Большая книга перемен - Слаповский Алексей Иванович. Страница 70
Немчинов ждал звонка Максима. Три дня ждал.
На третий день, под вечер, Максим позвонил и вежливейшим голосом просил зайти завтра к нему в здание областного правительства. Он сейчас с утра до вечера занят, сидит там, поэтому извините, что в официальной обстановке.
– С утра можете? Часов в девять?
– Да, конечно.
С утра обычно казнят, неожиданно подумал Немчинов. Интересно почему? Чтобы человек весь день не мучился. Но сообщают обычно заранее, все равно мучается… Или: сделал дело – гуляй смело?
О предмете разговора Максим не сказал, но и так ясно.
Поэтому полночи у Ильи была бессонница, потом короткое забытье, вот этот вот кошмарный сон и пробужденье в половине шестого утра.
А без пятнадцати девять он был возле здания областного правительства. Обычно учрежденцы любят размещать себя в исторических постройках: и красиво, и солидно, и чувствуется связь времен, ибо, как ни крути, при любом строе власть остается властью, чиновники остаются чиновниками. Но для огромного аппарата облправительства подходящего здания не нашлось, поэтому они использовали построенные в семидесятые годы два корпуса богатого НИИ прямого государственного подчинения, занимавшегося чем-то очень сложным, возможно, космическим, что теперь, впрочем, уже неважно: НИИ сначала перестало заниматься этим важным, потом сократили штаты, а потом и вовсе освободили помещение.
Выглядит, конечно, убого: никакой архитектуры, одни окна.
Чтобы хоть как-то украсить, над входом недавно смастерили мозаичное (из кусочков цветного кафеля) панно. Местный Сикейрос изобразил то же, что он намалякал бы (и наверняка малякал) тридцать лет назад – веселую группу людей, одетых по профессии: космонавта в скафандре, рабочего в спецовке, колхозницу в фартуке, со снопом, интеллигента в костюме, с логарифмической линейкой, с рулонами чертежей под мышкой – на фоне каких-то стропил, подъемных кранов, труб и знаменитого сарынского моста, который был длиннейшим в Европе на момент постройки, и, хоть прошло уже сорок лет и появилось в Европе не меньше ста мостов длиннее его, он все равно остается графическим символом города и обязательно присутствует на любой открытке, на любом значке, где значится имя города. В композиции сквозили ощутимые пустоты, заполненные чем придется. Угадывалось, что художник использовал свой старый советский эскиз и на месте пустот были знамена и транспаранты с лозунгами. Но, поскольку лозунгов сейчас никаких нет (или они явно временные), пришлось добавить лишних труб и подъемных кранов.
В просторном прохладном холле Немчинов, естественно, сразу же уткнулся в турникет, возле которого стояли с одной стороны милиционер, а с другой охранник, одетый в черную робу с нашивкой, что делало его похожим на арестанта. Милиционер взял у Немчинова паспорт, выписал пропуск, сказал:
– Не забудьте отметиться, когда будете уходить.
– У кого?
– У того, у кого будете.
– А где Максим Витальевич сидит?
Милиционер удивленно приподнял брови:
– На втором этаже.
Видимо, нечасто он видит людей, которые, приходя к Максиму Витальевичу, не знают, где сидит Максим Витальевич.
Пока милиционер выписывал пропуск, охранник молча взял у Ильи наплечную сумочку с ремешком, открыл, осмотрел. Телефон, бумажник, блокнот, ручки. Потом Немчинова пропустили через арку металлоискателя и вдобавок обвели широкой короткой палкой, идеально подходящей для игры в лапту.
И вот Немчинов в приемной. Там сидела молодая симпатичная женщина, Илья представился, она нажала на кнопку и сказала:
– Максим Витальевич, Немчинов пришел.
– Пусть входит, – послышался голос.
В кабинете, кроме Максима, находился Петр Чуксин. Он сидел в углу у окна, рядом со шкафом, где теснились какие-то подарочные фолианты. Одну из книг Петр листал – чтобы занять руки.
Максим Витальевич вышел из-за своего широкого стола, приветливо поздоровался, усадил Немчинова в кресло перед столом и вернулся на свое место.
В кабинете было свежо, работал кондиционер, но Илье казалось, что все-таки жарко – ему с утра так казалось.
– Ну что, Илья Васильевич? – спросил Костяков.
– А что?
– Книга двигается?
– Книга? Да, в общем-то… Понемногу.
– Что узнали о наших предках? Это же интересно!
Растерявшийся Немчинов с пятое на десятое рассказал то немногое, что он узнал.
– Да, – покачал головой Максим. – Ничего не храним, ничего не бережем. Обрезали свое прошлое, как ножиком. Но что-то уже написали?
– Так, какие-то наброски.
– Можно посмотреть? Не пришлете?
– Там все не систематизировано.
– Пару страниц хотя бы, – подал голос Петр.
– Да, – сказал Максим. – Хотя бы пару страниц.
– Извините, журналистская привычка – пока материал не готов, я его не показываю. Все еще будет десять раз переделываться.
– Прямо уж десять? – спросил из угла Петр.
– Ну, не десять, но…
– Вы что же, хотите всю книгу написать, а потом показать?
Вот тут бы и сказать: не будет книги. А аванс верну в ближайшие два месяца. Максимум три.
Но вместо этого Немчинов тяжело вымолвил:
– В принципе да…
– Долго ждать, – сказал Максим. – Я думал, вы главы три-четыре написали. Но, если далеко не зашли, это даже лучше. Художественную книгу давайте не будем писать. Все-таки ко дню рождения. Давайте в таком духе, – Максим взял со стола толстую книгу, подобную тем, что громоздились в шкафу, подал ее Немчинову.
Тот ощутил вескую тяжесть – такими бывают альбомы по искусству, с репродукциями на веленевой бумаге. Книга называлась «Сын Волги» – об одном из бывших губернаторов Сарынска. Фотографии – подписи, фотографии – подписи. Между ними совсем немного текста, восхваляющего личные и трудовые качества сына Волги.
– Фотографии у вас есть, – сказал Максим. – Вы их просто берите и пришивайте к ним какой-нибудь текст. Павел в школе, Павел на производстве, семья Павла. О нас совсем чуть-чуть, я знаю, он хотел, чтобы про всех, но мы посоветовались и решили, что это в другой раз. А пока – вот так. Задача облегчается, правда ведь? И придумывать ничего не надо. Я попросил свою помощницу собрать биографические факты, она вам их буквально через два дня пришлет. То есть чисто такая будет стилистическая обработка.
– За те же деньги, – уточнил Петр с интонацией попрека.
– За те же деньги, – подтвердил Максим, но без этой интонации, а даже наоборот, как бы успокаивая щепетильность Немчинова.
Илья сидел и молчал.
– Какие-то вопросы?
– Да нет…
– Тогда всего доброго. Не забудьте у Лизы пропуск отметить.
Максим нажал на кнопку:
– Лизочка, есть кто-то еще?
– До десяти никого не будет.
– Вот и славно. Вас подвезти? – Максим посмотрел на Петра, тот отложил книгу и приготовился встать.
– Нет, мне тут пешком недолго.
– До свидания.
– До свидания. Книгу с собой возьмите. Для образца.
Немчинов встал и потащился к двери, зажав под мышкой книгу.
Вышел.
Секретарша Лиза приветливо глянула на него.
– Давайте пропуск.
Он положил перед нею пропуск. Лиза расписалась и поставила печать.
Но Немчинов медлил, не брал бумажку. Лучше бы они меня избили, подумал он. Лучше бы, как во сне, отняли телефон, выкинули из окна. Но нет, Максим оказался умнее. Иди, дескать, и гадай, почему я не стал говорить о какой-то там записи. Мучайся. Бойся. И пиши книгу. Подписи пиши. Хвалебные. Я тебя опустил. Ты будешь делать теперь то, что я скажу, – уже потому, что чувствуешь себя виноватым.
Примерно так он думает, размышлял Илья. А я так не хочу. И не буду.
Он резко повернулся и пошел обратно в кабинет.
Петр и Максим о чем-то говорили, посмеиваясь.
Надо мной смеются, подумал Немчинов.
Быстрыми шагами, будто боясь опоздать, он подошел к столу, положил фолиант и сказал:
– Я не буду писать эту книгу. А аванс верну. В ближайшее время.
– Когда? – спросил Петр.
– Нет, аванс возвращать не нужно! – недовольно глянул на него Максим. – Нужно написать книгу. Что вам мешает?