Большая книга перемен - Слаповский Алексей Иванович. Страница 32

Яна очень хотела попасть в этот театр. Она и раньше думала об этом, о театре и о Егоре. А тут отцу поручили написать книгу о Костяковых. Совпадение показалось неслучайным. В это же время она уличила Ростика, что он постоянно созванивается и списывается с одной девушкой не из их компании, прицепилась к этому, устроила Ростику скандал, рассталась с ним. Стала свободной.

Решившись, Яна узнала телефон «Микса», позвонила и спросила, когда прослушивают актеров для театра. Ей ответили: по понедельникам, с четырех часов дня и до ночи.

– Что, так много людей?

– Да, так много.

Яна знала, что у «Микса» репутация театра не простого, экстремального, поэтому сама явилась в экстремальном виде, то есть своем обычном: черное и фиолетовое, кольца в ушах, в носу, на нижней губе.

Фойе театра было небольшим и просто оформленным – только афиши спектаклей. Сбоку загородка с вешалками – пустой по летнему времени гардероб. Дешевые фанерно-металлические стулья вдоль стен. Дверь в зал, за которой Яне чудилось что-то необыкновенное.

Очередь на прослушивание оказалась небольшой: две подружки-симпатюшки, обе блондинки, худой прыщавый юноша, нервничавший, и мужчина лет под шестьдесят, одетый опрятно, но бедно, похожий, подумалось Яне, на токаря-пенсионера. Или слесаря. Очень уж пролетарское лицо, бесхитростное. Неужели тоже в актеры хочет?

Из высокой двери вышла лысая худая девушка в широких штанах и полосатой футболке, обтягивающей подростковый ребристый торс без признаков груди.

– Кто первый?

Подруги переглянулись, наскоро поспорили шепотом, наконец одна решилась, встала.

Вошла. И вышла через пять минут.

Пожала плечами:

– Что? – спросила подруга.

– Ничего. Не гожусь.

– Почему?

– Не объяснил.

– Тогда я тоже не пойду! – сказала подруга.

– Ты чего? Попробуй!

– Не хочу! Я и раньше не хотела. Это ты…

– Я?! Да если б ты меня сюда не поволокла!..

Препираясь, они ушли.

Юноша был дольше, минут десять. Вышел, мотнул отрицательно головой и быстрыми шагами удалился.

Человек с лицом токаря-слесаря пошел к двери. Оглянулся на Яну. Вдруг перекрестился и открыл дверь решительной рукой.

Яна не выдержала, подскочила, приникла ухом.

Услышала громкое и распевное:

После этого тишина. Потом тихие голоса. Потом опять громкий, на грани крика, голос токаря-слесаря:

Послушайте! Ведь, если звезды зажигают – значит – это кому-нибудь нужно?

И опять тишина. Сразу же после этой строчки.

И опять негромкие, вернее, плохо слышимые голоса.

Голос слесаря-токаря. На этот раз он смирил свою мощь, не разобрать, что читает.

И опять тихо.

Дверь открылась, Яна едва успела отскочить.

Токарь-слесарь вышел, утирая пот со лба и, не глянув на Яну, пошел к выходу. Лицо у него было чистосердечно расстроенное.

Выглянула лысая девушка.

– Кто еще?

– Я.

– Заходите.

Яна вошла.

Ей стало странно и страшно, будто Золушке, попавшей во дворец. Сходство в том, что во дворце главное не блеск и богатство, а таинственность. Простой человек никогда не знает, что там происходит. Вот и в этом зале была – таинственность. Полумрак. Сцена с пятном света на полу, у края. Какой-то особый запах – дерева, материи. Шаги звучат гулко. Яна шла по проходу, озираясь.

– Идите на сцену, – послышался голос.

Яна поднялась по трем ступенькам, повернулась.

Прожектор светил в лицо, она отступила. Но луч тут же последовал за нею.

Яна щурилась. Она ничего перед собой не видела.

– Сейчас привыкнете, – раздался голос Егора.

Через некоторое время глаза действительно немного привыкли, но Яна по-прежнему ничего не различала, кроме смутных очертаний амфитеатром поднимающихся ступеней. В этом театре не было кресел, только ступени, Яна вспомнила, как однажды, когда была тут на спектакле, сидящий впереди массивный мужчина подался назад до упора, и ей пришлось пристраивать ноги вбок, чтобы он их не отдавил.

– Я вас не вижу, – сказала Яна.

– А вам зачем?

– Нет, но мне надо же видеть, с кем я разговариваю.

– Вы будете не разговаривать, а читать, – поправил голос девушки.

– А кому читать? В пустоту?

– В пустоту не хотите? – голос Егора.

– Вообще-то интересней видеть, кому читаешь.

– Может быть. Ладно. Дайте, пожалуйста, свет в зал! – обратился Егор к кому-то.

Дали свет – неяркий, но достаточный. Яна увидела Егора и сидящую рядом лысую девушку с блокнотом в руках.

– Как вас зовут? – спросил Егор.

– Яна, – с удовольствием ответила Яна. Она любила свое имя.

– Образование? Это не имеет значения, я просто спрашиваю.

– Среднее, собираюсь поступать на филфак.

Яне показалось, что лысая девушка усмехнулась.

– А почему вы так одеты? Это опять же безоценочно, – уточнил Егор. – Это просто вопрос.

Казалось бы, ответить легко: сказать, что всегда так одета. Но Яна отвечала не только Егору, а еще и этой девушке. И она вдруг сказала с улыбкой:

– Чтобы вам понравиться.

– Да? Вы решили, что мне это нравится? Почему?

– Ну, ваш театр называют же экстремальным. А я, типа, тоже экстремалка. Да нет, на самом деле я всегда так хожу, – все-таки призналась Яна.

– Вот! – сказал Егор лысой девушке. – Вот что важно. Я не понимаю, играет она или нет. Хочет понравиться – значит, играет, да? Но слишком естественно это делает. Мы бросаемся в крайности – или играть вовсю или совсем не играть. А в жизни любой человек немного наигрывает. Почти всегда.

– Конечно, – сказала Яна. – Я когда у родителей деньги прошу, это такой спектакль. На меня билеты надо продавать.

– Вы рассчитываете что-то заработать у меня в театре?

– Не откажусь.

– Вам нужны деньги? Зачем?

– А вам не нужны?

– Я не плачу актерам много.

– Я на самом деле не ради денег пришла.

– Хорошо. Что будете читать?

Яна подготовила несколько текстов. Стихотворение Ахматовой «Сероглазый король» – в первую очередь. Она знает его назубок. Читала своим раз сто. Они, хоть и любители альтернативной культуры, Ахматову уважали, а некоторые девушки при последних словах: «Нет на земле твоего короля…» – даже плакали, настолько проникновенно у Яны получалось. Хотя, если покурить как следует, и от учебника математики заплачешь.

Яна приступила к чтению.

Лысая девушка тут же начала снисходительно улыбаться.

Яна замолчала.

– В чем дело? – спросил Егор.

– Пусть она уйдет.

– Почему?

– Она меня сажает.

– Куда сажает?

– Ну… Так смотрит, будто я дура набитая. И я дурею. Это с детства. Когда на меня смотрят, как на дуру, я дурой и становлюсь.

– Если вы хотите играть перед публикой, должны привыкать.

– Будет публика – привыкну.

– Мне выйти? – спросила девушка. – Или смотреть на нее, как на умную?

– Не надо. Мы вас берем пока на месяц, – сказал Егор Яне. – Посмотрим в деле.

– Ты уверен? – удивилась лысая гадюка, которую Яна ненавидела всем сердцем. – Она даже не прочитала ничего.

– Зато она очень естественная. У меня на это чутье. Все, Яна, спасибо! Приходите завтра в одиннадцать. Хорошо?

Он еще спрашивает! – подумала Яна. Это так хорошо, как не бывает!

Она помчалась домой, чтобы спросить денег на парикмахерскую: срочно захотелось в себе что-то изменить. Стать более женственной. Не блондинкой, конечно, но все-таки. Чтобы отличаться от этой лысой, у которой пацанский вид, и, надо думать, Егору это приелось.

Отец, вместо того чтобы обрадоваться, что дочь наконец хочет привести себя в порядок, начал спрашивать, сколько стоит. Яна ответила.