Пещера чудовищ(изд.1943) - Ренар Морис. Страница 6

— Но почему же игуанодон не остался вблизи пещеры?

— Он искал листьев понежнее для своего молодого клюва.

— Гамбертен, — сказал я нерешительно, — а что, если их несколько?

— Он один, — спокойно и уверенно произнес Гамбертен. — Слушайте внимательно. Если бы та же самая участь постигла не одно, а несколько яиц, то все игуанодоны, руководимые одинаковыми инстинктами, пришли бы сюда.

Я охотно поверил в доводы Гамбертена: мне самому очень хотелось наконец успокоиться.

К тому же неугомонный Гамбертен уже развивал дальнейший план действий: надо было заманить игуанодона в пустую ригу и взять его живьем. Каждые десять минут он придумывал что-нибудь новое, чтобы сейчас же отвергнуть свои планы.

20 июля, около полуночи, стоя у окна в коридоре второго этажа, мы увидели игуанодона. Животное переходило поляну, направляясь, вероятно, к цистерне.

Он шел медленно и тяжело, торжественной смешной поступью, волоча за собой хвост. Его ноги двигались совсем как наши, и казались слишком короткими для такого огромного туловища, передние лапы как-то глупо висели, точно руки у чучела. Он был огромный, глупый и смешной.

И вдруг Гамбертен ни с того, ни с сего начал дурачиться.

— Кс-с, кс-с, — позвал он, точно манил кошку.

Я зажал ему рот рукой. Чудовище остановилось, глядя на нас и выставив вперед свои длинные когти. Затем, круто повернувшись, оно убежало, переваливаясь с ноги на ногу, как пингвин, размахивая лапами, как птица машет крыльями, если даже они подрезаны.

— Смотрите, смотрите! — воскликнул Гамбертен. — Это желание лететь. Это желание вытянет его пальцы, и сыновья его будут парить.

— Гамбертен, зачем вы это сделали?

— Я хотел пошутить. Стоит ли бояться травоядного?

— А его когти?

— Он не достал бы до меня.

Послышался пронзительный крик неслыханной силы и ярости. Это было то самое скрипение колес о рельсы, которое однажды так взволновало меня.

Мы ждали, что крик повторится, но все было тихо.

— Никак не ожидал, что горло игуанодона способно на такие фокусы, сказал Гамбертен. — И ведь ясно было, что он рассержен. Но я, право, хотел только пошутить. Надо быть осторожнее.

Наши нервы были так натянуты, что шум открывшейся двери заставил нас вздрогнуть. Тома и его жена вбежали в коридор в одних рубашках.

Я, как умел, успокоил их, убедив, что кричали сбежавшие свиньи и что не следует ходить в лес, так как они, вероятно, бешеные.

Тома с женой ушли наконец. Но с Гамбертеном происходило что-то неладное. Когда я попытался увести его спать, он вдруг оттолкнул меня и стал осыпать оскорблениями за то, что я не сумел придумать ловушки для игуанодона.

Я успокаивал его, уверяя, что план ловушки у меня уже есть и что я завтра объясню ему все, лишь бы только он пошел сейчас спать. Наконец Гамбертен успокоился.

6. Трагедия в «Вязах»

На другой день я не отходил от Гамбертена и старался удерживать его дома, опасаясь действия солнечных лучей. Мы все время говорили об игуанодоне, но спокойно, и я начал постепенно убеждаться, что вчерашняя вспышка у моего друга была случайной и бесследно прошла.

Прошло несколько дней. Игуанодон не то исчез, не то умер. Мне было жаль, что мы не воспользовались случаем рассмотреть поближе это чудовище, и я предложил Гамбертену отправиться на разведку в окрестности пещеры чудовищ. Но Гамбертен отказался, и это убедило меня еще больше в том, что он совсем здоров.

— Подождите до осени, — говорил он. — Как только настанут холода, игуанодон умрет, и мы с вами примемся за дело.

В конце августа, когда мы, успокоенные и отдохнувшие, были уже вполне уверены в смерти животного, Гамбертен надумал пригласить к обеду деревенского аббата.

— Теперь уже, наверное, нет никакой опасности проходить мимо леса, сказал он. — Пойдем и пригласим его к обеду.

Обед прошел весело и оживленно. В одиннадцать часов вечера, после длительных споров о возникновении мира и его эволюции, когда энергия спорщиков иссякла и мы провожали своего гостя, я вдруг заметил, что Гамбертен сразу переменился в лице.

Он открыл гостю дверь, и я заметил, что ночь была совсем черная. Собиралась гроза. Гамбертен уговаривал Риделя остаться, но тот не соглашался. Тогда Гамбертен вдруг разгорячился.

— Вы не уйдете, — заявил он решительно. — Я вас не отпущу. Вы переночуете в комнате для гостей, а завтра утром вернетесь к себе.

Аббат больше не отказывался, так как дождь хлынул как из ведра, в то время как мы стояли около двери.

Гроза разразилась с ужасной силой. Мы разошлись по своим комнатам, но я не мог спать. Каждую минуту молния освещала небо, дождь бешено хлестал в стекла. Когда весь этот грозный шум наконец утих, я вдруг услышал в тишине звук, заставивший меня содрогнуться.

— Кс-с… кс-с…

Я бросился к окну. На дворе было еще совсем темно, но при свете отдаленной молнии я увидел на лужайке чудовище, ставшее теперь ростом с наш дом и пристально смотревшее в нашу сторону.

— Кс-с… кс-с…

Я открыл свое окно, стараясь шуметь как можно меньше, и шепотом стал уговаривать Гамбертена бросить шутки. Он высовывался из окна внизу.

— Чего вы боитесь? — сказал он. — Ведь эта тварь вроде коровы, жвачное, травоядное. Я много читал о них. К тому же я не могу… Эй, ты! Кс-с… кс-с…

В ту же минуту молния осветила гиганта, и то, что я увидел, заставило меня застыть от ужаса. Лапы чудовища не были лапами игуанодона, на них не было когтей-кинжалов. Целый вихрь ужасных мыслей завертелся у меня в голове: пропавшие свиньи, неубедительные доводы Гамбертена о том, что чудовище могло быть только одно, самое отсутствие игуанодона, ставшего, вероятно, жертвой…

— Берегитесь, Гамбертен! Это мегалозавр!

Я отскочил от окна и бросился на помощь к своему другу. Когда я выбегал из комнаты, я услышал снаружи какой-то звук, точно ставня ударилась о стену.

— Гамбертен! Гамбертен! — звал я, стоя на пороге комнаты.

Но Гамбертен по-прежнему свешивался из окна и не желал слушать ни моих приказаний, ни просьб.

— Не наклоняйтесь так, Гамбертен! — умолял я.

Но Гамбертен не двигался.

Вдруг я попятился от раскрытой двери к другой стене коридора. Гигантская голова мегалозавра ощупывала несчастного, а он не двигался. Внезапно ударом своей зеленоватой морды чудовище опрокинуло Гамбертена на пол.

Тогда я понял значение сухого треска: своими гигантскими челюстями чудовище обезглавило моего друга…

Голова мегалозавра, тупая голова громадной черепахи, заполняла окно и вдруг просунулась в комнату вся целиком. Опрокидывая мебель, чудовище катало труп во все стороны, пока ему не удалось ухватить полу куртки. Его негибкие роговые губы с трудом справлялись со своей задачей, но когда они захватили одежду, чудовище быстрым движением поглотило бедное тело моего друга. Раздался слабый, но ужасный хруст переламываемых костей…

Я стоял, прикованный к месту отчаянием и ужасом. Вдруг мегалозавр устремил на меня свои отвратительные фосфорические глаза; я не смог шевельнуться, потому что его взгляд пригвождал меня к месту, как змея привораживает птицу.

Голова приближалась… И вдруг дикая радость охватила все мое существо: дверь оказалась мала. Животное тщетно пыталось просунуть голову в коридор боком, но не оставляло своего намерения, и мы находились друг против друга: я, прижатый к стене, в полутора метрах от его пасти, упиравшейся справа и слева в наличник двери, и животное, старавшееся добраться до меня. Зверь начал пыхтеть, как будто задыхаясь от усилий, и дверь глухо затрещала. Я чувствовал, как кровь бросилась мне в голову.

К счастью, мегалозавр скоро отказался от своих попыток, найдя, вероятно, стену слишком прочной. Ужасное положение! Малейшее движение, небольшой шаг в сторону спас бы меня, а я стоял безвольный, холодный, неподвижный и не мог оторвать взгляда от глаз чудовища. Я знал, что еще немного — и повелительный взгляд моего врага заставит меня самого пойти навстречу смерти.