Мелодии космических океанов - Стоянов Александр. Страница 15
23.04.2013
Невидимка
Он маскировался и кричал,
чтобы его не услышали.
Он замолчал. И его увидели.
Сгоряча убрали упор и увидели
его под крышами.
Теперь кричи не кричи, а вот он:
в пижаме из ругательств.
Тех, что он выкрикивал,
когда маскировался,
под всех вас —
он невидимка.
Его просто так не увидеть.
Он похож; на лунатика.
Стоит нам вскрикнуть,
как он сорвётся вниз
с минус третьего этажа
на плюс пятнадцатый.
В оптическом прицеле
его невидимый глаз
карабкается по водосточной трубе.
Улыбка появляется на подоконнике,
выхлоп воздушного хохота и… тук!
Он уже в нашем сознании.
До подсознания ему ещё далеко —
там ступеньки.
Да. И мы уже без сознания.
Куда ему до нас.
Многие живут без сознания —
и ничего.
А он без тела живёт спокойно.
Он – невидимка.
А мы его всё-таки увидели.
Зачем он влезает в телескопы и бинокли,
вертится в окулярах,
замазывает грязью окна?
Он вообще не признаёт авторитеты.
Он настигает, а не его.
А у нас на него никаких анфасов и профилей
не хватит —
никаких увеличителей.
В подсознании он тоже бывает.
Во сне. Там темновато и всё в стеллажах.
Информация нужная и совсем не нужная – всякая.
Нам её трудно найти. Мы её ощущаем,
а он её видит.
Он – невидимка.
18.04.2013
Мосты желаний
Ох уж эти мосты желаний.
Распадаются в пустоту.
И уносит их поступь ланей,
наполняющих звук во рту.
Добродетели и злодеи
под черешней сидят седой,
лягушонок около ели
преломляется под звездой.
Мы – строители магистрали,
дети ветра – дети вьюг.
Горизонт надорвём зеркальный,
отчеканим заветный круг.
На закатах мы биться будем
и дождём поливать луну,
в океане заштатных буден
наша лодка пойдёт ко дну.
Но во славу дум кистепёрых
мы воздвигнем хвалебный мост,
и взорвётся ярости порох
над тоскою родных берёз.
И увидим мы на рассвете
недостроенный Богом храм.
Мы родились, и мы в ответе
за гортанные песни лам.
25.04.2013
Поэма о преломлении
Когда популярная дрожь действительности
скатывается в выгребную яму
городских закоулков и обретает растительность
в душах у адептов гранёного стакана,
окружающее приобретает горький вкус,
а дрожь даёт новый импульс,
невзирая на бесценный груз
древних цивилизаций и их пульс,
заданный пусковым механизмом планет,
соединённых, безусловно, невидимыми линиями
нервных окончаний, льющих стерилизованный свет
на пастеризованные огурцы и болота с лилиями;
и преломляется на колченогий деревянный стол
сквозь недавно начатую трёхлитровую банку,
хозяин, который устал и лёг прямо на пол,
повинуясь великой силе, выворачивающей изнанку
всех дел, соотнесённых на счёт бурления
неких молекул, выпущенных из поллитровки
внутрь дребезжащего космоса и торможения
скорости света, с которой исчезает всё из столовки,
примыкающей и сочленяющей мировоззренческое
видение
современных проблем на кабельное телевидение,
на беспримерный героизм, приобретенный в коме,
на пути к просветлению, то есть, к новой зоне;
и осознания себя в центре стола на кухне
в виде главенствующего приложения к табурету,
выходящего в астрал на кушетке пожухлой,
меняя реальность, не меняя моду, летит к свету.
Да, к зелёному свету, он же полезнее для глаз,
ослеплённых повседневной отвратительной дрожью,
этих ханжеских придворных танцев и дежурных фраз,
этот новый день на больных ногах; и опухшей рожей
подползает и дышит перегаром на бесконечность
понимания гнусного и неотвратимого закона
повторяемости
чисел на рост цен всех видов расточительности,
употребляемости, благодарности и элементарной
вменяемости
товарищей по разуму, бороздящих необозримые
просторы
иных измерений и магазинов подороже.
Некоторые и в Голландию летают из конторы —
за грибами и пирожными смешными, тоже
не выдерживают этих новых влияний,
что ты всем за что-нибудь должен.
Для этого не нужно никаких знаний,
трудновато всё это выдержать, но можно
в космическом магазине купить покой звёздный,
перевязать раны сиянием рваным
и вперёд, к дому культуры, пока не поздно
осудить и, по возможности, отсудить обманом
захваченные эмоции и мысли, примощённые
с молоком Млечного Пути и с кинолентами,
километрами и километрами доморощенные
портные человеческих душ и душонок с клиентами
мирового неохватного горизонта, его пользователи
и венценосные их величества, зла соглядатаи,
ничего не слышащие, но с вопросом: «Что, больно тебе?»
Прямо из глаз в глаза сытые и вечно поддатые,
с бультерьерами и со стразами на трусах.
Как вам это нравится? Но ослабить не получится,
а то вдруг понравится и все ринутся в небеса,
и каюк миротворческой мере случая.
Вот вам и канцелярия – междусобойчик избранных
обладателей нереального, но выстраданного
лицемерия.
У них и государство гражданских свобод и Мэрия
полна лицами, как инкубатор, грязью забрызганный.
В зале у них свои мужественные философы,
подключающие их к всемирному разуму
напугавших в своё время гвозди ногами босыми,
обрушившими башни своими спазмами,
выжидали, когда он упадёт, этот путник,
и они выклюют его печень и глаза,
упираясь в космическую бездну своей сутью —
алчностью, вызывая вакуум, не надеясь на тормоза,
вживлённые в эту кровавую дрожь. Племена
метались и метались, составляя сметы
на всю их трудную жизнь, на все времена
этой прекрасной галактики на краю света.