Королева ночи - Окатова Александра. Страница 50

Она поставила картон на письменный стол и пошла смотреть на могилы родителей через стекло.

Шёл дождь. Зелень была такая яркая, сочная, стволы дубов намокли и стали почти чёрными, и дождь мерно и безразлично стучал в окна.

Она стояла долго, наверное час, или больше.

Как будто прощалась с зелёной лужайкой, потому что собиралась сменить её на охряно-золотую, потом пошла в комнату на втором этаже и легла на кушетку.

Утром она проснулась и первым делом посмотрела на витраж: на нём среди густых рощ, под грозовым небом на маленьком ослике ехал в Египет старый Иосиф с молодой женой и неизвестно чьим сыном. Спина у него была сгорбленная и он, вероятно, чувствовал себя несчастным.

Она приветливо кивнула скульпторше, которая занесла молоток над головой мужчины, наверное, она его очень любила, если сейчас так ненавидит, подумала она. И посмотрела на вторую лампу: принц на коне и принцесса, которая своего не упустит, крепко схватила коня под уздцы, значит она там, где надо, она спустилась вниз, мельком глянув в зеркало: каштановый – очень красивый цвет, особенно в сочетании с зелёными глазами.

Она вошла в кухню и увидела, что мать спешно перевернула фотографию в рамке лицом вниз. Кто это? – хотела спросить она, родители переглянулись и мать уронила фото на пол, вроде нечаянно. Брызнули осколки. Она, чтобы не расстраивать мать, сделала вид, что ничего не заметила, улыбнулась и поставила чайник, налив туда голубой, как небо в её прошлых снах, воды.

За окнами шелестел голубой дождь, промытая трава была ярко-золотая с охристым оттенком, свежая, а под дубами не было могильных камней.

Ангел хранитель

У Маши, Марии Михайловны Окуневой, всю жизнь всё было не так, как у всех нормальных людей. И семья, и квартира, и работа, то есть работы-то как раз и не было. И семьи в общем-то тоже, да и квартирка тоже не ахти. Маша со своей кошкой, это как раз к слову о её семье, жила в самом старом из жилых зданий Москвы, по адресу Потаповский переулок, дом шесть, построенном, как гордо рассказывала Маша всем, кто проявлял хоть малейший интерес к ней самой, в год восстания декабристов, которое произошло как известно в 1825 году. Сама Маша никакого отношения к восстанию декабристов, а так же к дворянству не имела, а, может имела, только не знала об этом, в том же достопамятном 1825 году произошел первый в мировой истории кризис на фондовом рынке в Лондоне, ну, к этому Маша точно никакого отношения не имела, и даже не знала об этом факте, и по этой причине никому об этом не рассказывала. Какие разные страны, не правда ли? В Лондоне – кризис на фондовом рынке, а у нас – восстание декабристов, масоны, упразднение самодержавия, союз Спасения, «Зелёная лампа», гибель солдат, которые вряд ли понимали, зачем их вывели на площадь, Маша почему– то видела в этом сходство со своей неустроенной жизнью и высокими устремлениями и была тайно и естественно, безответно, по причине фатального расхождения в веках, влюблена в князя Оболенского.

Маша сидела у себя в кухне и грустила. Деньги подходили к концу, практически уже подошли, ещё немного и они совсем уйдут, и они с кошкой будут сидеть голодными, если Маша срочно не выйдет на работу, но прежде надо её найти, а уж потом выйти, а уж выйти-то Маша выйдет, это она умеет! Маша налила Марте, полное имя – Мартышка, молока и смотрела, как она аккуратно подхватывает капли молока розовым язычком. Мартышка жила у Маши ровно год. Она – подарок. Её подарил Машин жених, а потом женился. На Машиной лучшей подруге Ире. Но ничего хорошего из этого не вышло: Машин бывший жених и бывшая подруга Ира расстались отнюдь не друзьями сразу после свадебного путешествия. Подаренная Марта, напоминала, конечно, сначала о нём, но потом перестала, сейчас вот что-то вспомнилось по причине плохого настроения.

Марта вылизывала блюдечко, Маша – чайную ложку и розетку из под остатков варенья, когда в кухне погас свет, счёт за электричество, – вспомнила Маша, – я так и не оплатила! Она при свете фонарей и окон дома напротив поставила посуду в раковину, завтра помою, подхватила рукой под мягкое тёплое пузико Марту и, шаркая тапочками, поплелась в спальню, не обратив внимания на тень, похожую на человеческую фигуру, сидящую нога на ногу на подоконнике, обняв колени сплетёнными руками. Тень закряхтела, слезла с подоконника, потянулась, почесала маковку, безнадежно махнула крылом и исчезла, то есть исчез. Машин ангел хранитель. Услышав трубу, зовущую на общее собрание.

В спальне возилась в кровати Маша. Одолевали мысли. Невесёлые. Не давали спать. Марта легла Маше на живот и тогда она, наконец, заснула.

Ей приснилось комсомольское собрание в раю, что это рай, было понятно с первого взгляда. Маша с интересом оглядывалась вокруг: она находилась в центре чего-то из облаков, по форме напоминающего колизей. Босые ноги утопали в ядовито-зелёной траве, Маша всегда спала только без одежды и, как была голая, так и стояла в центре арены, не испытывая при этом ни малейшего шевеления стыда, во первых, это сон, во-вторых, кругом одни ангелы, а они, как известно, бесполые, хотя и комсомольского возраста. Маше показалось, что под травой она ощущает холодную поверхность, её подозрения подтвердились, когда она нащупала ногой два больших кольца, прямо под тем местом, где она стояла.

На ступенях из облаков, как студенты на собрании, сидели ангелы с самыми разными выражениями ангельских лиц. Ангельские лица показались Маше вполне обыкновенными молодыми лицами, она увидела нескольких японцев, с десяток негров, кучу таджиков или узбеков или казахов, кто их разберёт, и человек пятнадцать лиц кавказской национальности, темпераментных и наглых. Там же топтались и били копытом несколько пегасов, трое кентавров соображали что-то, пригнувшись и повернув крупы к остальным, пятеро сфинксов лениво дремали, на последнем ряду громко разговаривали грифоны с единорогами, и ещё четверо химер играли в преферанс, оттуда доносился гогот и одобрительные высказывания типа «отлично схожено, отец Мисаил».

Перед ней в первом ряду на облаке цвета грозы сидел похожий на ректора мужик в возрасте, с седой щетиной на благородном лице, Маша стала раздумывать, прикрыться ей ладошками или нет, в это мгновение она почувствовала, что на ней её домашнее самое любимое большое полотенце с розовыми слониками. Она обернула его вокруг груди и оно закрыло её до колен.

Стоял шум, похожий на гул пчелиного роя. Толстый ангел с дебильным лицом дунул в трубу, как будто чихнул слон, и воцарилась тишина. Подплывшее облако мягко поддало Машу сзади под коленки, она плюхнулась и, как маленькая девочка, покачалась на облаке. Худенький чернявый ангел подошёл к Маше и встал позади неё за правым плечом. Стихарь ему велик, поручи вообще всё время падали, он без конца наклонялся и подбирал их. Правое крыло было больше левого, а нимб всё время сваливался набок и ангел нервно поправлял его. Чегой-то ангел хранитель у меня какой-то унылый, – подумала Маша, но из вежливости скромно улыбнулась ему, но тот отвёл глаза и сделал вид, что не знает её.

– Разрешаю открыть собрание, – сказал строгим голосом Бог, – Метатрон, глас божий, изложи повестку дня!

– Какой, блин, Метатрон, – вполголоса занудил за спиной у Маши ангел, – у нас тут православие, а не иудаизм.

– Извините, – закашлялся Бог, – тьфу, чёрт, совсем зарапортовался, перед вашим-то собрание у евреев было, обсуждали Каббалу, давай, как его, Аваддон!

Тот, гремя цепью с ржавым ключом, ключ от бездны, – припомнила Маша, – встал со своего места и басом прочитал по листочку:

– Повестка дня, то есть повестка сна: 1. Низложение ангела хранителя рабы божией Марии. 2. Выборы нового ангела хранителя для означенной Марии же. Товарищи, напоминаю, ангел хранитель считается избранным, если за него проголосовало более пятидесяти одного процента вменяемых ангелов.