональд. — Парень, дал бы ты своей жене передохнуть хоть чуточку. Не успел родить одного, и тут же снова. И теперь меньше, чем на двойню, он не согласен!

Винсент густо покраснел.

— Кэтлин чувствует себя нормально, Винсент. Она спрашивала про тебя. Твоя Таня ухаживает за ней замечательно. Она тоже шлет тебе привет и просит передать, что маленький Эндрю все время спрашивает, где же папа.

При имени сына в глазах молодого человека появилось гордое выражение.

— Все готово, Винсент?

— Да, сэр, почетный караул для церемонии построен.

— Итак, осталось дождаться президента, и можно начинать представление, — прогремел О’Дональд. — И куда этот стервец запропастился, хотел бы я знать?

— Не забывайте, что это наш президент, — заметил Эндрю ровным тоном, в котором слышался легкий упрек.

— Ну как же, как же. Помню, отменную трепку я задал этому президенту как-то перед самой войной. А этот гусь, которого я наградил тогда здоровенным фингалом, тоже хорош, — добавил О’Дональд, кивнув на Ганса. — Выбился в начальники.

Эндрю с некоторой тревогой взглянул на развеселившегося не в меру генерала от артиллерии.

— Да нет, ничего серьезного, — успокоил его О'Дональд. — Просто тогда возникло небольшое недоразумение по поводу карт.

— Если мне не изменяет память, — ввернул Эмил, — вы тогда тоже были украшены шишкой на голове — с небольшое яблоко.

Потерев макушку, О’Дональд ухмыльнулся:

— Ну да. Он ведь долбанул-таки меня сзади стулом.

— Каким, на хрен, стулом! Это была моя старая заслуженная пивная кружка, но столкновения с твоим котелком она не выдержала.

— Джентльмены, прошу внимания! — поспешно вмешался Эндрю. Повернувшись в сторону президентского вагона, он отсалютовал по всей форме.

Калинка, или Президент Калин, как все с удовольствием его теперь называли, широко улыбался им с тамбурной площадки, хотя можно было заметить, что он еще не вполне пришел в себя после долгого путешествия.

Глядя на Калина, Эндрю с трудом удерживался от улыбки. Авраам Линкольн стал для Суздальцев почти такой же легендарной фигурой, какой был для армии северян, и они переняли у американцев все бесчисленные анекдоты о его мудрости, сердечности и умении понять простых людей, из чьей среды он и сам вышел. Окладистая русская борода Калина была обрамлена знаменитыми линкольновскими бакенбардами. Носил он теперь, как правило, потрепанный черный сюртук и брюки, белую рубашку и цилиндр, который, как подозревал Эндрю, будет отныне восприниматься местным населением как непременный атрибут президентской униформы. Роста в Калине было всего футов пять с половиной, и его округлая фигура, увенчанная цилиндром, выглядела довольно забавно, но Эндрю чувствовал, что если бы Эйба Линкольна занесло каким-нибудь чудом в эти диковинные края, они с Калином легко нашли бы общий язык и просиживали бы вместе далеко за полночь, перебрасываясь шутками.

Мысленно Эндрю перенесся в тот день, когда Линкольн, наградив его Почетной медалью за Геттисберг, стоял возле его больничной койки и разговаривал с ним так дружелюбно и участливо. Взглянув на пустой правый рукав Калина, Эндрю машинально прикоснулся к собственному левому. Он тоже был пуст — неизгладимое воспоминание о Геттисберге.