Рейд выживших - Сизов Вячеслав Николаевич. Страница 65

Ночью сюда нами были переброшены два «желтых» штрафных батальона, артиллерийский дивизион и взвод танков. Все эти силы были брошены в контратаку. К обеду немцев выбили в пригороды Уречья. Ворваться на плечах противника в городок не удалось. Наши цепи были встречены огнем противотанковых орудий и несколькими десятков пулеметов. То же самое произошло и при атаке города со стороны местечка Рыбак. Откуда у немцев было столько орудий и пулеметов, тогда еще не было известно. Пленные же молчали. Пришлось задействовать авиацию и тяжелую артиллерию.

Во второй половине дня наши «СБ» и «Чайки» трижды бомбили и штурмовали позиции немцев в городе. Только после этого удалось ворваться в город. Бой в городе затянулся на несколько часов. Немцы оборонялись ожесточенно. Каждое здание приходилось брать с боем. Потери были большие, что у нас, что у них. И это несмотря на то, что штурмующие группы были дополнительно усилены пулеметными расчетами, противотанковыми орудиями и танками. Командовали штурмовыми группами мои «панцерники», ставшие взводными. В подчинении у них были по два десятка штрафников – украшенных желтыми лентами и такого же цвета кругами на гимнастерках, вооруженных малыми пехотными лопатками, бутылками с зажигательной смесью и гранатами. Стрелковое оружие себе они добывали в бою. Все выжившие в том бою штрафники вошли в сводный штурмовой батальон. Не выдержав удара, немцы с боем отступили из Уречье в сторону Глуска. Добили их у местечка Таль….

Только после взятия города и изучения трофеев стало понятно, почему немцы так упорно оборонялись. Кроме полка тут располагался штаб, разведбат, тяжелый артиллерийский дивизион и части обеспечения охранной дивизии.

Авиацию применяли не только мы, но и немцы. Их штурмовики и бомбардировщики бомбили наши позиции у Ляховичей, Клецка. Досталось Слуцку и Старым Дорогам. Слуцк в тот день бомбили трижды. Причем в налетах участвовало несколько десятков самолетов одновременно. Зенитчики активно оборонялись. Они сбили три «Ю-87». Еще два штурмовика и три «мессера» записали на свой счет истребители. Немцы тоже записали на свой счет четыре борта. Тут против нас работал закон больших чисел. Немецкие истребители действовали с аэродромов в Минске и Бобруйске, и их было в десятки раз больше, чем шесть моих. Единственное, что нас спасало, это наличие двух аэродромов и активная работа ПВО. Вопрос по завоеванию господства в воздухе был решен только через два дня, когда взяли Бобруйск.

Службы штаба работали в авральном режиме. Никто и не говорил, что будет легко. Хорошо еще, что среди бывших пленных нашлись кадровые работники штабов дивизионного уровня. Так что работа штаба группы войск налаживалась. Со многими населенными пунктами восстановили телефонную связь. В наиболее крупных местечках наладили комендантскую службу. Кадровики совместно с особистами и медиками наладили учет и расстановку бывших военнопленных. Личный состав был разделен на две части – тех, кто может встать в строй, и тех, кто не может. Тех, кто не может, отправляли в госпиталь или на аэродром для эвакуации в тыл. Тех, кто мог встать в строй, условно делили на боевых и рабочих. Часть прошедших фильтр сразу направлялась на формирование боевых подразделений, остальные – в ремонтно-восстановительные бригады и аэродромные команды, комендатуры местечек, запасной батальон. Людей надо было привести в форму, подлечить и откормить. Тыловики с ног сбились, ища продовольствие и одежду. Их жизнь немного облегчили трофеи, взятые в Уречье. Там были захвачены две тысячи голов КРС и свиней, приготовленных немцами к вывозу в Германию и для забоя. Там же нашлись четыре тысячи лошадей, конфискованных оккупантами у населения.

Фильтр работал на всю катушку. Но работы было слишком много. Согласитесь: сорок четыре тысячи военнопленных и неустановленное число «зятьков» пропустить через него – задача не из легких. И это при отсутствии нормальных условий работы и антисанитарии. Кроме моих погранцов на него были привлечены все освобожденные из лагерей сотрудники НКВД. Правда, часть из них была отправлена в «желтый» штрафбат, как не прошедшие фильтр. Не тратить же на них свои патроны. Из тех, кто участвовал в бою за Уречье, выжили единицы. В штурмовых группах выжили только наиболее удачливые и смелые. Каюсь, я специально использовал желтые ленты и круги на одежду, взятые в еврейском гетто. На немцев это действовало как красная тряпка для быка. Повторно в плен они их не брали.

Одним из наиболее важных событий того дня можно считать выход на соединение с нами отряда командира 6-й кавалерской дивизии генерал-майора Константинова. Будучи тяжело раненным в боях за Минск он с группой своих бойцов с боями выходил из окружения. Узнав о разгроме немецкого гарнизона в Копылье и освобождении района от оккупантов, они вышли к нашим постам в районе Великая Раевка. Соловьев об этом немедленно доложил мне. Генерал появился ой как вовремя. А то моя нервная система могла не выдержать неприязненных взглядов и разговоров за спиной «шпалоносителей». Очень уж некоторых из них коробило мое командование. Я бы перетерпел и пренебрег, но боялся, что сорвусь. Начну злобствовать и проявлять свою «чекистскую» сущность, ставя каждого второго непонимающего к стенке. Дело могло пострадать. Итак, часть наиболее активных злопыхателей отправил командовать подразделениями боевых участков. Еще парочка пополнила собой ряды носителей «желтых лент», погранцы, разбирая документы лагерной администрации, накопали на них компромат. Но ведь всех недовольных и неуверенных в успехе не отправишь скопом в желтоленточный штрафбат, кто-то должен и в штабе вкалывать.

Наша встреча с Михаилом Петровичем, как написали бы в будущем, прошла на высшем уровне, в приятной атмосфере. Общий язык нашли быстро. Я ввел его в курс дела, рассказал о своем видении ситуации и планах на будущее. И главное – предложил ему руководство войсками. Договорились обо всем практически сразу. Михаилу Петровичу я передавал все заботы, связанные с военнопленными, штабом и населением.

Штабными жителями эта новость была принята с восторгом. Они тут же сварганили приказ по группировке и акт передачи дел. Согласовывать этот вопрос с Москвой не стал. Надеюсь, они там меня поймут. Константинов великодушно предлагал мне должность своего заместителя. Но я отказался. Не нагулялся еще. Шило в одном месте играло. В качестве отступного я оставил Михаилу Петровичу связные самолеты, комендантскую роту, Особый отдел, часть роты связи, радиоузел и шифрокнигу. После подписания всех необходимых документов, забрав своих бойцов (не связанных с передачей дел), убыл на фронт в Старые Дороги. Еще днем туда ушла наша тыловая колонна и часть комендантской роты. А после взятия Уречья – танковая рота, штурмовой батальон и «панцерная» пехота. Наша штабная колонна представляла собой довольно интересное зрелище. Два десятка тяжелых грузовиков с прицепами, десяток гусеничных транспортеров, набитых личным составом, три штабных автобуса, радиостанция и взвод связи, шесть самоходных зенитных установок, смонтированных на шасси «Т-26», противотанковый дивизион, разведрота на бронетранспортерах, два десятка мотоциклистов, несколько легковых автомобилей, шесть бензовозов, несколько мастерских составляли ее.

Ночью с 22 на 23 июля наша авиация наносила бомбовые удары по Осиповичам и Бобруйску. На обратном пути бомбардировщики делали посадку на аэродромах Н. Гутков и Слуцк, эвакуируя оттуда раненых. Дальнейший их путь лежал в Шаталово и Гомель.

Наш путь лежал как раз мимо аэродрома, и я решил туда заехать, посмотреть, что к чему. Как раз перед нашим приездом оттуда взлетело несколько «ТБ-3». С трассы было видно, как эти гиганты, натужно гудя моторами, медленно поднимались в небо. Мы попали во время паузы. Самолетов, кроме двух дежурных «Чаек», не было. Меня встречали комендант, назначенный из «моих» пограничников, и эрпэшник из числа раненых летчиков, освобожденных из лагеря военнопленных. Радиосвязь аэродром поддерживал с Шаталово, Гомелем и аэродромом в Слуцке. Его охрану несли взвод пограничников и стрелковая рота. Все они были из числа бывших военнопленных. Претензий к организации охраны у меня не было. ПВО осуществляли четыре расчета 20-мм трофейных орудий, еще пять орудий были повреждены в ходе боя за аэродром, и над ними колдовали механики. Колдовали они, несмотря на позднее время, и над авиационной свалкой, пытаясь найти запчасти и восстановить еще несколько самолетов.