Дневники княжон Романовых. Загубленные жизни - Раппапорт Хелен. Страница 25

Но не успела она приехать в Царское Село, как слегла с гриппом, и в канун Рождества, как вспоминала Маргаретта Игар, Александра «была очень больна и не могла видеться с детьми» [267]. Вместо нее Николай руководил установкой елки и раздачей подарков. Это было непростой задачей, ведь каждое Рождество им привозили восемь больших елок: для царской семьи, для прислуги и даже для царского конвоя. Александра любила украшать все эти елки сама, а кроме того, на длинных столах, покрытых белоснежными скатертями, по немецкой традиции было разложено множество подарков для всех домашних, совсем так же, как это было принято и в доме ее бабушки в Виндзоре. Девочки, как всегда, с большим удовольствием делали свои собственные маленькие подарочки, но Рождество в том году было печальным, празднования – весьма сдержанными, с неотступными мыслями о недавней смерти кузины и о больной матери, прикованной к постели. «Нам ее очень не хватало, без нее не было того веселья и радости на Рождество, как обычно», – вспоминала Маргаретта.

Царица проболела до середины января, и семья переехала на зимний сезон в Санкт-Петербург только в следующем месяце [268]. Время для болезни, да еще такой тяжелой, было совсем неподходящим, поскольку оказалось, что Александра снова беременна. Ребенок, вероятно, был зачат в Скерневицах, что лишь усиливало ее беспокойство. Ксения, которая узнала эту новость только 13 марта, сочувственно отозвалась на сообщение Марии Федоровны об этом: «Сейчас это уже стало заметно, но она, бедняжка, скрывала свое положение, поскольку она, несомненно, боялась, что люди узнают об этом слишком рано» [269].

От дальнейшей критики Александру спасло только раннее закрытие санкт-петербургского сезона в связи с началом в январе 1904 года Русско-японской войны. Военный конфликт был спровоцирован экспансионистской политикой Николая в Южной Маньчжурии, территории, которую давно оспаривали японцы. Многие при дворе считали, что это прямой результат коварного влияния Филиппа, который убедил императорскую чету, что краткие, но решительные военные действия станут триумфальной демонстрацией мощи Российской империи, что еще раз подчеркнет незыблемость их самодержавной власти. Но это был непродуманный военный конфликт. Россия была к нему не готова, ее вооруженные силы и того меньше, и первоначальный взрыв патриотического пыла быстро сошел на нет.

Во время войны на маленьких великих княжон неизбежно оказывали влияние расистские и ксенофобские разговоры, распространенные тогда при дворе. Маргаретта Игар вспоминала, что было «очень грустно наблюдать, как гневное, мстительное чувство, вызванное войной, овладевало моими маленькими воспитанницами». Мария и Анастасия были шокированы изображениями «странных маленьких детей» наследного принца Японии, которые они видели в журналах. «Ужасные маленькие человечки! – воскликнула как-то Мария. – Они пришли и разрушили наши бедные маленькие корабли и потопили наших моряков!» Мама объясняла им, что «японцы – всего лишь такие невысокие люди». «Надеюсь, что русские солдаты убьют всех этих японцев!» – воскликнула однажды Ольга, на что Маргаретта заметила ей, что японские женщины и дети ни в чем не виноваты. Умная и на все имеющая свое мнение Ольга, казалось, была удовлетворена объяснениями, которые получила в ответ на несколько вопросов: «Я не знала, что японцы такие же люди, как и мы. Я думала, что они наподобие мартышек» [270].

Война тем временем возродила к жизни талант Александры к благотворительной деятельности. Несмотря на беременность, она активно занималась организацией помощи жертвам войны, отправкой на фронт переносных полевых церквей для войск, поездов со снаряжением и продовольствием, а также санитарных поездов. Впервые за много лет она снова оказалась в поле зрения общественности в Санкт-Петербурге. Александра руководила группами женщин, которые шили обмундирование и сортировали белье и бинты для санитарных поездов в бальных залах Зимнего дворца. Так же, как королева Виктория и ее дочери вязали и шили во время Крымской войны в 1854–1856 годах, так и Александра Федоровна со своими четырьмя дочерьми вязали шерстяные шапки и шарфы для солдат. Анастасия, хоть и была еще совсем маленькой, оказалась весьма искусной в работе на вязальной машине [271]. Девочки также помогали Маргаретте Игар складывать и проштамповывать груды заготовок для писем военно-полевой почты, которые раненые солдаты могли использовать, чтобы написать семьям домой.

Шли месяцы, и приближалось рождение пятого ребенка императрицы. Иностранная пресса, конечно, была полна домыслов. «Великие события могут зависеть от маленьких, и это, к сожалению, прописная истина, – отмечалось в редакционной статье журнала «Наблюдатель» («Бустандер»). – В течение нескольких дней решится, будет ли царица самой популярной женщиной в России или же в глазах подавляющего большинства народа станет отверженной, на которую направлен особый гнев Божий. Говорят, что она молится день и ночь о том, чтобы ребенок оказался сыном: только тогда она сможет завоевать сердца народа своего супруга, подарив Российской империи наследника. А сейчас, в ожидании таинственного решения Бога и природы, царица – одна из самых несчастных особ в Европе, тем более что ее положение не позволяет ей укрыться от сочувствующих или любопытных глаз общества» [272].

«Королевские и императорские семьи безмерно расстраиваются по таким причинам, о которых американские семьи никогда и не думают, – такое наблюдение было сделано в другой редакционной статье, в которой рассказывалось о простой, без роскоши и излишеств, жизни императорских дочерей, о которых постоянно забывали. – Есть четыре маленькие девочки. Они смышленые, умные дети, но никому в России они не нужны, кроме своих родителей». Несмотря на многочисленные домыслы, не было никаких сомнений в том, что Николай и Александра любят своих дочерей – свой «маленький четырехлиственный клевер», как назвала их Александра. «Наши девочки – наша радость и счастье, все настолько разные и внешне, и по характеру». Они с Николаем твердо верили, что «дети – это посланники Божьи, которых день за днем Он посылает нам, чтобы сказать нам о любви, мире и надежде» [273]. Но, как заметила Эдит Альмединген: «Какой бы бесконечной ни была любовь к ним родителей, эти четыре маленькие девочки – только четыре предисловия к захватывающей книге, которая не начнется, пока не родится их брат» [274].

Пятые роды Александры начались стремительно. Это произошло 30 июля 1904 года в Петергофе, где в это время гостили Элла и Сергей. Во время обеда Александра вдруг почувствовала сильные схватки и быстро ушла к себе наверх. А всего каких-то полчаса спустя, в 1 час и 15 минут пополудни, она родила большого мальчика весом 11 фунтов (5,2 кг). Она чувствовала себя очень хорошо и выглядела сияющей, вскоре после родов уже радостно кормила ребенка грудью [275].

Наконец-то пушки Петропавловской крепости в Санкт-Петербурге дали 301 залп над рекой Невой в честь рождения наследника – впервые с XVII века в истории династии родившегося у правящего монарха (а не у царевича). Люди останавливались, чтобы посчитать количество залпов, которые раздавались каждые шесть секунд. «Вид улиц вдруг изменился, – сообщал на передней полосе «Дейли экспресс» корреспондент этой газеты в Санкт-Петербурге, – повсюду неожиданно стали появляться национальные флаги, и через пять минут после того, как прозвучал 102-й залп, оповещая о долгожданном событии, по всему городу реяли полотнища флагов. Работы были по умолчанию прекращены на один день, люди предались общественным празднованиям». В тот вечер на улицах было светло от ярких иллюминаций в виде двуглавого орла и императорской короны Романовых, в парках оркестры играли, то и дело повторяя национальный гимн. Позже во многих лучших ресторанах столицы рекой лилось шампанское – «за счет заведения» [276].