Белая леди - Макбейн Эд. Страница 49
— С ними у нас все в порядке, — заметил Азир.
— Ну да, только в основном у вас снимают комнаты проститутки и их сутенеры.
— Ничего об этом не знаю.
— Сколько здесь белых сутенеров?
— Белые, черные, у нас останавливаются разные люди.
— Ага, равные права для всех… А как насчет шлюх?
— Здесь, в «Шелби Армс», у нас нет шлюх.
— Но если бы сюда вошел белый мужчина, вы бы обратили на него внимание, правда? Белый мужчина в десять утра.
— Сюда ходят белые мужчины в любое время дня. Белые и черные.
— Конечно, мужчины сюда ходят самые разные. Но этот белый человек навещал единственного белого жильца в вашей дыре… Неужели вы бы это не заметили?
— Я замечаю все, что здесь происходит.
— Но вы не заметили?..
— В тот день я не дежурил, — сказал Азир.
Человек, который дежурил в дневную смену в «Шелби Армс» в пятницу, двадцать пятого марта, был тридцативосьмилетний черный мужчина по имени Абдул Шакут.
Блум нашел его в комнате, которую он снимал недалеко от гостиницы. Дом был построен для одной семьи, но его частично перестроили, чтобы пускать жильцов. В комнату Абдула был отдельный вход. Жилище это было небольшое: там стояла кровать, маленький комод, кресло и стол у окна. У стола стояли два стула, небольшая плитка, холодильник, лампы, керосиновый обогреватель, который использовался, когда ночью было холодно, и небольшой телевизор. В маленькую ванную комнату вела отдельная дверь. Когда Блум пришел к нему, на постели сидела белая девушка в комбинации и читала журнал. Он решил, что ей было лет шестнадцать. Абдул сказал, что это его жена.
— Вы дежурили в «Шелби Армс» в прошлую пятницу в десять утра? — спросил Блум.
— Да, была моя смена. Это — моя вторая работа. Я еще работаю посыльным в «Хайятте».
— Туда приходил белый мужчина и спрашивал мистера Торренса? Вы узнаете этого мужчину? — спросил Блум и показал Шакуту фото Мэттью.
— Да, я его видел.
— Когда?
— В прошлую пятницу около десяти утра.
— Он интересовался Питером Торренсом?
— Я сказал, что он находится в комнате тридцать семь.
— И что потом?
— Он поднялся наверх. Лифт, как всегда, не работал, и ему пришлось идти пешком.
— Когда он спустился вниз?
— Без четверти одиннадцать.
— Значит, он там пробыл почти час?
— Примерно минут сорок пять.
— Он что-нибудь вам сказал, когда уходил?
— Нет.
— Спасибо.
Они ненадолго ушли из больницы, чтобы перекусить. Фрэнк ел гамбургер и запивал его кокой. Патриция безразлично погружала ложку в стаканчик с йогуртом. Она рассказала ему о том, что сказал ей Мэттью. Она сообщила об этом доктору Спинальдо, и тот посчитал, что это хороший признак. Фрэнк был настроен скептически.
— Всего одно слово?
— Да, но оно прямо относилось к тому, о чем я с ним говорила.
— Значит, вы считаете, что он вас понял?
— Да, и что-то сказал мне в ответ.
— Ну да.
— Ну, когда люди отвечают на ваши слова.
— Угу.
— Так, как вы делаете это сейчас.
— Да, да. Надеюсь, что это так. Вы говорили с Блумом?
— Сегодня утром нет. Он отправился расследовать убийство Торренса.
— Вы считаете, что они связаны?
— Не знаю.
— Потому что за ним по следу шел Мэттью. Вы так думаете?
— Если судить по тому, что сказал Блум, то — да.
— Он хорошо работает.
— Да.
— И обо всем нас информирует.
— Да. Интересно, что удалось узнать Мэттью?
— Если бы мы это знали!
— Да. Я просмотрела все бумаги в его столе, проверила все папки, и вообще проверила все в кабинете, чтобы найти что-нибудь важное для нас. Мы долго работали вместе, и я знаю методы его работы. Он очень аккуратный человек. Я не знаю, известно ли вам, но он всегда все записывает по делу, которое ведет.
— А где же записи по этому делу?
— Ну, остался его ежедневный календарь…
— Да, но это не так много…
— Вы хотите сказать… что он мог что-то продиктовать?
— Ну да, или просто записать. Я не верю, чтобы ничего не осталось.
— Вы проверили у Синтии?
— Да. На прошлой неделе он забегал на несколько минут в контору. Ничего не диктовал и ничего не печатал. Ничего!
— Он, наверное, только все еще готовил и старался все сведения собрать воедино.
— Наверно, вы правы.
Фрэнк вздохнул, взял бокал с кока-колой и начал медленно покачивать его и поболтал в нем соломинкой.
— Все равно странно, что нет никаких записок.
— Да, — добавила Патриция и покачала головой.
Она набрала в ложку йогурт и стала подносить ее ко рту, но потом остановилась на полпути, широко раскрыв глаза. Фрэнк решил, что она увидела в ложке волос или жучка.
— Он сказал не «сумасшедшие», а «заметки»! [4]
Патриция так же хорошо знала дом на Виспер Ки, как и свой собственный. Когда они стали встречаться, Мэттью дал ей ключ от дома. Сейчас она открыла им дверь. В доме было тихо и пусто. Она дождалась Фрэнка, а потом закрыла входную дверь.
— Где мы начнем поиски? — спросил он.
— В его кабинете.
Она повела его через гостиную в заднюю часть дома, где Мэттью устроил себе кабинет.
Через открытую дверь спальни она увидела, что он не убрал постель. Это на него не похоже. Наверное, в прошлую пятницу Мэттью очень спешил. Фрэнк тоже это заметил. Он ничего не сказал, но Патриция вспомнила, что описала своего партнера как аккуратного человека. Они вошли в кабинет.
Комната была небольшой, со столом и книжными полками из тикового дерева, где стояли законы штата Флорида и книги известных криминалистов. На столе стоял телефон с автоответчиком, а на специальной подставке помещался факс. На той же подставке стояла фотография Джоанны в рамочке.
На стене висела карикатура какого-то художника из «Калуза Геральд Трибюн», которую он набросал, когда Мэттью занимался делом Мэри Бартон. Там он допрашивал свою клиентку, которая на рисунке походила на ведьму. Подпись под рисунком гласила: «Скажите нам, мисс Бартон, вы не умеете летать на метле?»
На той же стене висел в рамочке заголовок передовицы об оправдании, которого удалось добиться Мэттью в деле под названием «Дело трех слепых мышек». Это было то самое дело, которым он занимался, когда Патриция встретилась с ним впервые. Когда она увидела заголовок, то чуть не прослезилась.
Казалось, что Фрэнк не мог заставить себя коснуться чего-либо в этой комнате.
Патриция глубоко вздохнула, открыла верхний ящик стола, и они вместе начали искать.
Заметки были разрозненными и часто несвязными, написанными второпях почерком, который очень сложно разобрать, только сам Мэттью мог разобраться в этих каракулях. Но Патриция и Фрэнк все-таки нащупали ту нить, по которой двигался Мэттью…
Он старался обозначить одинаковые временные рамки.
Он выделил год, когда Уилла Д’Мот начала работать в цирке. Год, когда она вышла замуж за Питера Торренса, год, когда родилась Мария Торренс, год, когда Питер удрал с милейшей Эгги, год, когда к цирку «Стедман энд Роджер» присоединилась Джинни Лоусон, год, когда ограбили трейлер Уиллы, и год, когда она была убита.
Его заметки велись сразу в шести направлениях, обозначая отношения между Уиллой и Берни Хэйлом, Торренсом и Эгги, Уиллой и Дейви Шидом, Уиллой и Джинни, Джинни и двумя маленькими девочками, работавшими в номере Уиллы, и, наконец, связь между дочерью Уиллы — Марией и Дейвом Шидом.
Он составил поминутный график того трагического утра три года назад.
4.30 Звонит будильник Марии.
Она просыпается и одевается.
5.00 Мария отправляется на кухню, чтобы там встретиться с
Шидом. Кухня расположена в отдельном домике.
5.05 Шид выходит из кухни.
5.10 Будильник Уиллы останавливается от выстрела.
5.15 Будильник Уиллы был заведен на это время.
Шид возвращается на кухню.
5.30 Мария идет к трейлеру.
5.35 Мария входит в трейлер и находит там мертвую мать.
4
Игра слов. Nuts (англ.) — сумасшедшие, notes (англ.) — заметки. По звучанию эти слова схожи, и если их произносит человек в бреду, то спутать их очень легко.