Сумеречный мир (СИ) - "Сьюзен МакКлайн". Страница 4

Протяжно вздохнув, я скинула капюшон с головы — длинные золотистые волосы упали на спину. Не могу поверить, что мне придется их покрасить. Темный цвет. Хм. Как я буду с ним выглядеть? Наверное, еще ужаснее, чем сейчас — мое бледное, как полотно, лицо отныне будет казаться ярче. Годы заточения в «тюрьме» и минимум солнца оставили свой след…

Когда я развела краску, то в последний раз взглянула на свое отражение, прежде чем измениться кардинально. Спустя несколько минут, темное вещество, будто кокон, обволакивало голову — я и не думала, что его хватит на мою густую шевелюру вообще. Прочитав в инструкцию, сколько следует держать краску, я собрала волосы в небольшую шишку на затылке. Кожу начинало щипать, и редко почесывая ее, я иногда задумывалась: а действительно ли это «побочный» эффект краски или у меня каким-то образом завелись вши? Вот что значит — первый раз менять цвет волос…

Стянув перчатки и выбросив их в мусорное ведро, я подставила руки под струю сковывающей пальцы воды. Какой бы ни была ледяной ее температура, то, что неожиданно промелькнуло за моей спиной, источало просто… мертвецкий холод. Застыв, я медленно выключила кран, боясь сделать какое-либо движение, а особенно — поднять голову. По спине пробежалось неприятное чувство, и я поняла, что на меня кто-то смотрит. Это могло означать только одно — галлюцинации вновь начались. Джейн не могла зайти сюда никак — я закрывала дверь, и, тем более, если бы тут лежала какая-нибудь неисправность в замках, и она бы оказалась здесь таинственным образом, я бы услышала это — ее шаги, скрип ржавых петель, дыхание… А то, что доводилось видеть только мне, - не издавало звуков. По крайней мере, такого еще не происходило, иначе моя шизофрения перешла бы на новый — тяжелый уровень.

Мне стоило волноваться, что моя очередная галлюцинация на сей раз источала температуру? Или это вообще был ветер, и никого сзади… нет?

Я нервно хихикнула. Ветер. Да-да. Ветер в закрытой ванной.

Мне стало совсем не смешно, когда я вспомнила, что тут не имеется окон или кондиционера.

Матерь Божья.

Запихав куда подальше страх и надеясь на лучшее, я резко подняла голову. В зеркале, где отражалась до чертиков испуганная девушка с непонятной дулей на голове, был еще кто-то. Точнее — размытый силуэт, который…

— О, черт! — я ринулась в сторону, сметая на своем пути корзину для белья и мусорное ведерко — было бы не так хреново, если бы его содержимое предпочло не вываливаться на меня, когда мне вздумалось распластаться на полу. Разнообразные бумажные изделия, разворачивать которые явно не было желания, валялись в моих ногах. — Фу! Боже, боже, боже! — Зуд прошелся по всему телу, и я поспешила встать на ноги, ухватившись за края раковины и избавляясь от прилипших листочков. И откуда столько бумаги?

Холод сковал меня с ног до головы, и я сжала губы в тонкую полоску, чтобы в случае чего не раскричаться. Буду орать — привлеку внимание Джейн. Привлеку внимание Джейн — навлеку на себя неимоверное количество неприятностей — а мне это надо?

Прежне не доводилось видеть, чтобы мои галлюцинации… пребывали в хорошем расположении духа. В зеркале та фигура вроде бы… улыбнулась мне. А может, это был оскал? В любом случае, мне нужно как-то игнорировать игры своего воображения или — самостоятельно избавляться от них. Без помощи таблеток. Без чьей-либо помощи.

Пока не наблюдаю никаких успехов…

Впервые со мной стали происходить невообразимые вещи в девятилетнем возрасте. Я нередко ощущала чье-то присутствие, оставаясь где-нибудь наедине с собой, и это, честно скажу, пугало меня до чертиков. Но когда я начала якобы видеть тех, кто нередко посещал меня и до какого-то времени оставался невидимым, страх вырос с астрономической скоростью — он вошел в список моих «постоянных гостей». Люди… Те люди, которых я видела, казались мне призраками. Душами умерших людей. Покойниками в прозрачных оболочках. Но даже тогда я знала — призраков не существует. Они — вымысел, как и бог. Незнакомцы, являвшиеся ко мне неизвестно зачем, были всего лишь галлюцинациями. Причем безобидными. Это я прекрасно понимала, сделав очевидные выводы.

Галлюцинации прогрессировали с каждым днем. Они не причиняли мне вреда, не разговаривали, а просто молча наблюдали за мной. Что самое интересное — люди, которых прорисовывало мое сознание, всегда были разными — как по внешности, так и по половой принадлежности. Должно быть, образы всех тех, кого я некогда видела на улице, откладывались в голове и представали перед моим взором в качестве надоедливых протеже призраков.

Первой моей реакцией при виде них был крик. Да-а, я кричала пронзительно и много, когда находилась во власти галлюцинаций. Для меня это было чем-то ужасным, чем-то непривычным, чем-то ненормальным. Но а как по-другому могла реагировать девятилетняя девочка? Тем более, мне зачастую мерещились люди с кровью на теле, какими-то порезами и синяками, отчего приходилось пересматривать свой вердикт насчет существования призраков. Я никогда не верила в сверхъестественное, и знала — нет жизни после смерти, история о боге, создавшего нас, на самом деле — вымысел, а призраки — бред сумасшедшего — ведь их существование невозможно.

Когда родители узнали, что их дочь с катушек съехала, они позвонили в психушку, и меня, привязанную к носилкам, задыхающуюся и обезумевшую атакой галлюцинаций, поместили в какую-то машину и увезли далеко от дома. Мама и папа поступили со мной кошмарно. Они не дали мне право поговорить с ними об этом. Один их звонок — и вот я уже в клинике для душевнобольных людей, заперта в тесной камере с белыми стенами, глотаю таблетки. Мне тогда едва было десять, а они… безжалостно лишили меня детства. Отец и мать никогда не любили меня — я это чувствовала. А особенно они показали свое отношение ко мне в тот злополучный день, когда со спокойными невозмутимыми лицами наблюдали, как меня помещают в белоснежный автомобиль и вкалывают в плечо снотворное. Я не помню, чтобы они звонили в клинику или навещали меня. Им было все равно, что с их дочерью, и в какой конторе она гниет. Я должна была злиться на родителей? Ненавидеть их? Конечно, должна была. Но гнев, разрастающийся во мне, будто сорняк, быстро улетучился. Я знала, как мне «повезло» с мамой и папой, и предполагала, что если бы они не отправили меня в психушку, могли бы сделать что-то ужасное — отказаться от меня — некогда девятилетней девочки, отдать в детский дом или сплавить в любое другое место. Хотя… что может быть хуже психушки?

Я чувствовала взгляд на своей спине, и не могла понять, почему могу его ощущать, словно прикосновение. Галлюцинации не действовали на меня так раньше. И они никогда не улыбались, кроме этого случая. Пусть мне и грезились какие-то размытые силуэты людей целых семь лет, но я все равно не привыкла к ним. Шизофрения свалилась на меня, как снег на голову. Я не была готова к ней. И сейчас не готова ее принять. Она — не часть меня. Я хочу от нее избавиться. И поскорее. Я сделала свой выбор.

Холод прокатился по пояснице, заставив, наконец, обернуться. Бледное осунувшееся лицо с опухшими глазами находилось буквально в нескольких сантиметрах от моего. Оно было почти прозрачным — сквозь него простирался «чудесный» вид на немытый веками унитаз, на котором, если верить маме, сидел кто-то из знатных людей (ну, конечно). Крик застрял в мгновенно-пересохшем горле, сердце совершило сумасшедший кульбит, и я была уверена, что вот-вот упаду в обморок. Прежде я не видела так четко свои глюки. Видимо, мой мозг сегодня постарался, прорисовав каждую черточку этого замученного паренька со странным… порезом в области сонной артерии. Видела ли я его раньше? Видела ли я когда-нибудь тез других незнакомцев? И что это за… рана у него?

Его тонкие губы разомкнулись. У меня перехватило дыхание, когда голос — низкий, хриплый, дрожащий, пробурчав, отдался эхом от пошарканных стен.

— П-помоги мне…

Мне словно врезали кулаком под дых. Не веря происходящему, я несколько раз моргнула — парень не исчез. Потом я, отпрянув на шаг назад, указала на него пальцем.