Большая книга перемен - Слаповский Алексей Иванович. Страница 16

– Если хочешь помочь, это святое, – одобрила Маша. – Ты же богатенький у нас теперь. Давно пора догадаться, у людей иногда жрать нечего, не говоря про лекарства. Одна дочь работает у них.

– А ты откуда знаешь?

– Я все знаю.

Получив номер телефона, Сторожев позвонил Коле. Тот слегка удивился, но сказал:

– Да пожалуйста, приезжайте в любое время. А чего это вы решили?

– Просто – давно не виделись.

Сговорились на воскресенье.

Люся, жена Немчинова, учившаяся в той же школе, на два класса младше (тогда они с Ильей и подружились), сказала, что тоже хочет навестить Лилю.

– Зачем? – спросил Илья. – Подругой ты ей не была.

– Но все-таки знала ее.

– Ни к чему. Вот еще, толпой явимся…

Люся собиралась было обидеться, но вдруг догадалась о причине. Илья подумал, наверное: одно дело, когда лежачую больную навещают мужчины, бывшие друзья, другое, когда женщина – здоровая, ходячая. Нюанс тонкий, но существенный.

– Извини, – сказала она мужу. – Я как-то не сообразила.

Илья понял, что она поняла причину отказа, и был ей благодарен. Нет, что ни говорите, главное условие, при котором можно жить с женщиной всю жизнь, – взаимопонимание.

Они ехали со Сторожевым той же дорогой, что вела к поместью Костякова-старшего. Только на развилке к поместью надо сворачивать влево, а к Водокачке – вправо.

Ехали молча, будто на кладбище.

Показались дома над обрывом, все в тополях, в садах. Когда-то здесь построились самовольно, как и везде по окраинам Сарынска, приезжие люди. А потом оформили задним числом. Обрыв не смущал, он был во время застройки далеко. Со временем выяснилось, что здесь постоянные оползни, и края обрыва стали подступать к домам все ближе и ближе. Жители беспокоились, но надеялись, что если уж за полвека ничего такого не случилось, то и сейчас не обязательно случится.

Случилось. Обвалился один дом, а через неделю другой. В первом случае хозяева успели выбежать, кое-что похватав из утвари, во втором – отсутствовали. Напуганные жители поселка потребовали переселения в городские квартиры. Приезжали комиссии, осматривали местность. Поняли: деваться некуда, придется переселять. Не всех, конечно, пока самых крайних. А там видно будет. Может, перестанет сыпаться. Однако, как только дело доходило до предоставления жителям Водокачки квартир, у них появлялись отговорки: то район далекий, то жилплощадь маловата, то последний этаж не устраивает (или, наоборот, первый). Или вдруг заявляли, что их неправильно поняли, что никуда они из собственных родных домов, от политых потом и кровью садов и огородов не поедут, а пусть лучше начальство позаботится укрепить обрыв.

Водокачка примечательна еще тем, что сюда с некоторых пор повадились ездить свадебные кортежи. Когда-то, при социализме, они ездили фотографироваться к огромному памятнику Ленину, который своими колоссальными размерами превышал партийно-патриотические потребности даже такого немалого города, как Сарынск (впрочем, этот город всегда был купечески амбициозен). После упразднения советской власти и коммунистической идеологии стали кататься в парк Победы, к монументу воинской славы: осталась потребность сопрячь личное событие с чем-то эпохальным в жизни страны. Но вот и парк закрыли на долгую реконструкцию, кортежи мыкались кто куда, а потом набрели на это место. Новая традиция закрепилась в считанные недели. Тут нет никакого памятника, зато растет вековая береза, сколочены возле нее деревянный столик и пара лавок, то есть можно выпить и закусить, а главное – вид отсюда на окружающее удивительный, широкий, торжественный, чудятся вдали барки и челны, слышатся в исторической памяти песни про Стеньку Разина и про утес, что и требуется в соответствии с моментом.

Лет восемь назад многодетный и обстоятельный человек Равиль Ахтямов решил построить на Водокачке особняк. Начал серьезно, возвел полтора этажа, но тут плохие люди подвели его, втянули в долги, пришлось несколько лет все заработанное отдавать, бросив стройку. Рассчитавшись, горячо взялся опять за строительство. Подросшие сыновья помогали. Уже вывели стены под крышу, и тут ночью осыпалась земля. Один из углов дома повис над бездной. Ахтямову все сочувствовали и советовали разобрать потихоньку дом, построить на новом месте. Тот молча слушал, смотрел на повисший угол, потом нанял технику, людей, вдолбили в откос металлические трубы, подперли ими, как сваями, угол, выглядело вполне солидно. Возвели крышу, взялись за отделку… И опять осыпалось, и опять ночью, уже под другим углом. Лицо Равиля стало серым, когда он это увидел. Но тут же пошел опять за техникой и людьми – укреплять и этот угол. Укрепили. Семья пока живет в прежнем старом доме за Техническим оврагом (это официальное название, а обиходное – Теховраг), жена плачет и говорит Ахтямову, что никогда не переселится в новый дом. Муж молчит и изо дня в день работает, заканчивая отделку: стучит, сверлит, колотит. Сыновья безропотно помогают ему.

Дом Лили оказался впритык к высокому забору новостроя, но дальше от обрыва – последний дом поселка, рядом со свадебной березой. Лиля выменяла его на свою большую квартиру в центре – ради вида на Волгу, на небо, на просторы, раскинувшиеся за Волгой. Легче от этого, конечно, не становится, но глубоко не прав тот, кто считает, что все равно где умирать, – не все равно, очень не все равно.

9. СЯО ЧУ. Воспитание малым

__________

__________

____ ____

__________

__________

__________

Не переусердствуйте, чтобы не измотать себя.

Подушка сбилась.
Сегодня страшная слабость.
Трудно пошевелиться.
Гнетет тишина.
Стуки стройки не в счет.
Привыкла, будто их нет.
А он сидит тихо.
Нарочно тихо сидит за стеной.
Прислушивается.
Позвать.
Пусть включит телевизор.
Пульт далеко.
Будто нарочно оставил.
Для этого надо крикнуть.
Или стукнуть в стенку.
Или нажать на кнопку.
Он придумал, как в больнице.
Нажмешь – звонок.
Кнопка – в стене возле подушки.
Можно повернуть голову и уткнуться носом.
И будет звонок.
Но это когда совсем плохо.
И сейчас ей совсем плохо.
Но он тогда придет тревожный.
Она не хочет этого видеть.
Спросит: «Что?».
Она не хочет объяснять.
Она умирает от тишины.
Хочет звуков.
Но чтобы он тут же ушел.
Включил бы и ушел.
Без вопросов.
Надо набраться сил. И позвать.
Или стукнуть.
Лиля приподнимает руку.
И роняет ее.
Надо позвать.
Она пробует голос.
Шипение, страшное для самой себя.
Тихо откашливается. Появляется звук.
Она, обессиленная, готовится.
Несколько глубоких вздохов.
И – почти весело:
– Коля!

Он тут же входит – будто стоял за дверью и ждал.

Лицо радостное. Доволен ее веселым голосом.

Она пытается улыбнуться. Губы дрожат в усилии.

Он приподнимает руку: не надо, я понял – ты хочешь улыбнуться, не утомляй себя. Спрашивает: