Большая книга перемен - Слаповский Алексей Иванович. Страница 66

А Максим получал удовольствие от легкой административной разминки, к тому же он был теперь уверен, что дом ВОГ прибрать к рукам ничего не стоит. А прибрать надо хотя бы для поддержания репутации: некоторое время назад губернатор в присутствии Максима, в неформальной обстановке, обсуждал благоустройство центра, вспомнил про дом глухих и задал вопрос:

– У нас что, кроме инвалидов, там разместить нечего? Я вспомнил, там еще вывеска огромная: общество глухих. Будто хвастаются. Очень приятно, приезжают люди в город – и в центре натыкаются!

– Вывеску, может, помельче? Или убрать? – спросил кто-то из губернаторских придурков.

– Глухих убрать, – усмехнулся Максим, объясняя придурку то, что и так понятно. Он тут же уловил тайную мысль губернатора: дочка его Ульяна баловалась дизайном одежды, купила пошивочный цех вместе с людьми у разорившегося как раз перед этим неудачливого местного кутюрье, начала создавать модели, но магазинчик при этом цехе был крошечный, а вот в двухэтажном здании вполне можно разместиться. Там, кстати, и сцена есть, театр моды можно устроить.

– Я не говорю убрать, – поправил губернатор, чтобы, упаси боже, ему не приписали эту инициативу. – Я говорю: обдумать какое-то рациональное использование.

– Сделаем! – тут же пообещал Максим.

А пообещал – надо делать. Вот он и делает.

Принесли окрошку.

Шмитов, совсем стушевавшийся, принялся ее хлебать.

– С хлебом сытнее, – посоветовал Максим.

Шмитов послушно взял хлеб.

– А я пока посмотрю, что вы там хотели мне показать, – Максим протянул руку к ноутбуку.

– Да нет… Это ерунда… Глупость попалась, а я не подумал…

– Какая глупость, чего вы не подумали?

Максим насторожился. Чутье ему подсказало: тут не виды здания ВОГ и не документы с доказательствами законной принадлежности здания обществу.

– Дайте, я сам решу, глупость или нет.

Максим взял ноутбук, открыл, включил.

Шмитов глотал окрошку и потел, хотя в зале было прохладно, работали кондиционеры. Он не знал, как быть. Показать что-то другое? Фотографии – занятия кружков, мероприятия и тому подобное? Догадается, этот человек сразу догадается, что он хитрит. Да и файл помещен так, что первым попадется на глаза, на рабочем столе, и назван по-идиотски прямо: «Костяковы оранжерея».

И Шмитов молчал, и ел окрошку, нервно откусывая большие куски хлеба и давясь ими.

Максим увидел файл, хмыкнул, открыл. Молча просмотрел. Нажал на кнопки.

Удаляет, догадался Шмитов.

Максим закрыл крышку ноутбука, спросил:

– А копии где? В Интернет запустили?

– Нет.

– Тогда объясни, что происходит, – Максим перешел на «ты» потому, что глупый враг уважения не достоин. – Ты, значит, решил, что мне зачем-то нужен ваш этот глухой дом, ты начал за мной шпионить, снимать? Ну, и что наснимал? Чего там такого?

– Ничего… И это не я… Мне в руки попало и я хотел… Чтобы вы знали.

Ну вот, уже начинаем размахивать белыми флагами, подумал Максим. Уже готовы от тайной ненависти перейти к явным признаниям в преданности и любви. Типа того – проинформировать вас хотел, услужить вам.

– Ну, теперь знаю, – сказал он, – хотя оно того не стоит. С другой стороны, не люблю мелкой суеты вокруг фамилии Костяковых. Вы ведь слышали, когда я это у Павла в доме говорил?

– Нет. Меня там не было.

– А кто был? Кто снимал?

И Шмитов понял, что он сейчас скажет. Придется сказать. Без пыток, без мучительств, без угроз стереть с лица земли и посадить в тюрьму. А зачем они нужны, эти угрозы, если и так понятно: Максим, если захочет, и сотрет, и посадит. Так что, можно считать, все это уже было.

– Журналист один. Немчинов. Мой знакомый. Он просто так, он говорит: гулял мимо, увидел, взял и снял. Без какой-то цели. Он ко мне иногда приходит, ну, показал. Просто, говорит, интересно, о чем говорят? Я посмотрел: да ничего особенного. Говорю, не надо больше это никому показывать. А сам скопировал и вам принес…

Максиму было ясно: Леонард Петрович облекает свое предательство по отношению к Немчинову в благородную форму. И Максим решил даже облегчить его моральные страдания, оценить его действия как бескорыстные:

– То есть человек просто так снял, от нечего делать, а ты решил использовать в благих целях?

– Да, – обрадовался Шмитов подсказке. – Потому что думал, что вы… А если нет… В общем, чушь какая-то, затмение нашло. Жара, – совсем уж глупо пожаловался Шмитов.

– Ладно. Тем не менее ничего этого ты не видел и не знаешь. Иначе я тебя завтра же со всеми твоими глухонемыми выселю. И не в нормальное помещение, куда собирался, возле кинотеатра «Октябрь» – видел здание?

– Да… То есть… Припоминаю.

– Бывший районный Дом пионеров. Там у нас и детские кружки, и народный хор какой-то, вам веселее будет. Целый этаж дадим. То есть если правильно будешь себя вести. А нет – у нас и в Заводском районе пустых зданий полно, всего пятнадцать остановок на троллейбусе. Правда, троллейбус туда сейчас не ходит. Или ходит?

Шмитов не смог скрыть удивления. Значит, все-таки, это вы, Максим Витальевич, лично заинтересованы? – безмолвно задавал он вопрос, глядя в глаза собеседнику (и рад бы не глядеть, но не получилось отвести взгляд).

Максим, понимая его, усмехался: да, значит. Это я сначала думал, что с тобой надо как с нормальным дипломатию разводить. А теперь вижу, что можно говорить прямо. Как в боксе: с сильным противником защищаешься, прикрываешься перчатками, а со слабым опускаешь руки: давай, наскакивай, тут же по балде и получишь, и упадешь навсегда.

Максим этого не сказал и даже не подумал в ясных образах, но Шмитов догадался.

– Хорошо, – сказал он.

– Что хорошо?

– Устроимся в здании возле «Октября». В бывшем Доме пионеров… Хороший выход… Если городу нужно… А Немчинов ни при чем. Вы, если будете с ним говорить, на меня, пожалуйста, не ссылайтесь.

– Ты мне еще указывать будешь, ссылаться или нет. Не бойся, я его не обижу. Скажу только, чтобы не шутил, и всё.

– Спасибо.

– Пожалуйста. И приятного аппетита. Рассчитываться не трудись, моих гостей тут бесплатно кормят.

И Максим ушел.

Появился официант с судаком, открыл стеклянную крышку, поднялся ароматный пар. Судак лежал на тарелке целиком, истекал жиром, блестел золотистой коркой.

Шмитову совсем уже не хотелось есть, но он через силу обглодал судака до косточки и выпил огромный стакан морса до дна, словно опасался, что о его небрежении гостеприимством Максима официант может доложить хозяину.

28. ДА ГО. Переразвитие великого

____ ____

__________

__________

__________

__________

____ ____

Павел Витальевич был очень занят: несколько дней подряд решал запутанный вопрос о вагонах с лесом, которые он ждал, но которые заехали в другую сторону. Куда-то при этом исчез экспедитор вместе с документами, и, несмотря на то что без всяких документов принадлежность вагонов и груза легко было установить, их вдруг начали нагло и неприкрыто дербанить: пять вагонов ушли в Ртищево, десяток в Поворино, еще десять в Елец. Павел Витальевич обратился к руководству Юго-Восточной железной дороги, на территории которой произошли безобразия, руководство невозмутимо объяснило, что вопрос не к ним, а к начальству Приволжской железной дороги, которое уже два года не может объяснить пропажу аналогичного эшелона с лесом; не дождавшись возврата утраченного, устав терпеть убытки и получать судебные иски, Юго-Восточная дорога таким образом не взяла бы чужое, а вернула бы свое – если бы она захотела это сделать, но она ни сном ни духом. Павел Витальевич понял, что руководителей двух дорог надо мирить, ездил и туда и сюда, но не добился толку. Попробовал с помощью Максима использовать административный губернский ресурс – у него во всех областях знакомые. Но в том и беда, что Юго-Восточная дорога проходит через семь областей, а Приволжская – через три и совпадает из этих десяти только одна, Воронежская. Администрация Воронежа берется помочь, если администрация Сарынска поможет ей в том-то и том-то. Ладно, договорились. Но тут обиделась Липецкая администрация, что к договоренностям не привлекли ее. Кое-как уломали липецких, стали действовать сообща, но тут совершенно неожиданно объединились только что враждовавшие Юго-Восточная и Приволжская дороги, пожаловались министру, что на них давит территориальное начальство, пришлось Павлу Витальевичу ехать в Москву, объяснять, доказывать, просить и улещивать.