Филипп Бобков и пятое Управление КГБ. След в истории - Макаревич Эдуард Федорович. Страница 54

При Хрущеве, по существу, шло ослабление власти Советов. Сталин советскую власть не ликвидировал. А вот после его смерти советскую власть постепенно заменили партийной, потом – президентской. Известно, что в соответствии с решениями ХХVII съезда партии в ЦК были ликвидированы функциональные отделы. Они возродились только в военное время, потому что аппарат ЦК стал аппаратом ГКО – Государственного комитета обороны. Но когда кончилась война, примерно через год вновь началась ликвидация функциональных отделов. Партия превращалась в политический орган – управление агитацией и пропагандой, партийной организационной работой, иностранными делами. А вся власть уходила в Советы.

После смерти Сталина сразу же были воссозданы функциональные отделы в ЦК партии, и партия стала властной структурой. Причем власть ее ЦК отличалась тем, что была безответственной. Без этой власти ничего нельзя было решить, но когда решали ошибочно, то отвечал Совет, а не партийная власть. Так произошла подмена советской власти партийной.

Кроме ликвидации советской власти, шла и ликвидация самой партии – фактическое раздвоение партии на сельскую и рабочую. Это была уже несколько другая партия… Мы говорили: партия рабочего класса. Между тем за прошедшее время у нас в самом рабочем классе произошли большие изменения. Инженер нередко работал как квалифицированный рабочий, получал зарплату как инженер, но в партию его не принимали, потому что он номинально не рабочий… То есть человеку, который создавал какие-то сложнейшие машины, в партию вступить было труднее, чем слесарю-сантехнику. Разве такая ситуация была на пользу партии? Почему у нас младшие научные сотрудники в большинстве своем оказались в некоторой оппозиции? Потому что имели определенные ограничения не только в заработной плате, но и вообще.

Мы стали работать на частностях, ушли от теории марксизма, так что основной путь развития нашего государства потерял свою методологическую основу.

Неудобная проблема – деградация партии. Вскоре после смерти Сталина стала возрождаться система подарков, появилось преимущество в обеспечении… Потом появилась небрежность в отношении к трудящимся, к их заявлениям – все это неизбежно отдаляло руководство от народа… В последние годы секретари обкомов, ответственные работники в основном отдыхали за границей, правда, по приглашению компартий некоторых стран. Стал появляться новый образ жизни, шло расслоение общества… Хотя и Хрущев в свое время пытался что-то выправить, и Брежнев в первые свои годы был очень активен. Ему было трудно, многие ситуации надо было исправлять, а как только он начинал это делать, все кричали, что это возврат к сталинизму. И он прислушивался к этой критике.

Когда же Брежнев фактически вышел из строя, то его окружение, боясь его ухода и цепляясь за власть, повело страну к развалу, отойдя от многих принципов социализма.

Ю. В. Андропов, ставший главой государства после Брежнева, был не только убежденным коммунистом, но и очень трезвым реалистом, прагматиком. Говорят, что он – автор перестройки. Это ерунда! Когда Юрий Владимирович стал Генеральным секретарем, то в своей первой и, к сожалению, единственной работе он сразу вернулся к Марксу. Сразу! Он сказал, что надо посмотреть на то, в каком обществе мы живем, и по Марксу определить, что нам теперь следует делать.

Он мне говорил, что мы должны разобраться в том, какой у нас социализм. Что у нас в социализме можно и нужно корректировать, поправлять, модернизировать, развивать, от чего избавляться. Но ведь другого социализма в мире нет, и никто не знает, каким он должен быть в идеале… А потому надо разобраться в том, что у нас есть, и идти дальше. Именно так поступает первопроходец. Перестраивать социализм Андропов не собирался.

«Прорабы перестройки» не продолжили путь первопроходцев строительства социалистического государства. Сознательно или же по иным причинам, под лозунгами «возврат к Ленину», «социализм с человеческим лицом» начался откровенный возврат к капитализму. Прямую дорогу к нему открыла «Беловежская пуща», которая отвечала и намерениям Запада, стремившегося путем «горячих» и «холодных» войн изменить конституционный строй в СССР. Возможно, именно поэтому лица, подписавшие в Беловежье антиконституционный акт, сначала доложили об этом президенту США, а уж затем – президенту СССР. Первый из президентов искренне поздравил разрушителей, а второй – спокойно ушел в отставку.

Поначалу мы все исходили из того, что работаем на улучшение социализма. Когда увидели, что эта перестройка ведет к капитализму, вот тут начался раскол нашей Коммунистической партии, которая, к сожалению, в то время была страшно рыхлая. По моему убеждению, разговор о том, что социализм ликвидирован, не имеет под собой основы, социалистический строй рано или поздно все равно будет развиваться. Только, видимо, не у нас…

То, что сейчас делает Китай, – это и есть социалистический путь. Причем основанный на ленинских, марксистских принципах. Китайцы от марксизма не отказались, почитайте статьи Дэн Сяопина. Китайцы очень внимательно изучают наш опыт, очень аккуратно относятся к нашему социалистическому прошлому, совершенно не подвергая его никакой критике. Но повторять наши ошибки не хотят. И не повторят.

В 1921 году, когда левые коммунисты шумели, что мы вот-вот совершим мировую революцию, Ленин сказал, что нам надо взвесить очень многое, и прежде всего – не зазнаваться. Мол, мы считаем, что уже никогда не будем в арьергарде коммунистического движения, но не исключено, что центр тяжести этого движения переместится в Индию или в Китай, и мы должны быть готовы это пережить. Не пережили! Как только центр стал перемещаться, мы сразу насмерть порвали все отношения с Китаем – в 1956 году. Китай сейчас идет социалистическим курсом с учетом того, что было у нас. В основе его успешного развития – ленинское положение: народная власть и государственный капитализм.

Конечно, западные спецслужбы многое сделали, чтобы развалить Советский Союз. Но занимались этим не только спецслужбы, это была продуманная политика всего Запада, вылившаяся в определенные программы. Это была правительственная политика государств, а спецслужбы были исполнителями. Вся беда была в том, что у нас в государстве и в партии не было придано серьезного значения холодной войне.

О том, что идет холодная война, говорилось все время. Но серьезной контрпропаганды, серьезного противодействия идеологическому противнику практически не было. По существу, мы находились в слабой обороне. Наши спецслужбы довольно активно боролись против идеологической экспансии. Но дело в том, что не было государственной политики в этой борьбе. Эта политика должна была выражаться не столько в критике противника, а в познании того, что и как используют западные спецслужбы в борьбе против нас. И потом, зная это, – вырабатывать свой комплекс мер противодействия.

Западные спецслужбы и правительства очень серьезно использовали межнациональные отношения. У нас в это время уже было достаточно промахов. Мы их видели и беду эту в будущем ощущали. Было ясно, что, если мы не сможем своевременно реагировать на начинавшиеся межнациональные распри, мы очень многое потеряем. Мы все охотно пили за дружбу народов, клялись в этой дружбе, но, как только разъезжались по своим квартирам, эта дружба оставалась в застолье. Между тем на радио станции «Свобода» были 22 национальные редакции, работавшие на СССР на национальных языках Советского Союза. И они вели пропаганду именно в этом ключе.

Но какова была позиция партийного руководства на информацию КГБ? Вот, например, изучали вопрос по Эстонии в ракурсе национальной проблемы. Стало ясно, что надо очень серьезно работать по этой проблеме – прежде всего с Центральным Комитетом эстонской Компартии. Андропов направил записку в ЦК КПСС, чтобы на Политбюро послушали и обсудили этот вопрос. Записку долго перекладывали с места на место и в конце концов вынесли решение отправить ее на бюро ЦК Эстонии, мол, пусть они ее там проработают. Дело кончилось тем, что сняли с поста председателя КГБ Эстонии и продолжили жить, как жили.