Ржаной хлеб - Мартынов Александр Игоревич. Страница 43

Федор уснул снова, но почти тут же проснулся — плакал Игорь. Плакал горько, с хрипом и показывал на горлышко: ни говорить, ни глотать он не мог.

— Доктора надо, доктора! — строго и опасливо твердила старушка.

Федор пробежал три квартала, нашел телефон-автомат, вызвал «скорую помощь».

Врач определил — ангина, с высокой температурой, и этой же машиной увез Игоря с матерью в больницу.

2

Получив телеграмму сына, Иван Федорович и Дарья Степановна высчитали, когда он приедет в Атямар, получалось в субботу, — самый удобный день.

В пятницу вечером Дарья Семеновна поставила тесто, чтобы напечь с утра пирогов и сдобы, нанесла из магазина, из своего резервного фонда, всяких закусок и выпивки — а как же иначе, родного сына два года не видели!

В этот же вечер Дарья Семеновна обежала тех соседей, которых наметили с мужем пригласить на семейное торжество, начав, конечно, с Ландышевых и в первую очередь с самой Тани, которая тоже получила телеграмму от Феди. Дарья Семеновна и Иван Федорович давно уже знали об их дружбе, Федя недавно писал родителям, что после приезда домой он женится. И они, старшие Килейкины, в общем-то были согласны.

Из дома Ландышевых через открытые, не задернутые занавесками окна доносилась музыка. У Тани с Полиной были Зина, Коля Петляйкин и еще две девушки. Они только что пришли с комсомольского собрания, обсуждали, как провести летние каникулы школьников и как лучше наладить работу колхозного пионерского лагеря; по пути с собрания Таня и пригласила друзей послушать магнитофон.

Да, телеграмму от Феди Таня получила, обрадовалась, но никак не могла решить: поедет или не поедет встречать его? И хотелось бы прямо на вокзале, у вагона встретить его, посмотреть, изменился ли он за два года, идет ли ему военная форма. Фотокарточка у нее, правда, есть, даже три, но то ведь — фотография, а тут сам, живой. С другой стороны — вроде бы ехать и неловко: подумают еще, что так уж ей не терпится повидаться — сама на шею бросается! Чего доброго, сама же Дарья Семеновна так и подумает. Самолюбие тоже должно быть. Каждая девушка должна знать себе цену, неужто она, Таня, не знает?..

— Добренький, приятненький вечер, сваха! — заходя в избу, пропела Дарья Семеновна матери Тани.

Чем-то у плиты занятая, старушка малость опешила, но себя не уронила, с достоинством отозвалась:

— И тебе доброго здоровья, Дарья. Проходи, садись. Как, бишь, сказала мне — сваха? Какая я тебе сваха?

— Это от меня вроде аванса, тетя Марька! — засмеялась Дарья Семеновна. — А как же? Федя так и писал: дескать, как только приеду — женюсь, готовьтесь к свадьбе. И с Танюшей у них слажено. Поэтому к вам первым и прибежала со своей радостью. Завтра сынок наш, Федя, приезжает! Мой-то на машине поедет его встречать. Вот и пришла пригласить вас к угощальному столу. Думаю, не откажешь прийти?

Тетка Марья поджала узкие бесцветные губы, покачала головой. «Какая свадьба? Танюша ничего не говорила, — удрученно думала она. Не посоветовалась даже. Что-то непохоже на девку. А эти уж все сами решили, нас уж и за людей не считают. Это мы еще посмотрим — свадьба или не свадьба будет…» Вслух сдержанно ответила:

— Спасибо, Дарья. До завтра еще дожить надо. Вай-вай, что-то вот поясница разламывается, к дождю, видно. Да и зачем меня туда, старую каргу? Ваши гости, поди… не чета мне.

— Тогда смотри, — поспешила принять отказ Дарья Семеновна, не больно ей и хотелось, чтобы эта неуговористая старуха приходила к ним. Но, соблюдая приличия, повторила: — А если захочешь — наведывайся, на самое видное место посажу! Танюша дома?

— Вон, чай, слышишь, весь дом гремит от их музыки! Голова раскалывается. Чайку не хочешь?

— Спасибо, тетка Марька, неколи мне за чаями сидеть. Дел у меня — по горло! Вызови-ка Танюшу на крылечко, посекретничать с ней надо.

Когда раскрасневшаяся Таня вернулась с улицы, мать спросила:

— Это какие она тебе такие секретные разговоры говорила?

— Завтра Федя приезжает…

— Знаю.

— В гости приглашала. Зовет на вокзал встречать.

— А ты что?

— Не знаю, мама. Вроде бы ничего плохого и не было бы, если б и поехала. Не пешком шагать — на машине. — Не отказав Дарье Семеновне, Таня тем будто и дала обещание и сейчас невольно оправдывалась перед матерью.

— Вай, Танюша, надо ли? Приедет, никуда не денется, и без тебя встретят. А языки трепать не будут.

— Ты, мама, всего боишься, все за старые обычаи держишься. — Таня нахмурилась.

— Наши обычаи, дочка, не охаивай. Они хорошие, заботкие: девичью честь берегут.

Таня только махнула рукой и ушла в переднюю.

Музыка и веселье там оборвались. Заторопившись, прошел Коля Петляйкин, прошли, поклонившись молчаливой тетке Марье, девушки. Задержалась одна Зина, обняв подругу, порадовалась за нее:

— Дождалась, Танюша, дождалась, золотко мое, своего генерала! И не сомневайся, поезжай завтра. Я на твоем месте встречать такого орла не то что на машине, пешком бы запылила! Смотри, Танька, если не поедешь, я сама поеду. — Она рассмеялась, звонко поцеловала и взмахнула рукой: — Ну, бывай!

— Вот ураган-шурган! — первый раз не осуждающе, а одобрительно сказала сестра. — Правильно она тебе говорит, Танюш.

Чуть-чуть Таня все-таки схитрила, для осторожности. Не заходя к Килейкиным, она прямиком вышла на атямарский большак, полагая, что Иван Федорович нагонит ее. И уже вскоре сидела в «Москвиче» рядом с ним.

На вокзале она умышленно отстала, затерялась среди встречающих-провожающих, нетерпеливо и пристально просматривая взглядом двери и окна зеленых, медленно наплывающих вагонов. Ей нужен был только один человек в военной форме, и она увидела его, повисшего на поручнях.

Сердце у Тани захолонуло. Удерживая себя, чтобы не побежать, она все же почти бегом кинулась к вагону и с размаху, как вкопанная, остановилась. Спрыгнувшего с подножки молодого высокого военного целовали, обнимали незнакомые люди. Таня с завистью и горькой обидой посмотрела на счастливчика.

Перрон начал пустеть: кого нужно было встретить — встретили, кого проводить — проводили; поезд тронулся, и у небольшого вокзала остались только два человека — Таня Ландышева и Иван Федорович Килейкин.

Не теряя времени, они съездили на автовокзал, может, Федя автобусом поехал? Рейсовый автобус из ближнего узлового города прибыл точно по расписанию, при них же, но Феди не было…

Ждать больше было нечего, осталось только уехать домой.

Нарядная, в новом цветастом платье и с цветами в руках, Дарья Семеновна встретила их у крыльца. И потемнела лицом, когда из «Москвича» вышли только муж и Татьяна.

— Вай, вай! — Она встревоженно хлопнула руками по бедрам. — А сынок, а Федя где?

Таня, опустив голову, тихонько ушла домой.

Расстроенный Иван Федорович загнал машину в кирпичный гараж, долго и сердито мыл во дворе под летним рукомойником руки. Не обращая внимания на бестолковые аханья супруги, переступил порог дома, от досады крякнул.

Во всю ширину просторной комнаты стоял покрытый белой скатертью длинный стол и прикрытый сверху второй скатертью, заманчиво провисающей меж бутылок. Вдоль стола, по-старинному, под белеными холстами, тянулись скамейки, краснели-голубели на подоконниках цветы в банках, — было в комнате празднично и благостно. «Нечего говорить, хорошо приготовилась Дарья, да только ни к чему!» — горько досадовал Иван Федорович. Он приподнял с краю стола покрывало, налил водки, выпил. И попросил все еще не опомнившуюся жену:

— Ты вот что, Дарья. Будут подходить, скажи — не приехал, задержался, а меня срочно вызвали в райком. Прилягу, устал я что-то…

Рассудив по-своему, Дарья Семеновна прикрыла окна ставнями, повесила на дверь замок и ушла в магазин…

Не приехал Федя и в воскресенье, хотя на этот раз встречать его ездила и Дарья Семеновна. Родители были обескуражены, всякого надумались. «Ох, не случилось бы какого крушения — даже не узнаешь, где его искать!» — терзалась в тревоге Дарья Семеновна. «А может быть, отстал от поезда», — допускал более спокойный вариант Иван Федорович, в который раз перечитывая телеграмму сына.