Ржаной хлеб - Мартынов Александр Игоревич. Страница 30

Пуреськин сел, суховато закончил:

— Есть предложение: вопрос о Шазинове и редакторе газеты рассмотреть на закрытом заседании бюро.

Глава шестая

1

Осень в нынешнем году богата всем — и хлебами, и душевным настроением людей, и свадьбами. Гул летних колхозных забот, беспрестанный грохот и треск машин оборвались где-то на краю дальних загонов. Поля опустели, — они отдыхают, набираются сил, — чернеет зябь, зеленеют озимые.

Дни хотя и стали короче, однако лето не торопилось полностью уступать осени, ревниво хранило свои чуть поблекшие краски. Не совсем утратило свое тепло и солнце; правда, вечера и утренники выдавались холодными, но все равно к обеду разогревало. По полям и весям плыла паутина, невесомыми серебряными нитями повисая на ветках, на проводах, протянутых вдоль и поперек села. Выпали и первые заморозки: на огородах пожухла, пожелтела огуречная ботва, обнажились, словно раскаленные камни, тыквы. И лишь кочаны капусты еще больше заядренели, белея, как кучки снега, по низинам огородов вдоль извилистой Сэняжки.

Раньше всех к ногам своим сбросили летние наряды вишенье, яблони и смородина. Березки, липы накинули на себя золотистые платки, словно молодицы собрались на гулянку. А в лесной чаще со звоном летит крупный желтый снег…

В такие погожие осенние дни то на одном, то на другом конце села вырываются из широко открытых окон переборы баяна, за ним взмывают, выплескиваются веселые голоса девушек, молодух, к ним, чуть погодя, присоединяются мужские басы: в селе, как костры, зажигаются свадьбы.

Такое же веселье закипает сегодня и в квартире Веры Петровны и Михаила Назимкина, которую только-только получили они в доме молодых специалистов колхоза.

Весть о свадьбе по селу растеклась сразу и вызвала общее одобрение: давно бы им жить под одной крышей!

Поздравить новую семью и пожелать счастья пришли самые близкие друзья-товарищи, заполнившие обе просторные комнаты и, за-ради любопытства, поминутно заглядывающие в отделанную белым кафелем кухню — Мишина работа!

Задерживал праздничное застолье Потап Сидорович. Молодые сидели уже в красном углу — она в белом платье, он — в черном костюме, справа от жениха стоял свободный, незанятый стул — очень уж хотелось уважить председателя, — а его все не было.

Появился Сурайкин, как говорится, к первой рюмке, сумрачный, хотя и в парадном темном костюме; поздравил молодых, чокнулся с ними и, не присаживаясь, ушел, объяснив, что к непогоде, наверно, неможется, ломит кости. Замечали сэняжцы, что председатель у них стал как маятник от часов: то в одну сторону качнет — ясное солнышко, то в другую — опять тучами застит. От прежних повадок не отстал — к новым не привык.

Признаться, никто особо и не пожалел, что Сурайкин ушел. Молодежь даже похвалила его; ну и слава богу, что догадался, иначе и вино бы прокисло от одного его угрюмого взгляда. Поля, сестра Тани, провожая Сурайкина до дверей, озорно перекрестила Потапа Сидоровича в спину. Все, кто видел, прыснули.

И сразу будто легче всем вздохнулось. Коля Петляйкин немедленно включил магнитофон — подарок молодым, лихая, позывающая на припляс музыка ринулась в комнату, заглушая голоса. Вроде бы и смахивала она на привычную «Катюшу», но очень уж быстро неслась, никаких слов не разобрать. Кое-кому она, видать, и по душе оказалась.

Выскочив из-за стола, Зина Семайкина поманила кивком Колю Петляйкина, тот, отказываясь, замотал головой. Тогда Зина вытащила на свободный пятачок возле стола Таню. Гости знали, как мастерски пляшут подружки — тут же примолкли, залюбовались.

Посредине главного стола сидела мать Феди Килейкина — Дарья Семеновна. Муж, Иван Федорович, на свадьбу не пришел: поблагодарив за приглашение, сослался на то, что его срочно вызвали на заседание райисполкома, — так ли, нет ли, и Дарья Семеновна толком не знала.

Здесь, на свадьбе, Дарья Семеновна многим отличалась от своих застольниц. И прежде всего нарядом. Голова у нее была повязана зеленым шелковым платком, по которому разбросаны красные розы — предмет зависти любой эрзянки. Полную ее фигуру обтягивала югославская, слабо-синего отлива кофта, каких в Сэняже днем с огнем не найдешь. Полное и без того розовое лицо незаметно примазано импортным кремом, незаметно подкрашены и губы. Да и не случайно это! Говоря по правде, среди сидящих считала себя и поумнее и познатнее: как ни говори — жена начальника районного масштаба! Правда, за торговлю водкой во время уборки Сурайкин добился, что ее сместили с должности заведующей магазином, но она и сейчас там — хозяйка. Девчушку, которую прислали завмагом сразу после окончания торгового техникума, Дарья Семеновна почти не признавала, вертела ею, как хотела. У нее у самой за плечами семь классов, а все кланяются: «Нет ли у тебя, Дина Семеновна, такого-то материальца? Не забудь уж, за добро добром отплачу». Вот так, всем нужна, всем необходима, была когда-то Дарьей — Диной Семеновной стала!..

За столом Дарья Семеновна почти ни до чего не дотрагивалась, не ела и не пила, пренебрежительно отмечая: бедновато угощенье. Если бы не я — и этого, почитай, не было бы, уж не знаю, чем бы и столы-то накрыли! Шампанского-то в свободной продаже и в Атямаре нет… Без малого все, что на столе, с ее же помощью в магазине и куплено: колбаса, сыр, консервы, но почти все гости тянутся за привычным, деревенским: жареной курятиной, утятиной, солеными грибами и помидорами.

Кроме как уважение принять — жених с невестой сами пригласили, — Дарья Семеновна пришла на свадьбу еще с одной притаенной целью: поглядеть, как на людях будет вести себя ее будущая сноха — Таня Ландышева. Нелишне посмотреть, как одета, много ли будет пить, с кем петь-плясать станет, кто из парней зыркнет на нее глазами. Не пойдешь же для этого в клуб! А то, что Таня на свадьбу явится, сомневаться не приходилось: дружат они с Радичевой, хоть та и постарше ее и по должности выше.

Платье на Тане Дарье Семеновне не понравилось сразу: хотя и по фигуре, да уж больно коротенькое. Остальное в поведении девушки, — Дарья Семеновна напраслину на людей не наводила, — она одобрила. С парнями не вертелась, сидела обочь невесты, не пила, как другие, а только разок пригубила рюмочку, губы примочила. Ну и пригожа, конечно, тут уж ничего не скажешь, под стать Феде будет. Зато уж как вышла с этой вертушкой-пустоцветом танцевать, тут Дарья Семеновна возмутилась, загневалась. Срамотища — иначе не назовешь! Скачут, как телушки, чуть не изголяются, видать, Зинка ее этому и выучила. Недаром муж-то шуганул ее! Нет, неспроста, говорят: с кем поведешься, от того и наберешься. Если так и дальше выпендриваться будет — добра не жди: и Федюшке с ней зазорно будет, и им, Дарье Семеновне с супругом от стыда хоть провалиться!

— Гляжу, гляжу на них, не танец, а какая-то лягачка. Словно первотелки во время дойки, — усмехнулась сидящая с Дарьей Семеновной незнакомая пожилая женщина.

— И не говори, дугай [14], — всей душой отозвалась Дарья Семеновна. — Я сама уж думаю об этом. Теперешние свадьбы, песни, пляски совсем другими стали. От прежнего ничего не осталось.

— Чего уж там! — радуясь беседе, подхватила женщина. — Сама девкой была — помню. У нас, у эрзян, свадьбы, бывалыча, целые представленья, за один вечер и не переглядишь, и не перескажешь. А сейчас что? Пошли в сельский Совет, расписались, и все. Ну, подрыгают вот эдак…

— Да и жених-то с невестой — не те, не те! — подкинула Дарья Семеновна. — Не нашел уж помоложе, словно мало в селе девушек: передержалку взял.

Спохватилась Дарья Семеновна, что промашку дала, да поздно: соседка-то оказалась дальней родней Назимкину. Ответила суховато, поджимая губы:

— Суть-то, дугай, не в годах, жить бы стали с миром да с любовью. Наш Миша хоть с кем уживется. Говорят, и Вера хорошая женщина. Плохую бы не выбирали партейным секретарем.