Джокер в колоде - Пратер Ричард Скотт. Страница 37

Меня называли ненормальным, распутным сукиным сыном, придурком, неотесанным растрепой и малокультурным идиотом — можно привести и другие, более красочные определения, и большинство из них, что поделаешь, точны и соответствуют моему образу, но ни один человек, знавший меня, не стал бы обвинять меня в непорядочности. Естественно, Ева не могла этого знать. Но все равно было неприятно.

Потому что Ева упорно, как попугай, твердила свое. Она пересказала свою байку снова, и у нее это вышло так же хорошо, как в первый раз, а потом она подала на меня жалобу и подписала ее.

Я тоже рассказал свою версию. Но, когда я закончил, оказалось, что нет ни одного вещественного доказательства, по которому можно было бы задержать Герду Лоример. Раньше это как-то не приходило мне в голову. До тех пор пока Джим не даст своих показаний и тем самым не засвидетельствует мои слова, — против Евы не было ни одной улики. Гораций мертв; Аарон тоже мертв; а Джим — без сознания или умирает.

Она была женой Горация Лоримера, да. Ну и что с того? Она работала моделью в Лагуна-Парадиз. Ну и что? Она присутствовала на вечеринке в субботу вечером вместе со мной и Джимом; она называла себя Евой Энджерс; она и ее дорогой покойный муж как-то случайно оказались в «Пурпурной комнате». Опять-таки ну и что?

Хромированный автоматический пистолет зарегистрирован на имя Герды Лоример, это точно. Пистолет из сумки Евы, из которого я застрелил Горация, не числился ни за кем из них, возможно, это краденое оружие. Ева заявляла, что я принес его с собой к ним в номер; я утверждал, что он лежал в ее сумке. Ни с той, ни с другой стороны не было никаких доказательств. Полиция отправила пистолет на экспертизу, чтобы сравнить пули, находящиеся в оружии, с теми, что были обнаружены в Лоримере, и Джиме, и Аароне.

Ева отрицала все, что держалось только на моих словах, то есть все, что я не мог подтвердить фактами; я отрицал практически все, что говорила она. Но я не мог доказать, что она имеет отношение к преступлению, пока не мог; и в конце концов, ведь это я застрелил ее мужа.

Поэтому они собирались ее отпустить. Они вынуждены были так поступить.

Они также намеревались освободить и меня. Кое-какие моменты немного прояснились, но все, что я действительно сделал, — это убил ее мужа в целях самозащиты. И в деле было записано: «Ждет результатов следствия».

Я находился в отделе убийств вместе с капитаном Сэмсоном и Биллом Роулинзом. Сэм — крупный, резкий парень с хорошо спрятанным добрейшим сердцем, серо-стальными волосами и всегда чисто выбритым лицом. Зажав крепкими зубами черную сигару, он пошевелил своей мощной, твердой челюстью и прорычал:

— А на что ты надеялся, Шелл?

— Тысяча чертей, я же знаю, что она виновна.

— Я уже раньше слышал от тебя эту песню — чаще, чем мне бы того хотелось. Все, что у нас есть, — это твои слова. Где твои вещественные доказательства? Где подтверждение твоих слов? Мы не можем заставить Лоримера говорить — ты об этом позаботился.

— Да, я все устроил.

— Покойники не дают показаний. Во всяком случае, мы в отделе пока этому не научились. А у тебя нет ни единого факта о том, что на самом деле творится на Бри-Айленде. Если Фини откопает героин в этом чертовом банановом пюре, или что там, он приедет сюда, и тогда, возможно, у тебя появится кое-что. Но если он вернется ни с чем…

— Подожди минутку.

Что-то он такое сказал, и это что-то щелкнуло в голове и зазудело. Он говорил о «вещественных доказательствах».

— Ладно, вот она идет, — заметил Сэм.

Я бросил взгляд через плечо. Все это время Ева находилась в комнате, где вели допрос, и теперь выходила через открытую дверь. Свободная как птица.

Я выругался про себя, вышел в холл и наблюдал, как она ускользает от меня. Она двигалась грациозно, бедра слегка покачивались, как и в тот субботний вечер, когда она удалялась от нас с Джимом возле бассейна. Эти раздавшиеся вширь бедра, этот опасный зад покачивались и колебались грациозно и устрашающе, как голова кобры.

Если говорить о «вещественных доказательствах», то у нее, несомненно, была масса доказательств, свидетельствующих о ее уникальности. И она на самом деле чем-то походила на прародительницу Еву, во всяком случае, внешне.

И тут меня осенило. Я радостно ощерился.

— Ева! — позвал я.

Я не бросился ее догонять. Но когда она обернулась, я сделал ей знак вернуться. Она замешкалась, потом небрежно пожала плечами и направилась в мою сторону. Я провел ее в отдел убийств. Сэмсон поднял на нас глаза и нахмурился. Роулинз едва заметно улыбнулся, прикидывая в уме, что я задумал.

— Наблюдай за дверью, — сказал я ему. — Хватай ее, если она надумает бежать. Роулинз осклабился.

— Уж я-то ее поймаю.

Я повернулся и сурово посмотрел на Еву.

— Сам не понимаю, почему я так долго не обращал на это внимания, — начал я. — Всегда в полном порядке, всегда одета с иголочки, и эта детская челка. Помнишь воскресное утро? На тебе было полотенце. Ты только что встала, только что вышла из-под душа. А твои волосы были превосходно уложены, даже не намокли. Теперь я догадался: это парик, а твои естественные волосы были, конечно, в беспорядке, Ева.

В ее глазах мелькнула тень, а губы сжались.

Вообще-то я шел на риск. Да и она не хотела, чтобы я сорвал с нее эту чертову штуковину, — вероятно, она могла бы возбудить против меня дело за оскорбление личности или, по крайней мере, за надругательство над ее головой; даже Сэмсон попытался остановить меня. Но я подумал: что ж, давай, возбуждай против меня дело, давай, брось меня за решетку.

Я сорвал с нее парик.

С изнанки он был эластичный, впереди торчал маленький гребешок и несколько заколок. У нее были светлые, какого-то оранжевого оттенка волосы, прямые, сбившиеся в кучу и не очень-то красиво завитые, но тем не менее довольно симпатичные. По мне, они были даже очень красивые.

— Сэм, — сказал я. — Уэсли Симпсон говорил, что ребята из лаборатории обнаружили на подушке Аарона светлые волосы, — естественно, Ева ничего об этом не знает. — Я показал на ее голову. — Вот чьи это волосы. Бьюсь об заклад, эксперты это докажут как пить дать.

Ева уставилась на меня, ее лицо пылало, а глаза сверкали сталью, холодной, как ее сердце.

— Скажи мне одну вещь, Ева. Ты снимала парик, пока была с Аароном? Или отправилась туда блондинкой, чтобы не возиться с маскарадом, и предстала перед ним холеной, неотразимой секс-бомбой?

Она промолчала. Не ответила на вопрос. Потом процедила сквозь зубы, открыто и отчетливо:

— Ты… паршивый… ублюдок…

Чуть позже, за несколько минут до шести часов, Сэм-сон сказал:

— Не будь легкомысленным, Шелл. Естественно, мы можем задержать ее. Но это совсем не означает, что мы имеем право держать ее здесь. Парочка светлых волос — мотив, вероятность, и не более. Она заявляет, что была у него ночью в четверг, а не в субботу. Ты можешь доказать обратное? Докажи.

— Уверен, как-нибудь и это докажу.

— Дело в том, что когда ты вернешься, ее, может, уже здесь не окажется, если только тебе не удастся раздобыть что-нибудь посущественнее того, чем мы на данный момент располагаем. Она только что звонила самому влиятельному адвокату Лос-Анджелеса. Не знаю, сколько еще часов мы прокараулим ее здесь.

— Держите, сколько сможете. Если вернусь ни с чем, значит, получу срок и встречусь с крошкой Евой в Техачапи.

Я поспешно ушел и первым делом позвонил Эду Кляйну.

К счастью, море было относительно спокойным. За двадцать баксов парень по имени Смит вывез меня в своем двадцатичетырехфутовом судне под названием «Крис Крафт» сюда, в океан, за милю от пляжа в Болбоа. После телефонного разговора с Эдом Кляйном я примчался в Болбоа меньше чем за час, и в моем распоряжении оставалось совсем мало времени до наступления сумерек.

Низко над головой пролетел маленький самолет, и я подумал, что он как-то слишком уж неуклюже болтается в воздухе. Вместо шасси виднелись небольшие продолговатые финтифлюшки, из чего я сделал вывод, что это гидросамолет, доставивший Эда, а также его хозяина и друга, чтобы подобрать меня. Какой-то очень уж крошечный самолетик. Создавалось впечатление, что его собирали наспех, он весь болтался, словно в нем недоставало нескольких болтов, гаек, а может, и чего посущественнее.