Жизнь против смерти - Пуйманова Мария. Страница 23

Нелла тяжело вздохнула. Вместо любимого мужа ей возвращают выжившую из ума бабушку.

Барборка и прабабушка когда-то были на ножах. Но с тех пор столько воды утекло, ведь это было еще до войны. Кому охота разжигать старинную распрю! К нам пришла немчура, и нужно держаться всем вместе. Немцы выгнали прабабушку, и Барборка приняла ее так же сердечно, как беженцев из Судет.

— Добро пожаловать, — сказала она, — милости просим опять домой.

Но старуха, которую поддерживали с двух сторон Еленка и Станислав, прошла мимо Барборки как истукан и ничего не ответила. Напрасно старались обратить ее внимание на Барборку. Прабабушка совсем оглохла, она плохо видела, бедняжка. Ходьба стала для нее тяжелым трудом. Говорить ей было утомительно. Но тем не менее Барборка обиделась.

К встрече старухи она испекла сдобную булку, а каждая хозяйка знает, чего стоило в эти голодные годы наколдовать из жалких запасов приличное печенье. Старуха ковырнула булку, отодвинула тарелочку и объявила:

— Как подошва. Какая недотепа это пекла?

— Обмакни, бабушка, в кофе, булка и размягчится. Понимаешь, сейчас не достать ни яиц, ни масла.

Прабабка и знать ничего не хотела.

— Отрава, да и только, — нахмурилась она. — Опять Бара чего-нибудь подмешала?

Это было невероятно! Старуха не заметила, что за время ее отсутствия в доме не стало двух мужчин — Скршиванека и Гамзы, — ни единым словечком о них не обмолвилась. Попросту забыла об их существовании. Митю она называла «Станичка», думала, что Станя все еще маленький, хотя увозил ее из Крчи взрослый Станислав. Люди и времена путались у нее в голове, но своей ненависти к Барборке она не забыла. Как только прабабушка очутилась в старой обстановке, без своих сверстников и сверстниц из Крчи, ее мысль начала вращаться вокруг Барборки и прясть черную нить ужасных историй о ее кознях. Эта Бара выгнала ее из Крчи, чтобы совсем здесь обобрать, украсть дырявую соломенную шляпу (которую Нелла давно сожгла), запрятать очки, сломать палку. Бара — продувная бестия! Прабабушка высказывалась вслух, разговаривала сама с собой. Барборка это услыхала, и пошло, и пошло. Ее добрые намерения разлетелись, как карточный домик. Вернулись прежние времена вражды, полной упрямства, сведения счетов, злобы и бессмыслицы. Это были мелочи по сравнению с ударом, нанесенным Нелле смертью Гамзы, это были мелочи по сравнению с огромным народным бедствием. Но никто не поверит, как такие уколы могут отравить самое глубокое горе. Боже, какое это было мучение! Прабабушка взяла да и рассердилась на что-то! И какую штуку выкинула, запершись у себя. И надо же было оставить ключ в дверях!

Прабабушка спала и не открыла Нелле, принесшей ей завтрак. Конечно, случалось, что старуха дремала все утро. Но на этот раз прабабушка не вышла к обеду, как к ней ни стучались. Она заперлась на ключ, чтобы не могла пробраться Бара. Нелла и Станя никак не могли войти к прабабушке. Так и не достучавшись, они вынуждены были попросить швейцара взломать дверь.

Швейцар Галик приступил к работе с обычным профессиональным спокойствием. Он осмотрел замок и взялся за работу в присутствии восхищенного Мити, не слушая того, что говорилось у него за спиной. Еленки еще не было дома. Галик молча пилил, ломал, пыхтел и пробовал: еще держится, черт ее дери! Глухие удары, треск, дверь трясется. Судьба опять ломится в дом. Ведь там, за этими запертыми дверями… Трах! И двери распахнулись. Митя кинулся в комнату.

— Нечего тебе там делать! — закричала Барборка, схватила Митю за плечо и вытащила упирающегося мальчика вон.

Старуха, наверно, померла, и Митя только понапрасну испугается.

Но скрытое от нас оказывается иным, чем мы предполагаем.

Нелла со Станей вошли через взломанную дверь и, к своему удивлению, нашли на пустой постели только полосатый матрас. Все перины были разбросаны в страшном беспорядке по комнате. Прабабушка постлала себе на полу. Она не подняла растрепанную белую голову со сбившихся подушек. Но она смотрела. Было непривычно видеть на полу ее большое желтое лицо со светлыми глазами. Она сказала:

— Почему вы не дали мне есть? Я голодна.

Упала? Нет, она не расшиблась. Бабушка, бабушка, что ты сделала? Они не могли поставить ее на ноги даже втроем. Она хуже лошади, прости господи! Она ни с места. Но — господи, прости нас! — кто знает, какие мы сами будем, когда нам пойдет девятый десяток!

— Тоже придумали, — жаловалась прабабушка с полу, — поставить гроб на окно. Мимо проходила похоронная процессия, и мне все время совали в окно гроб.

— Когда мерещатся похороны, это значит к свадьбе, — возразил швейцар Галик. — Да вы, бабушка, возьмите меня попросту за шею, ничего, не стесняйтесь. Обнимемся. — И с помощью Станислава ему удалось перенести старуху на чистую постель.

— Сразу видно, что стелил пан Галик, — выдумала прабабушка, радуясь, что ей мягко.

Она почувствовала детское доверие к швейцару. Неллинька со Станичкой были так взволнованы, суетились и все время предлагали прабабушке сделать что-нибудь неприятное. То пусть она проглотит таблетку, которая не идет в горло, то пусть позволит умыть себя, а от воды только ревматизм бывает. А пан Галик никого не огорчит.

— Это были не похороны, а свадьба, — радовалась вслух прабабушка. — Это был вовсе не гроб! Это была невеста, сказал пан Галик, — бормотала она в постели.

Теперь, когда она очутилась в тепле и безопасности и Неллинька напоила ее горячим чаем, у прабабушки порозовели щеки и развязался язык.

— Я пришла к себе в комнату, — рассказывала она с непривычной общительностью. — Гляжу — стоит другая мебель. Сверху черная, внизу белая. Подхожу к постели, смотрю — а она без перины, только такие три горсточки скверных перьев или кудели, даже и не помню теперь. Это Бара подменила мне перины. Ты всегда ее защищаешь, Неллинька, ты же ничего не видишь. Вечером, когда вы спите, Бара открывает дверь отмычкой и щиплет перья. Всю ночь перья пересыпает, — сообщала прабабушка с тайным ужасом, точно видела Парку за работой.

Нелла, ожидая возвращения Еленки из амбулатории, поставила старухе термометр. Температура была немного повышена.

— Для нее было бы лучше тридцать девять, — сказала Еленка матери. — Такая низкая температура не соответствует диагнозу. Это значит, что организм плохо сопротивляется.

Еленка выслушала и выстукала прабабушку с той же профессиональной обстоятельностью, с какой швейцар открывал запертую дверь, и установила, что у старухи левосторонняя пневмония. Попросту говоря, воспаление левого легкого. В таком возрасте… Елена не отличалась склонностью к пессимизму, но дело, вероятно, кончится плохо. Ну, сделаем что возможно. И Еленка принялась кипятить шприц. Впрыснем бабушке пульмохин, а на ночь она получит камфару.

— Елена, какое это было лекарство, им еще в Лондоне победили гриппозную эпидемию? — напомнил Станя.

— Пенициллин, препарат из плесени, это чудодейственное средство, но здесь у нас его нет.

— От старости не вылечишься, — проворчала Барборка. — И охота вам мучить старого человека.

Нелла робко присоединилась к ней. Бабушка отроду не знала, что такое врачебная помощь. Она лечилась травками, мазями. Не испугается ли она инъекций? Стоит ли ее мучить?

Елена не отвечала. Она терпеть не могла, когда ей мешали работать.

— И что с этим газом делается, — заметила она, устремив взгляд на стерилизатор, над которым вилась слабенькая струйка пара. — Целая вечность! Горит, как поминальная свечка.

Что поделаешь, война.

Каждый раз происходила одна и та же церемония.

— Кто там? — спрашивала прабабушка с постели.

Она плохо видела, плохо слышала, но каким-то шестым чувством улавливала присутствие людей в своей комнате. Она сразу чувствовала, что кто-то вошел в дверь.

— Это я, — с невинным видом отвечала Еленка, пряча за спиной опасный инструмент. — Хочу посмотреть тебя, бабушка, хорошо ли ты себя ведешь? Как нога? Не беспокоит? Покажи ножку.

— Как бы не продуло, — отговаривается прабабушка.