Мои друзья святые. Рассказы о святых и верующих - Горбачева Наталья Борисовна. Страница 16

А что же с перепиской двух наших великих? Митрополит Филарет был знаком со многими выдающимися литераторами и писателями, читал произведения Г.Р. Державина, И.М. Карамзина, А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, И.В. Гоголя, П.Я. Чаадаева…

Александр Сергеевич никогда не был атеистом и умер как христианин, исповедавшись и причастившись Святых Тайн перед смертью. Но случались у великого поэта такие периоды, когда его одолевало безверие, от которого терялся сам смысл жизни. Муки безверия [20] знакомы были поэту с молодости. Подтверждение тому – его стихотворение «Безверие». Оно хоть и было написано на заданную тему к выпускному экзамену в лицее, но в искренности и горячности выраженного чувства, без сомнения, есть личный опыт: несчастный, потерявший веру – «не злодей, собою страждет он… бродит он с увядшею душой, своей ужасною томимый пустотой… ум ищет божества, а сердце не находит…».

В 1828 году, в день своего рождения А.С. Пушкин, написал стихотворение, в котором как бы подводил итог прожитых лет. Итог печальный: «цели нет», «сердце пусто», «празден ум», тоска…

Дар напрасный, дар случайный,
Жизнь, зачем ты мне дана?
Иль зачем судьбою тайной
Ты на казнь осуждена?
Кто меня враждебной властью
Из ничтожества воззвал,
Душу мне наполнил страстью,
Ум сомненьем взволновал?
Цели нет передо мною:
Сердце пусто, празден ум,
И томит меня тоскою
Однозвучный жизни шум.

Поэт «сознает, что жизнь и всё, ей присущее, – дар, но этот дар Пушкин отвергает: он напрасен, не нужен и случаен, не имеет смысла. Отвержение дара Творца (а чей ещё может быть дар?) есть уже вызов Ему. И что значат эти вечные душевные муки… эта казнь души, зачем она, непонятная и оттого, быть может, бессмысленная? А далее уже не просто вызов, но богоборческий бунт… Власть Творца враждебна твари? Но тогда исполнение Его воли – бессмысленно, если не сказать более. Ничего не может быть страшнее этой мысли, рождаемой в уме человека и в душе его, в сомневающемся уме и в страдающей душе. Мы можем сказать, что сама христианская вера человека сопряжена с несомненным знанием того, что Бог есть высшая Правда, источник справедливости…» (М.М. Дунаев».)

Через полтора года это стихотворение было напечатано в альманахе «Северные цветы». Чутким сердцем узрела нелады в душе поэта дочь Кутузова Е.М. Хитрово, преданный его друг и духовная дочь митрополита Филарета. Она и показала «Дар напрасный…» своему духовному отцу. И буквально через три недели появился поэтический ответ святителя Филарета, который избрал ту же самую стихотворную форму, тот же стихотворный размер, те же три строфы из четырех строк, что и у Пушкина:

Не напрасно, не случайно
Жизнь от Бога мне дана,
Не без воли Бога тайной
И на казнь осуждена.
Сам я своенравной властью
Зло из темных бездн воззвал,
Сам наполнил душу страстью,
Ум сомненьем взволновал.
Вспомнись мне, Забвенный мною!
Просияй сквозь сумрак дум —
И созиждится Тобою
Сердце чисто, светел ум!

Чрезвычайно занятой человек, постоянный член Священного Синода, церковный первоиерарх, облеченный огромной властью, суровый аскет отложил все прочие государственной важности дела и лично ответил на «скептические куплеты» Пушкина. При том – не обличением, а проникновенными стихами, гениально «перелицевав» пушкинские. Какую цель преследовал святитель?

Митрополит Филарет прекрасно понимал, что Пушкин был поэтом национального масштаба, слово которого обладало огромной заразительной силой. Именно поэтому Московский митрополит не мог допустить, чтобы через талантливые стихи, напечатанные в одном из немногих массовых изданий пушкинского времени, распространялось пагубное для человеческой души чувство уныния и ощущение бессмысленности жизни.

«Так как подобная безотрадная философия распространяемая великим поэтом, не могла не производить смущения в умах тогдашнего общества, митрополит Филарет решил не оставлять его стихотворения без ответа, – считает митрополит Анастасий (Грибановский). – Его целью было доказать всем и особенно самому поэту, что наша судьба отнюдь не предопределена для нас слепым роком, как думали язычники, она управляема благою волею Творца и Промыслителя мира, указавшего для нее высокое назначение в приближении к Его совершенству. Мы сами становимся источником своих страданий, отступая от Него, и снова обретаем душевный покой и мир, возвращаясь в Его лоно».

Обращаясь Пушкину, святитель Филарет предостерегал от пагубной страсти безверия тысячи и тысячи читающей публики – не только современников, но и нас, отдаленных потомков.

Узнав об ответном стихотворении митрополита от Е.М. Хитрово, Александр Сергеевич немедленно послал ей записку, в которой среди прочего были слова: «… Стихи христианина, русского епископа в ответ на скептические куплеты! – это право большая удача».

Несерьезный, тон записки давал некоторым повод усомниться в искренности вскоре созданного поэтом покаянного стихотворения. Но, зная обстоятельства жизни того периода, трудно не понять, что это была лишь его бравада: «Пушкин смущен, встревожен, может быть, даже несколько напуган, – так объясняет ситуацию B.C. Непомнящий. – Полтора года назад он написал стихотворение мрачное, бунтарское, в сущности богохульное (неприятностями в то время грозили и куда более робкие проявления религиозного вольномыслия); и вот теперь, когда он уже пережил и оставил позади этот тяжкий момент (тем легче ему сейчас назвать «Дар напрасный…» «скептическими куплетами»), когда позади дело о «Гавриилиаде», подвергнувшее его совесть жестокому испытанию, когда он изрядно устал от целого ряда конфликтов с властями, от того, что любое начальство, от шефа жандармов до квартального надзирателя, непрестанно учит его, как себя вести, можно ли читать друзьям свои произведения или нельзя, куда ему ездить позволено, а куда нет (ибо он – после другого разбирательства, относительно стихотворения 1825 года «Андрей Шенье», – на всякий случай оставлен под надзором), – в это время высшее «церковное начальство» в лице первоиерарха, к тому же в светских гостиных пользующегося репутацией человека сурового и жестокого, тоже изволит его учить и делать – в стихах! – выговоры… И он, растерянный и раздраженный… отчаянно гусарствует, заранее по-мальчишески дерзит: «…это право большая удача». Но вот он получает от Е.М. Хитрово рукопись стихов митрополита и видит в них не гнев, не выговор, даже не поучение, а совет, увещание, тихую подсказку: «Вспомнись мне, Забвенный мною, Просияй сквозь сумрак дум…» – вовсе не то, чего он, заранее ощетинившись иронией, ждал… И тогда появляется ответ: «…Я лил потоки слез нежданных…»

В часы забав иль праздной скуки,
Бывало, лире я моей
Вверял изнеженные звуки
Безумства, лени и страстей.
Но и тогда струны лукавой
Невольно звон я прерывал,
Когда твой голос величавый
Меня внезапно поражал.
Я лил потоки слез нежданных,
И ранам совести моей
Твоих речей благоуханных
Отраден чистый был елей.
И ныне с высоты духовной
Мне руку простираешь ты,
И силой кроткой и любовной
Смиряешь буйные мечты.
Твоим огнем душа согрета
Отвергла мрак земных сует,
И внемлет арфе Ф и л а р е т а
В священном ужасе поэт.
вернуться

20

Об этих муках так говорил святой праведный Иоанн Кронштадтский: «…иметь духовные потребности и стремления и не находить им удовлетворения – какое мучение для души!