Архипелаг Исчезающих Островов - Платов Леонид Дмитриевич. Страница 4
– Да-да, другие разобрались и поняли, сказали вы? – нетерпеливо повторил он, подавшись всем туловищем к гостю.
Петр Арианович нервным движением поправил очки.
– Нет, ничего, так… – пробормотал он садясь. – Мысли вслух… И, конечно, некстати…
После этого он перестал бывать у нас, несмотря на все ухищрения моего дядюшки.
Он решительно не желал пополнять собой его коллекцию.
Глава третья
СВЕТ В ОКНЕ
А в училище больше всех интересовались учителем я и мой друг Звонков.
Дружба наша началась на уроке арифметики, при довольно странных обстоятельствах.
В ту зиму я долго болел, а когда опять явился в класс, за моей партой сидел новичок – стриженый, черненький, на вид бука, с толстым лицом и забавно вздернутым носом.
Условия предложенной классу задачи выглядели, кажется, так: два путешественника отправились из пункта А в пункт Б, причем, как водится, один позже другого. Требовалось узнать, через сколько времени второй догонит первого, если… И так далее.
Покосившись на соседа, я увидел, что он отложил перо и рассеянно смотрит в угол, шевеля губами. – Ты что? – шепотом спросил я.
– Да вот не пойму, почему второй догонял первого, – также шепотом ответил он. – Может, сыщик был? Или мститель?
Я задумался.
– И что за пункты такие? – продолжал бормотать сосед. – А и Б?.. А и Б?..
– Если А – это Африка, – неуверенно предположил я. – Б – Бразилия… Тогда можно понять. Оба путешественника добывали алмазы в Африке на копях…
– Ага! И первый у второго похитил алмаз? Обстановка уточнялась. Было совершенно очевидно, что составители задачника Шапошников и Вальцев умолчали о многом. Одна красочная подробность выяснялась за другой.
– А тот – в погоню за ним…
– На шхуне через Атлантический океан…
– Да, на шхуне… Настигает его в Бразилии на берегу и…
– Звонков Андрей, – донеслось до нас издалека. – Какой ответ получился у тебя, Звонков?
Мой сосед медленно поднялся и застыл потупясь. Поза его говорила сама за себя.
Глаза математика остановились на мне, он ласково кивнул. Я вздохнул и тоже поднялся…
Нас оставили в наказание без обеда. (Впрочем, судьба, говорят, поступала так не раз и со взрослыми мечтателями.)
Сидя рядышком в пустом классе, мы некоторое время приглядывались друг к другу.
– Слушай, – произнес мой сосед, видимо проникшись ко мне доверием, – тебя лупцуют дома?
– Н-нет, – ответил я нерешительно. – А тебя?
– Ого!.. Еще как!
Отец Андрей, конторщик на речной пристани, овдовел в прошлом году. После этого характер его переменился. Он начал пить запоем, как умеют только отчаявшиеся вконец русские люди. В пьяном виде он становился страшен, смертным боем бил сына, если тот подвертывался под руку, жег его учебники и тетрадки, выгонял из дому на мороз или под дождь. Протрезвившись, был тих, плакал, просил прощения.
– Рассерчал я раз на него, – рассказывал мой сосед, – решил совсем из дому уйти. Ну тебя, думаю, к богу с пьянством с твоим…
– Уйти?.. А куда уйти?
– Ну, мало ли куда! На Волгу к плотовщикам. Или к верному морю, в Одессу. А там – юнгой на корабль…
– Не ушел все-таки?
– Не ушел. Вернулся из Рыбинска.
– Почему же так?
– Отца жалко стало…
Он неожиданно улыбнулся, немного сконфуженно. Улыбка у него была замечательная. Улыбались не только рот и глаза, но даже нос, который забавно морщился, будто владелец его собирался чихнуть.
Так в то томительно длинное, голодное “безобеда” завязалась моя дружба с Андреем Звонковым…
Кто лучше меня мог понять его? Нет, в доме тетки, у которой я жил, никто не “лупцевал” меня, но что из того? Иной раз с горя тоже хотелось податься куда-нибудь на Волгу или в Одессу.
Мы с дядюшкой не терпели друг друга.
Возможно, ему неприятен был мой приезд (меня к ним привезли совсем малышом). Во всяком случае, он хмурился, когда в сопровождении тетки входил в гостиную, посреди которой стоял я.
Потом сразу же заулыбался и стал тормошить меня, спеша завязать знакомство, в котором не был заинтересован. Дети очень чутки ко всякой фальши.
Заметив, что я дуюсь, тетка, добрая женщина, решила; исправить положение. Она сказала:
– Что ты, Леша, такой? Дядя шутит. Дядя всегда шутит. Он будет тебе вместо папы.
– Мой папа умер, – сказал я, глядя в пол.
И как ни уговаривали меня, я повторял эти слова упрямо, как заклинание, изо всех своих детских сил защищаясь от чужого человека с неискренней улыбкой, которого хотели навязать мне в папы.
– Чудак какой-то! – сказал дядюшка отходя. Этими словами он как бы вынес приговор. Он презирал чудаков.
С годами антипатия между нами углублялась. Видимо, все более определялось во мне то, что он считал проявлением смешного чудачества.
Не раз, подняв глаза от книги, я ловил на себе его испытующе-недоброжелательный взгляд.
– И в кого такой? – говорил он, поворачиваясь к тетке. – Никогда у нас не бывало таких… – И пророчествовал: – Ой, смотри, Алексей, зачитаешься, мозги свихнешь! Фантазии до добра не доведут… Слыхал поговорку: “Чудак все таланты имеет, а главного нет: таланта жить…”
Или принимался вышучивать.
– Алексей уже пугач прочистил, – сообщал он тетке, – и кусочки сахара стал откладывать. Остановка за двойкой по арифметике. Двойку получит – и к индейцам сбежит.
И сам смеялся своей выдумке.
Бывало по вечерам от нечего делать он начинал придираться к моей наружности:
– Ну разве путешественники такими бывают? Погляди на себя в зеркало, погляди! Подбородок – как у девочки, брови жиденькие… А нос?..
Я глядел на себя в зеркало и тосковал. Возразить дядюшке было нечего. Я не любил своего лица. Характер на нем был намечен пунктиром.
Сделав уроки, я спешил взяться за книгу, торопливо распахивал ее, как окно в другой, яркий, залитый солнечным светом мир. Однако и сюда из глубины комнаты доносился противный, квакающий смех…
Так тошно делалось от этого кваканья за спиной, что я откладывал книгу и кидался к выходу.
– Леша, куда?
– К Андрею. Уроки делать…
Перебежав улицу, я приникал к стене дома и издавал условный свист. Троекратный, согласно хорошим романтическим традициям!
Тотчас в окне появлялся силуэт моего приятеля. Я видел, как он мечется по кухне, торопливо натягивая шинель.
– Андрюшка, куда?
От грубого голоса его отца дребезжали стекла.
– “Куда, куда”! – бранчливо отвечал Андрей. – Сами знаете куда. К Лешке. Уроки готовить…
Он кубарем скатывался с крыльца, и мы мчались по улице, будто подхваченные снежным вихрем.
В кружащейся белой пелене возникали справа и слева низенькие домики с нахлобученными по самые, окна крышами.
Одна игра сменяла другую. То мы пробирались вдоль заборов, сжимая в руках воображаемые карабины, то перепрыгивали через канавки и сугробы, “сбивая след”. А если нас нагонял случайный прохожий, трусивший по тротуару озабоченной рысцой, мы сопровождали его иногда до самого дома, оберегая от предполагаемых преследователей.
Город в эти часы принадлежал только нам. Он волшебно преображался. Собор, купол которого нависал над улицей, превращался в вершину Скалистых гор. Сами улицы казались то ущельями, то руслами рек. И мы без устали кружили в этом маленьком, выдуманном нами мирке, как белки в колесе, подгоняемые своим воображением.
Вспоминая сейчас это время, понимаю, что мы грезили на ходу. Свойство возраста!..
А когда надо было расходиться по домам, наши спутники – индейцы в длинном, до пят, перьевом уборе, пираты со сверкающими кинжалами в зубах, переодетые графы и герцоги в черных полумасках, сгорбившись, исчезали в переулках. Улицы были пустынны и тихи. Лишь снег негромко поскрипывал под ногами. Мелькали мимо низенькие дома, провожая нас тусклым взглядом подслеповатых окон…
Но однажды мы увидели яркий свет в окне.
– Вон лампу зажгли, – сказал Андрей без особого интереса. – У исправницы…